Он взял ее за руку и потянул к себе. Она рванула с его головы шляпу и убежала, чтобы он погнался за ней. Генри нагнал ее возле места, где паслись их лошади, и обнял, совершенно забыв о своем недовольстве ее поведением.
— Ты ведьма, — пробормотал он, глядя ей в лицо.
Сесиль не могла назваться красавицей в классическом понимании этого слова: у нее было широковатое лицо, курносый нос, а рот слишком велик. Но все равно от ее привлекательности захватывало дух, настолько она казалась живой и милой. Тому, кто ее любил, ее лицо не могло не казаться прекрасным.
— Нет, не ведьма. Я просто одна из Морландов. И я должна отправляться немедленно домой, иначе меня выпорют.
В июле была запланирована большая церемония: тела герцога Йорка и графа Рутленда предполагалось эксгумировать в Понтерфакте и перевезти в Фазерингей для перезахоронения с почестями, подобающими отцу и брату короля. Эта обязанность была возложена на милорда Глостера, которому поручалось выступить официальным представителем двора, но в последнюю минуту король объявил, что он тоже будет присутствовать на церемонии. Очевидно, он хотел на время сбежать из Лондона, где как раз свирепствовала эпидемия оспы, которая, похоже, пока не собиралась утихать. Вполне возможно, что король желал присутствовать на церемонии перезахоронения, поскольку ожидался приезд именитых гостей, в том числе и послов многих иностранных держав.
Элеонора была приглашена на похоронную церемонию и последующее поминание, которое устраивалось в поместье Фазерингей. Ее сопровождали Эдуард и Сесилия. Лорд Ричард лично вручил ей приглашение, когда они встретились в городском холле в один из его частых приездов в Йорк.
— Насколько я понял, ожидается приезд гостей из посольства Франции, — сказал он ей. — Среди них будут Гулом Ресто и Луиде Марафи, купцы из славного города Руана, но с ними прибудет и некий купец из Амьена, чье имя выскочило у меня из головы…
— Неужели Трувиль, ваша светлость? — смеясь, спросила Элеонора.
— Вот именно. Каким-то образом ему удалось затесаться в эту компанию. Как он это сделал, ума не приложу. Не удивлюсь, если узнаю, что к этому проложил руку Эдуард. Он поразительно сентиментален. Поскольку Фазерингей находится по дороге в Йорк, то, я уверен, Трувиль будет счастлив нанести вам визит и своими глазами увидеть, кого произвела на свет его дочь.
Элеонора недовольно поморщилась, а затем сказала:
— Вы когда-нибудь видели этого Трувиля? Вы знаете его? Действительно ли невооруженным глазом видно, что он простолюдин?
— Я никогда не видел его, — извиняющимся тоном произнес Ричард, — но я слышал, что он вполне приличный человек. По крайней мере, у него репутация честного гражданина. Его ни за что не включили бы в число приглашенных, если бы его происхождение и манеры оставляли желать лучшего. Утешьтесь тем, что я приму его как гостя. Наверняка вы сможете последовать моему примеру?
Услышав это, Элеонора почувствовала себя пристыженной и тут же попросила прощения.
Кортеж покинул Понтерфакт двадцать четвертого июля, тела везли в великолепной колеснице, украшенной гербами Англии и Франции. Создавалось впечатление, что герцогу воздают почести, как королю. В колесницу впрягли шестерку вороных лошадей, украсив им гривы и покрыв богатыми попонами. Герцог Глостер следовал за катафалком, одетый в траурные одежды. Двадцать девятого июля процессия достигла поместья Фазерингей. Здесь тела были преданы земле после проведения торжественной службы, а затем в замке устроено грандиозное поминание, на котором присутствовал король.
Герцог Глостер вел себя на поминании очень сдержанно, держась несколько в стороне, так как его очень взволновала предшествующая церемония. Он хотел тихо посидеть с друзьями, но все равно нашел время приветствовать Элеонору, Эдуарда и Сесилию. Отец Джакозы был представлен семье. Ричарда немало позабавило, когда он наблюдал, как Элеонора разрывалась между желанием соблюсти приличия и явным нежеланием общаться с представленным ей гостем. Еще более забавным делал эту ситуацию тот факт, что французский у Элеоноры был намного лучше, чем у Эдуарда. Сесилия же практически им не владела, поэтому француз, естественно, обращался исключительно к Элеоноре. Тем не менее, Элеонора нашла время обсудить с членами своей семьи все последние новости из Лондона: там появилось новое изобретение господина Кокстона — печатный станок, который был установлен в Вестминстере. Говорили, что с его помощью можно изготовить столько экземпляров книги, сколько пожелаешь, и происходит это в мгновение ока. Изобретение Кокстона грозило оставить без работы тысячи писарей. Следующей темой для обсуждения стала оспа, ежедневно уносившая жизнь многих людей. Считалось, что в Англию ее завезли из Франции на каком-то торговом корабле.
