Дженет Таннер - Дитя каприза

– Как она оказалась в шлюпке? – спросила Мария, уже догадываясь, каков будет ответ.

– Разумеется, это я ее туда посадил – соврал, что в двигателе какие-то неполадки и что следует покинуть яхту. Сказал, что сойду вслед за ней. А вместо этого включил двигатель и на полной скорости направился к материку, где сошел на берег, заложил взрывчатку и с помощью автоматического управления отправил яхту назад в море. Чистая работа, не правда ли?

Подбери кто-нибудь Полу, она подтвердила бы, что на яхте были неполадки и что я предупредил о возможности взрыва, когда высаживал ее в шлюпку: Ну а если бы ее никто не подобрал, что же, любому было бы ясно, что мы оба погибли при взрыве яхты.

– Какой же ты негодяй! – тихо сказала Мария. Грег пожал плечами.

– Она сама на это напросилась – шантажировала меня, угрожала, что не даст мне выехать из страны, если я не возьму ее с собой. Ей действительно было кое-что известно о моих финансовых делах. Она, должно быть, рылась в документах у меня на квартире. Возможно, конечно, что она блефовала, но я не имел права рисковать. И поэтому я решил, что проще всего будет взять ее с собой, а потом уже отделаться от нее. Так я и поступил.

– А вдруг бы ее подобрали и она рассказала бы, что ты уплыл, умышленно бросив ее?

– Никто бы ей не поверил, – заявил он, абсолютно уверенный в своей безнаказанности. – Подумали бы, что она лишилась рассудка в результате перенесенного потрясения. Решили бы, что я посадил ее в шлюпку, чтобы спасти ей жизнь, а сам остался на яхте, пытаясь ликвидировать неполадки – какие бы они там ни были, – а потом оказалось слишком поздно. Я, видишь ли, постарался рассчитать, чтобы во время взрыва яхта оказалась в нужном месте. Место взрыва было тщательно рассчитано, я учел даже отклонение от нужного направления. В любом случае это не имело значения, не так ли? Полу никто не подобрал. Могу лишь предположить, что она утонула в открытом море. Но поскольку меня там не было, я не знаю этого точно.

– Ты бездушная свинья, – сказала Мария. – То, что ты сделал, хуже убийства. Убийство, по крайней мере, означало бы быструю смерть.

Он снова пожал плечами.

– У тебя не хватило духу, а? У тебя не хватило духу убить ее быстро и чисто! Нет, ты бросил ее в утлой лодчонке в бушующем море. – Быстрым движением она достала пистолет из кармана. И рука ее больше не дрожала. – Я не такая уж белоручка, Грег. Ты заслуживаешь смерти – и я расправлюсь с тобой.

Что-то в выражении ее лица подсказало ему, что она не шутит. Даже под загаром его лицо побледнело.

– Не дури, Мария.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Мне давно следовало бы это сделать.

– Ты хочешь провести остаток жизни в тюрьме? Отдай пистолет! – Он сделал шаг в ее сторону. Мария отступила, продолжая держать его под прицелом.

– Мне все равно, мне теперь все безразлично, Грег. Моя жизнь кончена. Ты ее растоптал. Что бы ты ни говорил, ты убил Полу и пытался убить и меня. А теперь я хочу сделать так, чтобы ты никогда и никого больше не убил.

– Мария! – он рванулся к ней, и в этот момент ее палец напрягся и нажал на курок. Грег остановился с выражением изумления и ужаса на лице, а она выстрелила еще и еще раз. Он покачнулся и осел на пол, а Мария, не отрывая от него глаз, отступила к двери, все еще сжимая полностью разряженный пистолет. Кровь была повсюду – алые пятна расплылись на манишке его сорочки, алые пузыри выступили в уголках губ. Он корчился на полу, ловя ртом воздух и захлебываясь кровью. Мария стояла над ним, наблюдая его агонию, и не испытывала ничего, кроме торжества победителя и странного покоя.

Богу известно, что он это заслужил, и она, Мария, привела приговор в исполнение. Впервые за свою бесполезно прожитую жизнь она почувствовала, что властвует над ситуацией. Впервые она оказала услугу целому миру.

Когда наконец Грег затих, Мария спустилась по лестнице и подошла к телефону. Палец, которым она набирала цифры, был весь в крови.

– Говорит Мария Винсенти из Дарлинг-Пойнта, – сказала она, услышав голос дежурного полицейского. – Я думаю, вам следует поскорее кого-нибудь прислать сюда. Только что я застрелила Грега Мартина.

– Что будем делать, Мошка? – спросил Марк.

