Элеоноре, не знавшей местного наречия, было очень сложно понять все ее обязанности хозяйки. Морланд регулярно осыпал ее проклятиями, не удосуживаясь узнать, почему, собственно, она что-то не выполнила. До этого большая часть распоряжений по дому исходила от него, но теперь, когда он купил своему сыну жену, он хотел немедленно свалить с себя эту ношу, но при этом не тратить времени на объяснения, странным образом ожидая результата. Слуги с удовольствием подыгрывали старому хозяину и игнорировали свои обязанности еще до того, как Элеонора имела возможность выяснить, кто и что должен был сделать. Если гас огонь, или не привозили молоко к дому, или рыбу не подали на обед в пятницу — за все получала упреки Элеонора. Она не знала йоркширского наречия, а то, чему она вынужденно обучилась, большей частью нельзя было произносить в приличном обществе.
Во-вторых, запомнив круг своих обязанностей, Элеонора не могла добиться выполнения приказов, так как не говорила на одном языке со своими слугами. В этом отношении, правда, она получила неоценимую помощь от своих друзей, которых привезла из Дорсета. Жак, обслуживавший господские столы всю свою жизнь, знал очень много о ведении домашнего хозяйства. В частности, он привык высчитывать, сколько надо еды большому числу людей. Будучи поваром, самым высокооплачиваемым слугой, и обладая резким характером и командирскими манерами, он легко добился уважения йоркширской прислуги.
Джо, молодой, схватывающий все на лету, быстро выучил языки часто выступал в роли переводчика для Элеоноры; его услуги требовались настолько часто, что вскоре он был переведен из конюшни и назначен личным пажом хозяйки.
И конечно же, незаменимой, всепонимающей и безмерно любящей помощницей Элеоноры, ее утешением и поддержкой была Габи. В глазах Габи Элеонора была всегда права.
Хотя задача, поставленная перед Элеонорой ее новым статусом, была не из легких, ей нравилось преодолевать трудности. Судьба бросила ей вызов, и она его приняла, потому что это закаляло ее характер. Самой невыносимой частью замужества Элеоноры оказалось то, что подразумевалось под исполнением «супружеского долга». Пока она работала, волновалась, отдавая многочисленные распоряжения и следя за их выполнением, он могла забыть о предстоящей вечером встрече с мужем на территории их супружеской спальни. Элеонора с легкостью выбрасывала эти мысли из головы еще и потому, что Роберт сам не сталкивался с ней в течение дня, стараясь избегать встреч. Морланд был даже приятно удивлен энергичным стремлением сына проводить все время на ферме. Но наступал вечер, и после ужина им предстояло разделить компанию друг друга. Эти часы были мучительными для обоих, так как их мысли были направлены только на необходимость исполнить пресловутый супружеский долг, который в данном случае скорее можно было назвать «супружеской борьбой».
Каждую ночь, на плотно задрапированной кровати, Роберт набрасывался на нее, стиснув зубы, а Элеонора лежала напряженная, переживая физическую и моральную боль и стараясь не проронить ни звука. Благо, страдания длились недолго, так как страсть Роберта удовлетворялась, едва он прикасался к ней. Остальную часть ночи они беспокойно спали, стараясь держаться как можно дальше друг от друга, лежа по разные стороны кровати. Хотя Роберт и любил, и страстно желал ее, он скорее отказался бы от такой близости совсем, так как удовольствие совершенно омрачалось мыслью о том, что Элеонора ненавидит и презирает его. Но он считал своей обязанностью продолжать эти ночные взаимные истязания, пока она не объявит о своей беременности. Его отец, он знал, ожидал от него результата как можно скорее, и страх Роберта перед отцом перевешивал боязнь презрительного взгляда жены.
Из-за такой чудовищной дисгармонии Элеонора с огромным облегчением услышала о предстоящей разлуке с мужем на одну ночь. В канун дня святого Мартина Морланд объявил о том, что они уедут. Они закончили ужинать и собрались в холле вокруг очага. Морланд занимался починкой сбруи, а Роберт вслух читал Чосера. Элеонора и Габи, сидевшие с веретеном у огня, занимались шитьем рубашек. Работники пили и тихонько пели, сидя вдалеке от очага.
