Через неделю они попросили меня приехать к ним на квартиру. Юлий встретил меня в спортивном костюме и домашних тапочках. Он называл Юльку «лапочкой», целовал при мне взасос и лапал везде, куда только позволяло его приличие. А оно, скажу вам честно, было у него маленьким, практически невидимым.
Мы трое сели за стол, выпили за успех предприятий и, когда приличие Юлика совсем вышло из строя, я, краснея и бледнея, под аккомпанемент Юлькиных охов и ахов, с трудом нашарив свою обувь в темном коридоре, выбежала из душной квартиры. Обувалась я уже на площадке, шарф от злости затянула потуже, а когда вышла во двор, то вздохнула с облегчением, что не успела влюбиться в Юлика. И заметила, что все-таки они прекрасно смотрятся вместе.
Через пару месяцев Юлька мне сообщила по секрету, что ждет ребенка. Второй раз они попросили меня приехать к ним, когда сын Юльки заболел. Я принесла им документы, которые срочно нужно было подписать. В квартире было тихо, они сидели на кухне за столом, смотрели в пол и молчали. Потухшим голосом сказали, что мальчонка спит в комнате. Они молча подписали все бумажки и опять уткнулись рассматривать однотонный линолеум.
Я тихонько вышла из квартиры и бесшумно, боясь задеть опавшие листья, брела по осеннему городу и просила всевышнего, чтобы Юлькиному малышу стало лучше.
На следующий день позвонила Юлька и стала радостно щебетать про свой день рождения, который они будут отмечать в ресторане в субботу. Я спросила про самочувствие мальчика, и она ответила, что он в полном порядке и опять перевела тему на предстоящий праздник.
На день рождения я так и не попала. Как раз в ту субботу у меня был билет в Париж – мой первый полет на самолете и мое первое путешествие.
А еще спустя пару месяцев я вышла замуж. Очень удачно, как мне тогда казалось: за нового русского в малиновом пиджачке. Да, и пальцы он умел расставлять как надо, и дом на Рублевке уже был отштукатурен, и красный автомобиль, перевязанный бантиком, ждал меня на вечно зеленом газоне. Все было как в кино. Сначала как в мелодраме – цветы, поцелуи и сладкие, липкие стихи про рассвет и любимый взор. Потом как в драме – любовница, еще одна любовница и еще три. Потом кино перешло в жанр ужасов с нотками лирики, по крайней мере, цитировалась классика – он не мог себе позволить, чтобы я от него ушла и поэтому гонялся за мной по огромному дому с ножом и кричал «да не доставайся же ты никому».
Но мне удалось убежать и еще месяц я пряталась у маминых подруг, жила в каких-то подвалах, ела макароны со сгущенкой и все это заливала горькими слезами… пока мне не сообщили, что на моего мужа было совершено покушение и он убит.
И я стала богатой вдовой. Как не растерять все вдовьи деньги? Я обратилась за помощью к Юлику. У него тогда уже были два супермаркета, дом, черный бумер и все остальные причиндалы нового русского бизнесмена. Вот только малиновые пиджаки он презирал, и по прежнему носил черное пальто в пол.
Мы встретились в ресторане. Он пришел с высокой длинноногой блондинкой. Утиные губы и сиськи навыворот тогда еще не ценились, как сейчас, поэтому длинные ноги и закрытый ротик без лишних вопросов – это был весь скромный набор ее достоинств.
– Как там Юлька? – специально спросила я.
– Все нормально, – ответил он не смущаясь, и даже, как мне показалось, тепло улыбнулся.
Совет он мне дал дельный. Именно благодаря этому совету я и деньги сберегла и выжила. И именно благодаря этой встрече я поняла, как жить дальше и какие ценности брать за основу в жизни, а какие отбросить и никогда к ним не возвращаться.
Прошло много лет. Я уже жила за границей: перевезла туда и маму и младшую сестру с мужем и племяшкой. Про Юликов слышала, что они уже давно разошлись.
А совсем недавно я похоронила маму и по ее завещанию, перевезла прах в Москву рядом к могилке бабушки.
Был теплый весенний день, я сидела на лавочке у черной, мраморной плиты и думала какие цветы посадить: ромашки или нарциссы.
Случайно бросила взгляд направо и увидела Юлика. Он стоял на коленях у могильной плиты и тихонько плакал.