Тридцать первого числа того же месяца Морланды отправились в Йорк, и Трувиль поехал вместе с ними. Он очень старался произвести хорошее впечатление, поэтому расточал похвалу по любому поводу: хвалил окружающий пейзаж, тучных овец, восхищался здоровым видом крестьянских детей и красотой англичанок. Про себя Элеонора порадовалась тому, что они не встретили по дороге разбойников (после возвращения армии из Франции в стране было неспокойно), иначе Трувилю пришлось бы искать повод похвалить и их.
Как бы ни относилась Элеонора к французу, наблюдать сцену встречи отца и дочери было очень трогательно. Они уже думали, что им никогда не суждено будет встретиться вновь — и вдруг это произошло, к тому же отец Джакозы познакомился с ее новой семьей. Трувиль впервые увидел своего внука, будущего наследника богатства Морландов. Полю исполнилось три месяца, и он рос здоровым малышом, несмотря на то что был маленьким и имел желтоватый цвет лица. Джакоза снова была беременна, словно решила таким образом развеять все сомнения в отцовстве Нэда. Это известие потрясло господина Трувиля. Он был в восторге оттого, что его дочь с таким рвением взялась за выполнение своей обязанности рожать Морландам наследников. В разговоре он часто возвращался к этой теме — настолько часто, что Элеонора сочла это переходящим всякие рамки приличия.
На следующий день после их приезда из поместья Фазерингей в честь господина Трувиля был устроен торжественный обед. Среди приглашенных были пара гостей, несколько представителей городской знати и друзья семьи, включая Дженкина Баттса и двух его сыновей. Все было организовано с величайшим размахом. Слуги, одетые в ливреи, были расставлены на каждом углу под строгим присмотром Джо, который стал седовласым и тонким, как трость, но не утратил своей проницательности и сметливости. Кроме того, обед должен был проходить под аккомпанемент музыкального квартета и хора из шести мальчиков.
Жаркое августовское солнце пробивалось сквозь витражи в холле. Чтобы гостям было прохладно, два маленьких мальчика приводили в действие придуманную Джо гениальную конструкцию, похожую на огромный веер, благодаря которому создавалось постоянное движение воздуха. Двери оставили открытыми, и во дворе, залитом солнечным светом, слышалось воркование голубей на свесах крыши. Собаки мирно дремали, если могли найти хотя бы полоску тени. Стены холла были украшены свежими зелеными ветвями, наполнявшими дом ароматом леса. Под ними сидели гости, болтая и веселясь от души. Яркие краски их шелковой одежды отливали блеском.
Повсюду царили гармония и роскошь, а если что-то и нарушало их, то замечал это только наблюдательный Джо и молча давал знак Элеоноре. Нэд, счастливый молодой отец, давно успел благополучно забыть, как выглядит его тесть, поэтому прибытие Трувиля стало для Нэда настоящим шоком, и он, как мог, старался с ним справиться. Нэд по-новому, с некоторым неудовольствием, смотрел и на свою пышечку-жену, лицо которой стало еще круглее, а кожа лоснилась от жира. Здесь же сидела и Сесиль, а рядом с ней — ее жених Томас Баттс. Сесиль разговаривала с ним надменно и держалась несколько отчужденно. В это же время она успевала заговорщически поглядывать своими чуть раскосыми кошачьими глазами на красавчика Генри.
После обеда гости отбыли, за исключением семьи Баттсов, которых пригласили остаться на ужин. Все вышли на свежий воздух прогуляться и посидеть в саду. Элеонора прохаживалась с Дженкином по саду, где были высажены разные лекарственные травы, — они, как всегда, обсуждали свои дела. Дженкина очень интересовала система размещения всего производственного цикла под одной крышей, которую внедрила у себя Элеонора. Они могли обсуждать улучшение этой системы часами. Эдуард ушел по делам, прихватив с собой Рейнольда. Сесилия и Хелен в сопровождении братьев Баттсов направились в итальянский сад и сидели там у фонтана, не переставая болтать и смеяться. Понаблюдав немного, как играют дети, Сесиль вскоре заскучала и ускользнула куда-то.