Когда Роберт дошел до конца рассказа, Морланд дал ему знак остановиться и сказал Элеоноре:
— Ну что ж, госпожа, завтра мы уезжаем в Лейсестер на ярмарку по случаю праздника. Так что можете приготовить список всего необходимого, что надо купить. Роберт и я прихватим с собой пару человек, мы заночуем в Лейсестере, а вы здесь будете за хозяйку. С вами останутся люди для защиты в случае чего, так что вам нечего бояться.
— Я и не боюсь, сэр, — ответила Элеонора голосом, исполненным достоинства. Ей будет дарована ночь спокойного сна, без этого молчаливого терзания ее тела! Она старалась не выдать своей радости. — Действительно, есть масса вещей, которыми нам необходимо запастись. Прошу прощения, но я буду вынуждена вас покинуть, потому что должна согласовать этот список с Жаком.
— То есть вы не знаете, чего нам не хватает? — спросил Морланд язвительно.
— Сказать вот так, на ходу, у меня не получится, да и никто бы не смог, — парировала Элеонора в таком же тоне.
Роберт привык к скрытности своего отца. За день до сватовства он еще не подозревал, что отец уже решил, когда и на ком женить сына. Поэтому для Роберта было настоящим потрясением, что Элеонора посмела не смолчать. Морланд лишь повел бровью и пропустил ее ответ мимо ушей. Ему нравилось, что невестка в карман за словом не лезет.
— Я надеюсь, вы употребите ваше время с пользой, — сказал он наконец, — и не будете сидеть без дела только потому, что ваши муж и отец не имеют возможности наблюдать за вами.
— О да, я намерена употребить это время с пользой и организовать мытье служанок.
— Мытье? — воскликнул Морланд, взрываясь.
— Да, — ответила Элеонора твердо. — Я обнаружила вчера, что ванна захламлена, но ее легко очистить. Мы зажжем огонь в кухне, принесем много горячей воды. Пока мужчины будут в холле, все женщины смогут искупаться в кухне.
Она говорила, не останавливаясь, убежденно и настойчиво, потому что запах, исходивший от некоторых служанок, был слишком большим испытанием для ее обоняния.
— Габи и Джо будут стоять у дверей, чтобы не допустить в кухню мужчин.
— Вам надо будет поставить их с другой стороны, чтобы женщины не разбежались только при виде ванны, — расхохотался Морланд.
— Вполне возможно, но женщин легче убедить в необходимости купаться. Да и с мужчинами будет легче справиться, когда наступит их очередь в пятницу.
— Черта с два! — На этот раз в голосе Морланда не было и следа смеха. — Вам, конечно, чего только не придет в голову, но, кажется, вы забыли, кто хозяин в этом доме.
— А вы, кажется, забыли, кто хозяйка в этом доме! — ответила Элеонора с жаром. Неожиданно она получила увесистый удар по голове. Она вскрикнула и невольно обхватила голову руками. Роберт привстал со своего места, протестуя.
— Отец! — вскричал он в ужасе.
— Что, тебе тоже не терпится получить? — Морланд утихомирил его одним своим взглядом. — Я вполне справлюсь с тем, чтоб проучить вас обоих. Так что советую впредь этого не забывать. Мадам, похоже, решила, что может тут гонять моих слуг, как собака овец. Так пусть вспомнит, что мы делаем с теми, кто портит наших овец.
Элеонора, у которой все еще шумело в голове от удара, процедила сквозь зубы:
— Вы постоянно твердите мне, что следить за домом — это моя работа. Так вот, я не позволю, чтоб меня окружали слуги, от которых несет хуже, чем от ночного горшка. Мои слуги приучены купаться еженедельно, и это моя обязанность обеспечить им чистоту.
— Элеонора. Не надо… — начал Роберт, но оборвал сам себя на полуслове. Однако она лишь метнула на него яростный взгляд.
— Я не буду молчать, когда мне положено говорить, — отрезала Элеонора. — Если уж вы можете меня винить, то дайте прежде право действовать.
Минуту в комнате царила напряженная тишина — Элеонора и ее свекор пристально смотрели друга на друга, разделенные огнем очага. Затем Морланд пожал плечами и вернулся к своему занятию.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Может, правда ваша. Вы будете купать слуг, когда вам вздумается, а я — поучать вас, когда мне вздумается. — Последние слова содержали явную угрозу, и оба это понимали. Морланд продолжал: — В конце концов, вреда это им не принесет. Сам вот я купаюсь, когда мне вздумается, и ничего.