Затем тридцатого декабря, ровно через восемь месяцев после рождения Поля, у Джакозы начались схватки, через несколько часов они закончились появлением на свет еще одного сына, маленького и хрупкого мальчика, которого решили немедленно окрестить и назвать в честь отца Эдуардом.

Ани, которая ухаживала за Джакозой, была сильно огорчена таким исходом и сказала Элеоноре:

— Она уже дважды не дотянула до положенного срока. Похоже, с ней что-то не так. Боюсь, так будет всегда.

— Что с ребенком? — спросила Элеонора.

— Он может и не выжить. Такой маленький и слабый. Будь сейчас лето, можно было бы надеяться, а в этом холоде он долго не протянет.

Сесиль, приехавшая в дом родителей на рождественские праздники со своим мужем и свекром, продемонстрировала неожиданную доброту к Джакозе: она подолгу сидела в ее комнате, стараясь развеселить несчастную разговорами. Она даже пыталась занять ее чтением вслух «Истории Трои», напечатанной на чудо-прессе мистера Кокстона в Вестминстере. Эта одна из первых изданных книг, очень дорогая, была подарком Томаса своей жене на Рождество. Книгу сумел достать и переслать Генри, который теперь обосновался в Лондоне. Сесиль была чрезвычайно горда таким вниманием и рада возможности похвастаться книгой. Она сама теперь ждала ребенка, поэтому не могла не сочувствовать своей невестке, которую раньше почти не замечала.

Джакоза не поправилась так скоро, как после первых родов. Ее состояние резко ухудшилось, когда третьего января ее крошка-сын покинул этот неприветливый холодный мир, ставший слишком большим испытанием для его маленького хрупкого тельца. Зима в тот год была особенно суровой. Несмотря на огонь, постоянно горевший в камине, несмотря на меховое покрывало на кровати, Джакоза никак не могла согреться. Она лежала, дрожащая и несчастная; ее приободряли лишь частые посещения Сесиль. Джакоза снова и снова переживала тот день, когда поддалась искушению и пошла за красивым английским солдатом, от всей души теперь жалея, что не повела себя иначе.


В январе пришла новость, что Чарльз Бургундский мертв. Он не оставил после себя сыновей, поэтому его единственной наследницей оказалась Мэри, его дочь. Эта весть была воспринята как настоящая драма, потому что города Фландрии считались важными для английской торговли тканями. Бургундия всегда выступала союзницей Англии и противницей Франции. Король Франции, узнав обо всем, немедленно объявил о присоединении бургундских земель к французской короне, приготовившись ввести на эти территории войска, чтобы защитить свои интересы. Если бы французская интрига удалась, это могло бы парализовать всю английскую торговлю. Король созвал совещание, и Ричард Глостер покинул свой замок и помчался верхом на встречу с братом. Эдуард находился в городе, когда мимо промчался кортеж. Он привез в Морланд-Плэйс свежую новость о том, что королю грозит еще одна опасность, но известно это лишь немногим: Джордж Кларенс, недавно овдовевший, уже вел переговоры по поводу женитьбы на Мэри Бургундской. Он снова решался на одну из своих безумных и опасных выходок, имевших целью украсть корону у брата.

— Однажды король прозреет и поймет, что нет конца порокам этого человека, — предсказала Элеонора. — Есть предел даже братской любви, и я удивлена только тому, что он до сих пор не переступил его.

— Насколько я понял, лорд Ричард не знает об этих слухах, никто не осмеливается сказать ему, ведь это может разбить ему сердце, — сказал Эдуард.


В конце марта холода наконец прекратились. С резким наступлением теплой погоды Морланд-Плэйс погрузился в бесконечные туманы. Джакоза все еще выздоравливала после родов, и Ани поделилась с Элеонорой своими опасениями, что жена Нэда уже никогда не поправится. Действительно, Джакоза была погружена в постоянную меланхолию, которая лишила ее прежнего спокойствия и добродушия. Нэд спал отдельно, и хотя делалось это для ее же блага, но в результате только усилило ее депрессию. Дело в том, что для Джакозы Англия была приятной страной, пока она связывалась в ее сознании с любовью Нэда. Теперь, когда она думала, что он разлюбил ее, жизнь уже не доставляла ей удовольствия.