Я узнала его сразу. Хоть он и закрывал лицо руками, но не узнать его было невозможно. Я подождала немного, подошла к нему и дотронулась до плеча. Он вздрогнул, откинул руки, посмотрел на меня и сразу, как будто именно меня ждал, признался:
Знаешь, а ведь я всю жизнь любил ее.
Я посмотрела на фотографию на мраморе: на ней Юлька улыбалась.
– Мы познакомились на абитуре. Поступали вместе в Щуку. Она мечтала стать драматической актрисой, представляешь? Моя Юлька и драматическая актриса! – он засмеялся сквозь слезы и продолжил: – Но не поступили. Какое-то время не виделись, потом встретились опять и на следующий год решили поступить в ГИТИС. Опять провалили. И уже не расстроились. Юлька в меня влюбилась сразу. А я чего то ждал. Все думал – не судьба, ну разве она мне подходила? Мне нужна была яркая девочка. Но мы часто встречались. Одно время даже вместе жили – года два, или три… Но каждое лето пытались поступить в театральный. Юлька верила, что у артистов жизнь интересная. А однажды мы решили, что раз нас злая и глупая приемная комиссия не берет, то мы сами себе сделаем интересную жизнь. Один день жили в любви – изображали страсть и любовь. Другой день – умирали от разлуки, изображая безответную любовь или предательство. Все это глупо звучит, правда? Но мы так втянулись! Никакого сына ведь у Юльки не было. А те пять месяцев, когда она изображала беременную, помнишь? Юлька никогда не была беременной. Зато как играла! Все поверили: и в беременность и в выкидыш.
Он замолчал, достал пачку сигарет, закурил:
– Но в один день мы перестали различать где жизнь, а где игра. Она от меня уходила, я от нее убегал, она приводила мужиков и спала с ними в нашей постели, а я приводил длинноногих красавец и трахал их на кухонном столе. Было интересно? Да, наверное. Скучать не приходилось. Но вот жить мы не успевали. Только играли. Эх, знал бы Табаков, какие таланты погибли… Мы три года подряд в Табакерке пороги отбивали. А если бы мы поступили? Если бы всю эту нерастраченную активность да в нужное русло! Если бы эту игру не в жизнь, а на сцену?
Он опустил голову, погладил мраморную плитку:
– А потом вдруг надоело все. И мне и ей. И мы разбежались. И десять лет не виделись. Целых десять лет, понимаешь? Вот спросишь меня, что было, что случилось за эти десять лет – а я не помню. Их не было! Все, что было и все, что помню – это годы с Юлькой. А без нее – не жизнь… Понимаешь?
Я кивнула.
– Я думал, что с ней тяжело. А оказывается, без нее совсем невозможно.
– Как она умерла?
– Рак. Она молчала. Только когда поняла, что умирает – нашла меня. Попрощаться. Но я спас ее – она еще целый год прожила. И даже не мучилась. Мы объездили пол мира. На машине. Она была моим любимым пассажиром – жила на заднем сиденье, а я – ее гидом. Когда умирала, говорила, что это самый лучший год в ее жизни… Да и в моей тоже… Презираешь меня, да?
Он попытался улыбнуться и еще что-то мне говорил, что-то спрашивал, гладил черный мрамор, смотрел на фотку Юльки, а я думала о том, что не имею права его презирать. Мы все играем. И я не исключение. Я играю когда хочу, чтобы меня пожалели, или заметили. Чтобы на меня обратили внимание. А когда этого внимания становится много – я прячусь в свою коробочку и опять играю: уставшую, одинокую, обиженную…
И так по кругу, как на карусели…
А за этими играми проходит жизнь, которую мы сначала не ценим. А когда начинаем понимать ее смысл, оказывается, что из главных героев остался только ты сам. И жизни не было. Одна игра. И стоила ли она свеч? Ваша стОит?
Белые начинают и выигрывают…
– Партию в шахматы? – спросил Игорь и подал Марине бокал с шампанским.
– Пожалуй, – Марина прищурилась и отпила из бокала.
Игорь пододвинул к ней шахматную доску:
– Уступаю тебе первый ход.
Марина переместила белую пешку.
– H2-H4. Оригинальный ход, – улыбнулся Игорь и немного наклонился к Марине. – Но не эффективный.
Она усмехнулась, он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.
– Мы знакомы с тобой всего несколько часов, а мне кажется, что я знаю тебя всю вечность, – прошептал Игорь и приложил ее руку к своей щеке.
***
– Где вы познакомились? В парке? – спросил Вадим, просматривая запись, где Игорь и Марина играют в шахматы.