– Не знаю, – откровенно призналась Гарриет. Было уже поздно, очень поздно, но ни он, ни она и не думали ложиться спать, хотя Салли, бледная и расстроенная, сразу же после ужина ушла к себе. Гарриет и Марк всегда были очень дружны, а теперь сблизились еще больше, образовав одну команду, объединенные друг с другом теснее, чем просто узами крови.

– Как ты думаешь, Хьюго когда-нибудь окрепнет настолько, чтобы не сломаться, узнав правду?

Она беспомощно покачала головой.

– Кто знает? Он будет потрясен, узнав, что все это время Салли скрывала от него такие важные вещи. Такое трудно пережить, даже если бы он был совершенно здоров, потому что это поставило бы под сомнение искренность их отношений, а уж в его нынешнем состоянии..

Гарриет замолчала, представив себе отца таким, каким видела его при их последней встрече – слабого и больного.

– Салли, наверное, права, – продолжала она. – Это убило бы его. Хотя жить во лжи тоже ужасно. Представь, все мы знаем что-то, а он нет… Тебе не кажется, что это было бы для него оскорбительно?

Марк кивнул.

– Я тоже так думаю. – Он резко хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Как, черт возьми, она могла решиться на такое, Мошка? Я просто не понимаю.

– А я, мне кажется, понимаю, – сказала Гарриет. – Я думаю, все было именно так, как Салли сказала, – она обманывала себя, искренне считая, что делает это ради общего блага. И она панически боялась все потерять. Пола с самого детства затмевала ее. И она не могла рассчитывать, что папа ее не бросит, узнав, что Пола жива, а ей была невыносима мысль о разлуке с ним. Думаю, она в чем-то права. Если бы папа узнал правду, он привез бы Полу домой. Возможно, она была бы обречена провести всю жизнь в психиатрической клинике, но он не считал бы себя свободным. Возможно, она прожила бы еще долгие годы, ведя такую растительную жизнь. А он все равно считал бы себя обязанным хранить ей верность, потому что такой уж он есть и потому что он очень любил ее.

– И все равно… – Марк еще не был готов простить все матери.

– Не думаю, что ложь принесла больше счастья Салли, – сказала Гарриет. – Она неплохой человек, совсем не злой, просто, возможно, несколько слабовольный. Должно быть, происшедшее очень сильно отразилось на ней. Ведь чем дольше что-нибудь подобное скрывают, тем меньше возможность выложить все начистоту. С годами все труднее становится признаться в содеянном.

– Как все запуталось! Что за ужасная история – просто невероятно! Итак, вернемся к моему первому вопросу – что будем делать?

– Ты о папе? Ничего… пока. Придется подождать. А вот как быть с Терезой?

Марк покачал головой.

– Не знаю. Сам того не желая, я склоняюсь к тому, что Салли кое в чем права. Тереза не стремится выяснить, кто она на самом деле. Ее это не волнует, потому что она хорошо приспособилась к окружающему миру. Так есть ли смысл раскачивать лодку?

– Но ты говорил…

– Знаю. Не будь я влюблен в нее, возможно, было бы разумнее оставить ее в счастливом неведении. Но я люблю Терезу и, как я уже говорил Салли, не намерен жить во лжи. Кроме того… – Марк поднялся с кресла, достал сигарету из пачки, лежавшей на журнальном столике, и закурил, – … кроме того, ей не мешало бы помочь деньгами, мне кажется, мы обязаны хотя бы это для нее сделать. Она прекрасный модельер, Мошка, – талант она, очевидно, унаследовала от отца, – но ей приходится с большим трудом пробивать дорогу в жизни. Ей во что бы то ни стало нужна поддержка. Малая доля того, на что она имеет право по рождению, положила бы конец ее затруднениям, и она смогла бы сосредоточиться на том, что она действительно умеет делать. Отцу помогали в делах – сперва Грег Мартин – упаси нас Боже, от такого человека! – а потом Курт Экленд. Без них он ни за что не достиг бы нынешних высот. Тереза заслуживает того же, но не знает, на чью помощь может рассчитывать.

– Может быть, Салли… – начала было Гарриет.

– Уверен, что мать согласится, – сказал Марк с некоторой горечью. – Думаю, она с радостью выложит кругленькую сумму, хотя бы для того, чтобы успокоить угрызения совести, если мы пообещаем молчать о том, что знаем. НО я не могу себе представить, что Тереза примет деньги от какого-то неизвестного благодетеля, если не будет знать, почему ей их дают, а может быть, даже и в этом случае она их не примет. Она гордая. Ей нужно знать, что ей помогают как талантливому художнику, а не по какой-то другой причине.