Теплая туманная погода принесла с собой обычный «урожай» кашля и простуды. Гораздо серьезнее казался новый всплеск эпидемии оспы, охватившей в прошлом году Юг. На этот раз эпидемия приближалась к их дому. Она началась в Ковентри, а потом перекинулась на Морланд-Плэйс, выбрав самого слабого. Сначала болезнь не заметили: Джакоза постоянно чувствовала недомогание. Лишь случайно Элеонора обнаружила, что она серьезно больна. Однажды она вошла в комнату, когда Сесиль читала, по своему обыкновению желая утешить Джакозу. Элеонора намеревалась отправить внучку домой.

— Твой муж начнет удивляться, зачем он женился, если все свое время ты проводишь здесь, — весело произнесла она, а затем обернулась к Джакозе: — Как ты сегодня чувствуешь себя, дорогуша? Ты выглядишь значительно лучше, у тебя даже появился румянец.

Она наклонилась, чтобы отбросить волосы от лица Джакозы.

— Ты же вся горишь! — воскликнула она, приложив руку к ее лбу. Вдруг она увидела безошибочные признаки страшного недуга: маленькие, как луковички, подкожные нарывы.

Она побледнела, а Сесиль, увидев, как изменилось ее лицо, закричала:

— Бабушка, что такое?

Элеонора приложила палец к губам, потому что Джакозу нельзя было беспокоить. Она многозначительно указала на ее лоб.

Сесиль приложила руку ко лбу Джакозы, почувствовала нарывы, а затем ее глаза расширились от ужаса и она резко отдернула руку.

— Боже милосердный, спаси и сохрани! — она машинально перекрестилась, шепотом произнося слова. — Оспа… Мой ребенок! Я была с ней все время. О бабушка…

— Шшш! — Элеонора предупреждающе подняла руку. — Ее нельзя расстраивать. Выходи. Я сейчас присоединюсь к тебе.

— Что такое, бабушка? — спросила Джакоза, почувствовав беспокойство вокруг себя.

— Нет, ничего. Тебе надо отдохнуть. Сесиль чувствует себя нездоровой. Я лучше пришлю к тебе Ани. Ложись и не беспокойся.

Джакоза снова опустилась на подушки, но ее уже охватило лихорадочное состояние, так что она с трудом понимала слова Элеоноры. Она пробормотала что-то на французском — английский улетучился у нее из головы, как только ее настиг первый приступ болезни. Элеонора тихо вышла из комнаты, но Джакоза вряд ли обратила на это внимание. Сесиль ждала бабушку у двери. Она была вся в слезах.

— О бабушка, что теперь делать? Я точно заразилась от нее, ведь я была с ней все время. Ребенок, Боже, я потеряю ребенка… Зачем она появилась в нашей жизни, эта французская сучка?! Почему Нэд не женился, как нормальный человек, на нормальной приличной англичанке?! Что мне теперь делать, что же теперь будет…

— Замолчи. Иначе я тебя ударю, Сесиль, — резко оборвала ее Элеонора. — Во-первых, нет такой уж вероятности, что ты обязательно заболеешь оспой. Нет никой опасности и для ребенка. Но теперь тебе нельзя покидать дом, иначе ты можешь разнести инфекцию. Ты останешься здесь, пока опасность не минует. Джакоза слабая и больная, а ты молодая, сильная и здоровая. Ты выпьешь напиток, который я заварю тебе прямо сейчас, и будешь держаться подальше и от Джакозы, и от остальных членов семьи. Через неделю ты будешь в полной безопасности и поедешь домой. Теперь иди и позови ко мне Ани, а потом отправляйся в зимнюю гостиную, сиди и жди моего прихода.

Сесиль ушла, немного успокоенная словами Элеоноры. Вскоре появилась Хелен.

— Ани чувствует себя нехорошо, — сказала она, — она прилегла, а я подумала, что если плохо Джакозе, то вам понадоблюсь я, а не одна из горничных.

Элеонора рассказала ей о случившемся, и они не стали скрывать друг от друга страха, который ясно читался в их взглядах.

— И Ани тоже. Я молю Господа, чтобы это было не так.

— Мы все должны уповать на Господа. Матушка, как вы думаете, Сесиль может заразиться?

— Не знаю. У нее хорошие шансы, ведь она молодая и сильная. Но… не знаю. Хелен, я не хочу, чтобы ты находилась в этой комнате. Я сама справлюсь, а Беатрис мне поможет. Я не могу допустить, чтобы ты заболела.

— Нет, матушка, — твердо ответила Хелен. — Я лучше разбираюсь в травах, и вы это знаете. Вместе мы справимся.

Элеонора посмотрела на дочь с искренней признательностью: