Элеонору невольно передернуло, когда она услышала, что это создание может называться ее «невесткой». Она произнесла, сделав над собой усилие:
— Я постараюсь, насколько это в моих силах. Но она должна вести себя, как принято у нас. Я не могу поставить все с ног наголову только потому, что у нас появился новый человек.
— Она научится, без сомнения. Она очень легко приспосабливается, ведь она еще совсем юная. Ей нет еще и четырнадцати.
— Боже милосердный, — сказала Элеонора с состраданием.
Ребенок Констанции родился через неделю после их прибытия в Морланд-Плэйс. Всех это событие застало врасплох, так как девушка не могла вразумительно объяснить, когда ожидает появления на свет ребенка. Роды были быстрыми и легкими. У Ричарда родился мальчик, маленький, смуглый, темноволосый и темноглазый. «Как обезьянка», — с отвращением прокомментировала Сесилия.
Констанция ввела всех в состояние шока, когда через несколько часов после родов спустилась вниз. Она искренне не понимала, почему должна находиться в комнате целую неделю, ждать священника, а не может присоединиться к приятной компании. Неприличным им показалось и то, как легко ей дались роды. Казалось, она пришла в себя немедленно с первым вздохом ребенка.
— Как животное, — прокомментировала Сесилия. — Я представляю ее работающей в поле и рожающей ребенка легко и просто, как овца. Для женщины это прямо стыд какой-то.
Ричард же был рад тому, как прошли роды. Он не скрывали гордости поведением своей жены. Ребенка он назвал «красавчиком» и решил дать ему имя Элиджа, несмотря на яростное сопротивление семьи.
— Элиджа Морланд, — со вздохом произнесла Элеонора. — Представить себе не могу.
Но она прекратила бороться. Теперь она мечтала только о том, чтобы они поскорее покинули поместье, иначе жизнь его обитателей превратилась бы в одно сплошное недоразумение. Однако к новорожденному Элеонора испытывала самые теплые чувства.
Единственным человеком в доме, который полюбил Констанцию, был Нэд. Он заинтересовался ею настолько, что проводил с ней много часов вечерами.
— Она такая необычная, — пытался оправдаться он перед родителями. — Она не очень хорошо говорит по-английски, но с успехом обходится даже малым запасом слов. И ей есть что рассказать. Она поведала мне о своих героических предках и о битвах, в которых они участвовали против других племен. У них, оказывается, есть много всяких древних баллад и легенд.
— О да, мы видели, как ты часами разговаривал с ней, — сердито бросила Сесилия. — А мог бы и вспомнить, что она чужестранка, что она чужая жена, поэтому ты не должен с ней так много общаться. Ты подаешь плохой пример Маргарет.
— О, не волнуйтесь, Маргарет ее терпеть не может. Она скорее умрет, чем заговорит с Констанцией.
Затем Нэд обнаружил, что она хорошо ездит верхом. Он начал манкировать своими обязанностями и постоянно вывозил Констанцию на торфяники.
— Ей нужен свежий воздух, — опять пустился он в объяснения с родителями, доведенными до крайней степени раздражения. — Она не выносит быть запертой в четырех стенах.
— Так пусть Ричард займется ею, — отвечали они. — У тебя есть работа. Это неправильно, что вывозишь ее ты и вы проводите столько времени наедине. Кроме того, она ездит без седла, что просто неприлично. Она светит ногами, как публичная девка.
— Да она не умеет ездить в седле. Она так хорошо держится верхом и может справиться с любой лошадью, даже с самой строптивой! Наверное, у нее здорово получается их объезжать.
Его восторги по поводу Констанции не знали границ, но Ричард, которого просили положить конец этим выездам, только смеялся. Он сказал, что благодарен Нэду, который избавляет его от необходимости сопровождать жену и самому садиться в седло, от чего он уже давно отвык после своих долгих пеших странствий. Он добавил, что вполне доволен тем, что Господь даровал ему две ноги и ему не нужна никакая лошадь. Сесилии и Эдуарду только и оставалось, что надеяться, когда Ричард со своей половиной покинут дом. Они не могли не радоваться тому, что их приезд — это лишь короткий визит, который скоро окончится.
Перед Рождеством установилась непривычно теплая погода, и Элеонора начала думать, что Ричард с женой задержатся до весны. Она начала понемногу привыкать к присутствию в доме Констанции и даже находила некоторые положительные стороны в ее пребывании здесь: их ежедневные выезды с Нэдом на охоту обеспечивали дом свежей дичью, которая была приятным дополнением к солонине и запасам овощей, порядком надоевшим к январю-февралю. Но вот в конце января, несмотря на толстый слой снега и замерзшую землю, несмотря на ледяной ветер, Ричард и Констанция покинули Морланд-Плэйс пешком, как и пришли. С ними был их сын Элиджа, которому минуло только шесть недель.
Они не взяли с собой ничего, кроме хлеба и соленой рыбы, которых им должно было хватить на пару дней. Чтобы укрываться ночью, они унесли с собой длинный отрез грубой шерстяной ткани, днем Ричард нес ее, обернув ею плечи. Никто не пытался их остановить, но все равно чувствовалось печальное настроение членов семьи, которые собрались у двери, чтобы проводить пару. Они наблюдали за тем, как Ричард и Констанция оставляли на снегу маленькие темные следы.
— Как странно, — проговорила Сесилия, поворачиваясь, чтобы вернуться в дом. — Я рада, что они ушли. Она бы полностью перевернула весь наш дом, а какое влияние они могли оказать на детей, мне даже страшно представить.
Сесилия говорила так, словно пыталась убедить сама себя.
Элеонора осталась стоять на пороге дольше других, глядя на белую бескрайнюю равнину перед собой. Она обозревала ее отсутствующим взглядом, как будто пыталась понять что-то или увидеть то, что скрывается за горизонтом. Затем вздохнула и тоже повернулась к двери.
— Мы никогда не увидим их снова, — сказала она.
Осенью 1482 года Элеонора и Дженкин Баттс пришли к согласию по поводу брака Маргарет и Генри, которым к этому времени исполнилось восемнадцать и двадцать один. В таком возрасте мало кто оставался не в браке, особенно если учесть, что возможность их союза обсуждалась еще шесть лет назад. Элеонора потратила это время на поиски высокородных женихов, а Дженкин был доволен тем, что его сын все еще не женат и работает на него в Лондоне. Дженкин верил, что в конце концов ему удастся уговорить Элеонору согласиться на этот брак.
В декабре Генри прибыл на Рождество в Морланд-Плэйс, чтобы отпраздновать свадьбу. Это был его первый приезд из Лондона с тех пор, как отец отослал его из дому, чтобы разлучить с Сесиль. Генри приехал на великолепной лошади через два дня после праздника святого Николая в сопровождении слуги и был одет так роскошно, что даже Элеонора была поражена.
— Возможно, этот союз окажется более выгодным, чем я полагала, — прошептала она на ухо Эдуарду.
Эдуард, который считал себя знатоком моды, почувствовал, что ему могут утереть нос, поэтому отозвался очень язвительно:
— В его одежде цветов больше, чем у попугая.
Однако Генри продемонстрировал такие хорошие манеры, что за короткое время сумел очаровать всех членов семьи. Маргарет считала его самым красивым и изысканным джентльменом, которого ей только доводилось видеть. Она буквально молилась на свою счастливую судьбу. С ней Генри был особенно галантен, как и полагалось жениху. Он с огромным облегчением увидел, что она очень красива, так как боялся, как бы его невеста не оказалась уродиной, которую никто до сих пор не захотел взять в жены.
Некоторое напряжение возникло, только когда приехали Томас и Сесиль со своими детьми, четырехлетней Анной и двухлетней Алисой. Все ждали этого Рождества с некоторой опаской, размышляя о том, как может пройти встреча двух бывших влюбленных. Томас и Генри очень тепло поздоровались друг с другом, а Генри и Сесиль лишь обменялись формальным поцелуем и прохладным приветствием. В их взгляде читалось любопытство, но мимолетное, потому что они тут же разошлись в разные стороны. Ничто не шевельнулось в их памяти. Генри с недоумением думал о том, как он мог быть увлечен этой простушкой, этой довольной собой домохозяйкой, которая напомнила ему Сесилию. Она даже располнела после родов в точности, как ее матушка. Маргарет была намного красивее, живее и милее. Сесиль же подумала, что Генри слишком ярко одет. Связывая его внешний вид с характером, она предположила, что он самовлюбленный и ненадежный человек, которого и рядом нельзя поставить с ее дорогим Томасом. Момент встречи, который так страшил всех, прошел в высшей степени удовлетворительно. Их былая любовь умерла. Ее можно было похоронить и забыть.