Сколько раз она думала о его красивом лице, рисуя его в своей памяти? Сколько раз она хотела, чтобы эти глаза смотрели на нее, оценивали ее, любили ее?
Нет. Боже, сейчас она не могла углубляться в воспоминания. Она не могла любить Брейди сейчас. Она больше никогда не могла любить его снова. Она похоронила эти чувства, она похоронила их в темном, сыром месте, к которому никогда не сможет добраться. Барабанная дробь отбивала быстрый ритм у нее в груди, пока она пыталась вернуть себя в чувства.
Она просто должна пережить эту презентацию. А уже потом впадать в панику. До тех пор ей нужно держаться.
Лиз откашлялась и посмотрела в зал.
— Как я уже говорила, наша образовательная политика в своем нынешнем виде нуждается в модернизации. Студенты отлынивают, готовясь только к экзаменам, а не думая о себе. Некоторые исследования показали, что предыдущие поколения проявляли себя лучше, учась в университете, когда акцент ставился на дальновидность, а не на сдачу экзаменов.
Она пролистала пару слайдов, давая подробную информацию о работе политологов и журналистов, которые более внимательно уделяли внимания теме образовательной политики. Затем она изложила свои собственные наблюдения и выводы о роли социальных медия и журналистики, которые могли улучшить и переориентировать политическую программу.
— Эти изменения, с помощью политических журналистов, а так же при поддержке политиков, могут значительно улучшить не только систему среднего образования, но также и систему высшего образования.
Лиз подвела итог своей презентации, после чего села. Она чувствовала себя выжатой как лимон.
Помимо того неудачного эпизода, когда Брейди вошел в зал, она считала, что ее презентация прошла без заминок. Но Брейди все время не сводил с нее глаз. На самом деле, она чувствовала, как его шоколадно-карие глаза, которые когда-то заставляли все ее тело сгорать от желания, сверлили в ней отверстие. А она говорила о политике в области образования. Она всегда была не равнодушной к этой теме.
Сколько раз она спорила с Брейди об отстранении образовательной политики, которая могла принести пользу университетам в бюджетной сфере? И она долго думала, что он был за спонсоров, на которых он так сильно полагался…что просто хотел оказаться в центре внимания. Это было то, чего она никогда не могла понять, потому что она никогда не хотела этого для себя. Но затем, спустя время, она поняла, как ошибалась на счет Брейди.
А теперь было слишком поздно. Она ушла. Он был с другой. Она была с Хайденом.
Три следующие презентации она не слушала, после того как использовала свои пятнадцать минут. Она знала, что они обсуждали, потому что она работала ассистентом на коллоквиуме, но слова, которые они произносили, были для нее тарабарщиной. Единственное, на чем она могла сконцентрироваться, это на человеке, упорно стоящем в глубине зала.
— Большое спасибо всем выступающим, — произнесла професор Майрес, корда последний человек закончил.
Толпа начала аплодировать, и она подождала, корда зал затихнет, прежде чем снова заговорить.
— Все студенты проделали большую работу, и мы ценим ваши усилия. Поскольку у нас осталось еще немного времени, я бы хотела, чтобы вы могли задать ваши вопросы.
Несколько рук поднялись вверх, и профессор Майрес называла людей. Лиз ответила пару раз, как и все остальные. Отвечать на вопросы, безусловно, не было столь тяжело, как выступать с речью, хотя как репортер, она привикла сама задавати вопросы.
А затем она выдела как в дальнем конце зала поднялась рука, и у нее замерло сердце. О чем мог спросить Брейди? Это было вообще уместно с его стороны задавать ей вопросы?
— Конгресмен Максвелл, — назвала професор Майрес.
Ее голос прозвучал удивленно. Лиз сомневалась, что она ожидала того, что политик будет задавать вопросы.
Все взгляды устремились к нему. Если остальные были удивлены, так же как и профессор Майрес, то они этого не выдали.
— Да, у меня вопрос к мисс Доугерти, — официально произнес Брейди.
— Пожалуйста.
