Мы целовались под сосной, пока солнце не утонуло в заливе. Теперь оно будет освещать подводный мир, на вахту заступит луна, она-то за нами и присмотрит. Нас, наверно, обыскались в лагере, но мне все равно и Вадику тоже.

– Погуляем по берегу? – спросил он.

Вот бы гулять так всегда!

Мы идем, держась за руки, пинаем песок, улыбаемся друг другу. Все просто, как у миллиона других влюбленных. И не нужно ничего выдумывать, ведь хорошо именно так – без придумок! Вода сияет и старательно облизывает берег, как котенок свою мордочку, испачканную в молочной пенке.

А что было бы, если бы Костя не бросил меня тогда? Если бы Донских не избил его, а брат не говорил о нем гадости? Шли бы мы вот так за руку? Любила бы я его до покалывания в пальцах? Тогда в моей жизни наверняка не случилось бы лагеря и встречи с Вадиком. А может, прав тот, кто сказал: «Что ни делается – все к лучшему»?

Вадик приостановился, посмотрел на дорогу в лагерь и неожиданно сказал:

– Алька там от ревности небось злобой исходит!

Так вот о чем он думает! О бывшей! А что, если вовсе не бывшей?

– Тебя это беспокоит? – спросила я как могла безразличнее, чтоб он не заподозрил, насколько важен мне его ответ.

– Да не, мне по фигу, она зависает с Кирей из третьего, быстро утешилась.

Значит, беспокоит! Раз говорит про то, как она утешилась. А чего он ждал? Думал, Аля слезы лить будет? Смешно, она такая симпатичная, поклонники за ней бегают, уж переживет как-нибудь! Не один он на свете белом – красавец!

– Эй, – позвал Вадик, – ты чего, обиделась, что я про Альку сказал?

– Обиделась? Глупость какая, на что мне обижаться?

Да мне топнуть от злости хочется! Все неправильно! Не должен он вспоминать Алю, ведь я ТУТ, мы вместе и нам так хорошо... или хорошо только мне?

Вадик обнял меня.

– Ну, мало ли... не люблю, когда обижаются из-за бывших.

Вот как... «бывших», наверно, много их – бывших этих, раз он говорит так.

Меня словно кто-то кусает внутри. Больно. Это ревность моя кусается. У нее очень маленькие, острые зубы и несносный характер. А еще она глупа как пробка и совсем недальновидна! Не понимает, что нельзя на первом же свидании права качать! Только портит все!

– Поцелуй меня, – попросил Вадик и подставил губы.

Так-то лучше! Таким он мне нравится!

Только я закрыла глаза, потянулась к нему, как раздался чей-то окрик. Мы отпрыгнули друг от друга.

По пляжу к нам бежал Рома и размахивал руками.

Нашел время явиться! Как всегда!

Иногда меня посещают ужасные мысли, вроде тех, где в моей жизни нет брата. Я его люблю, очень, но бывают дни, когда хочется, чтобы его не было.

– Вы совсем страх потеряли! – первым делом заорал Рома. – Вожатая ищет вас!

– Да идем уже, – раздраженно посмотрел на него Вадик.

Поделом брату! Пусть знает, на кого орать можно, а на кого нет.

Меня переполняет гордость за моего избранника, он так спокойно и величественно держится – точно не простак, а из благородных, и Ромкины крики ему, как слону комариный укус.

– Таня, быстро за мной! – скомандовал брат.

Подумать только! Он шлепнул себя по ноге! Точно таким же жестом он подзывал раньше нашу овчарку, когда та носилась по двору и не хотела возвращаться домой!

– Когда захочу, тогда и пойду! – упрямо сказала я.

Хватит с меня его собачьего обращения! Тоже мне – хозяин выискался!

– Таня, я сказал...

– Ром, не горячись, – вступился Вадик, – я ведь говорю, мы уже собирались...

Рома сердито прищурился.

– Вадик, ты не против, я с сестрой сам разберусь? Раз собирался, иди, тебя никто не держит!

Ну сейчас он тебе ответит! Размажет по стенке, конечно, фигурально выражаясь!

Я стою и злорадно жду, когда Вадик даст отпор наглому Ромке, но Моя судьба внезапно оробел и трусливо попытался перевести все в шутку:

– Да ладно те, Ромка, мы же не маленькие. Сам должен понимать...

– Вадик, свали, – пренебрежительно бросил Рома и крепко взял меня за плечо.

Внутри что-то непонятное происходит. А еще появилось чувство, словно я совершила какую-то вопиющую глупость и о ней стало известно всем-всем. Мне стыдно, только это не обычный стыд за саму себя – это стыд за любимого.

– Ну я пошел... вы тут сами уже, – Вадик кивнул мне. – Увидимся еще, Тань.

На душе мерзко, еще чуть-чуть – и слезы полезут из глаз, как червяки из-под земли во время дождя.

Я смотрю вслед моему смайлику и хочется... плакать, что ли... нет, хочется визжать, громко, настолько, чтобы поблекшее небо отозвалось на мой крик громом и молнией.

– Тань, ну передвигай ногами, – упрекнул брат.

– Да пошел ты! – я скидываю его руку с плеча и сквозь зубы говорю: – Отцепись от меня!

– Ну что с тобой? Очнись! Тебе вообще не стыдно?

– Мне? Да почему мне должно быть стыдно, о чем ты?!

Рома наморщил лоб.

Какой же он противный, когда пытается строить из себя большого брата!

– А ты об Але подумала?

– Что-о-о?

– Ты поняла «что», не прикидывайся.

Я сжимаю кулаки, чтобы не наброситься на него.

Нашел, чем меня стыдить!

– Да ей все равно, она с Кириллом из третьего зависа...

– Бред! – оборвал меня Рома на полуслове. – Ты видела?

– Нет, но...

– Вот тогда и не говори!

– Мне все равно! Отстань от меня! Хватит уже учить, что я должна, а что нет! Мне плевать, понятно?! Плевать на твое мнение! И на Алю мне плевать, будь она хоть с Кириллом, хоть с двумя Кириллами... – Вот так – сорвалась. Если бы у леди были погоны, лычки с них полетели бы сейчас вверх тормашками.

– Она плачет в палате, – Рома со вздохом посмотрел на туманный горизонт. – А тебя уже называют разлучницей.

– Ты за этим сюда прибежал? Сказать мне, что Алечка плачет, да? Я разлучница?!

Как же хочется стукнуть его!

– Мне все равно, что болтают глупые курицы! Я разлучница, значит... Вот и прекрасно! Очень этому рада!

– Таня, да зачем тебе сдался этот...

– Ну-у, давай, скажи?! Кто мне сдался?

Я не сдержалась, толкнула его. А Роме хоть бы хны – смеется еще!

– Не лезь ко мне! – крикнула я. – С кем хочу, с тем и встречаюсь, не нужна мне твоя гадкая опека!

– Дуреха! Вадик – коллекционер, чего тут непонятного!

– Сам ты коллекционер! Ненавижу тебя, Рома!

Я ускорила шаг, чтобы отвязаться от брата, практически бегу, но он проявляет свою обычную настырность и несется за мной.

– Хочешь, я тебе кое-что расскажу про него? – задыхаясь от бега, воскликнул он. – Хочешь?

– Нет! Нет! Нет! Не хочу! – Я резко остановилась.

Довел. Слезы все-таки покатились по лицу.

– Ну, Тань... – он тоже остановился, тон его из сердитого стал мягким, даже нежным.

Я отвернулась. Не люблю, когда кто-то видит мои слезы.

– Тань... ну ладно тебе, извини. Нравится тебе он и ладно, все, я больше не буду лезть.

– Вот и отстань! – не оборачиваясь к нему, буркнула я.

Рома похлопал меня по плечу.

– Не лей слезы... Вадик не любит плакс.

– Да? – я с интересом посмотрела на брата.

Рома пожал плечами и беспечно улыбнулся.

– Не знаю, просто так сказал.

– Дурак!

Зло берет! Не могу долго на него обижаться. Вот так всегда, сперва доведет, а потом сразу же разжалобит и развеселит.

– Мир? – Рома протянул мне мизинчик. Как в детстве, когда он не хотел катать меня на багажнике своего велосипеда, а я ревела от обиды и жаловалась папе.

Я нехотя даю ему свой мизинец. Как королевна, одолжение ему делаю.

Ну да, слабовольная... так уж вышло. Брат у меня все-таки один-единственный.

На улице уже мрачновато, хочется поскорее в светлый, уютный корпус. Сосны скрипят – это они переговариваются между собой... страшные у них все-таки голоса.

Мы идем молча по ухабистой дороге, сухие сосновые иголки хрустят под ногами, а кругом, куда ни глянь, – лес и таинственно темно – там – между высокими стволами.

– Ну и чего с Алей? – не выдержала я.

А Рома как будто только этого и ждал.

– Ну... сама подумай. Увидела, как вы целуетесь на дискотеке, разнылась и убежала. Ее там всем лагерем утешают.

– Ну надо же!

Мне дела нет до нее. Вадик мой! Пусть хоть целое корыто слез наплачет – не отдам! Он МОЙ!

Брат, видно, понял все, что я не сказала, по выражению моего лица, потому что упрекать больше не стал.