— Поскольку я являюсь действующим членом Комитета Образования в Конгрессе, — начал Брейди, его голос звучал ровно и сильно — какой самый важный фактор в вашем исследование могли выделить лично вы, чтобы я мог озвучить это в округе Колумбия в отношении образования?
У Лиз все перевернулось в желудке. Он был в комитете образования? Она совершенно не следила за его деятельностью в Конгрессе. Она специально избегала это любой ценой. Ей не хотелось знать, чем он занимался и еще больше мучить себя.
Но что мог делать человек, который занимался регулированием бюджета Законодательного органа Северной Каролины, чей отец был главой бюджетного комитета в Сенате, в сфере образования? Она знала, что новые Конгрессмены могут оказаться где угодно, где бы их разместили старшие члены правительства, но это был Брейди. Имя его отца продвигало его вперед.
И это, безусловно, не было по его специальности. Он даже не занимался реформами образования. Он работал в сфере недвижимости, занимался бизнесом своей семьи, предусмотренным бюджетом своей семьи. И вот теперь…почему он занимался образованием?
От этого ей захотелось вернуться к своему компьютеру и просмотреть каждый законопроект, над котором он прежде работал, и выяснить, какого черта он начал этим заниматься.
Но сначала она должна была справиться с его пристальным взглядом.
Что она должна сказать Брейди, что бы он озвучил в Вашингтоне? Господи, вот это вопрос!
Ох, как же часть ее желала высказаться на счет его больших вложений не в пользу бюджетных реформ, вместо образовательной политики.
Образование являлось положительным моментом для обсуждения, но это было не то, над чем мог работать политик. Это их не различало. Так они не могли выделяться…не так, как в регулирование бюджета.
Только если Конгресс отдаст приоритет образованию, тогда они смогут заметить улучшения в системе. Но она не могла сказать ему это. Она не могла высказать публично то, что она говорила ему прошлым летом. Она не могла превратить ответ на его вопрос в что-то личное. Разве не это на протяжении лета пыталась привить профессор Майрес?
— Спасибо за вопрос, Конгрессмен Максвелл, — формально произнесла она.
Они кристально смотрели друг на друга через весь зал, и она почувствовала, как у нее горят щеки. На его лице была маска безразличия, и она умирала от желания узнать, о чем он сейчас думал.
— Я считаю, что на этот вопрос есть несколько ответов. Образовательная политика как вы знаете, многогранна, и решение проблемы должно бать таким же. Поэтому я считаю, что самое важное, что вы должны озвучить в Вашингтоне – это то, что необходимо сосредоточиться на политике, которая рассматривает студентов как личностей. Они так часто теряются в стандартизированных тестах и идентифицируются цифрами, балами, что вы теряете личность. На мой взгляд, найти способ улучшить реформу образования как систематично, так и на индивидуальном уровне, было бы шагом в правильном направлении.
Ее голос даже не дрожал, когда она закончила говорить. Потому что, в конечном итоге, у нее было такое чувство, что здесь были только она и Брейди, и она в который раз говорила ему, почему это было для нее важно. Тусклая улыбка показалась на его прекрасном лице, прежде чем она исчезла.
— Спасибо, мисс Доугерти. Я приму это во внимание, — по-деловому произнес он.
А после так же просто, как он вошел в зал, так же его и покинул. Лиз в ужасе так и осталась стоять.
Собрание закончилось без особых фанфар и все вышли из зала. Профессор Майрес отвела Лиз в сторону, похлопывая по спине с поздравлениями. Она знала, как Лиз не любила выступления перед публикой.
— Я хочу познакомить тебя с некоторыми людьми, — произнесла она, ведя ее задней части зала.
Две женщины и мужчина стояли, наклонив вместе головы, и профессор Майрес повела Лиз прямо к ним.
— Линда, — поздоровалась женщина с профессором Майрес.
Она была на несколько дюймов ниже Лиз, с седыми волосами на висках, хотя она не выглядела старой. У нее был острый взгляд и улыбка акулы. Она была той, кто не производила особого впечатления, пока ты не поймаешь этот взгляд, который сразу так и приковывает к себе.