В этот момент, прерывая ее размышления, лай Дика стал совсем другим и Саша увидела, как к двору подъезжает машина Тимофея. Наконец-то!
Не имея сил дождаться его в доме, она тут же вышла на крыльцо и поспешила к автомобилю, который уже припарковался посреди двора.
Не успел Тимофей выйти из машины, как на него тут же, с проворностью маленькой мартышки, взобрался Мишка, требуя «Поиграть!». Тот, не обращая внимания на то, что еще не переоделся, как был, в костюме, подхватил Мишку и подкинул в воздух, поймав у земли. В итоге, Саше пришлось пробираться сквозь ручонки и ноги мальчугана, чтобы просто поцеловать любимого.
— Ты что так долго добирался? — С улыбкой глядя за их шалостями, спросила Саша.
— Дела были. — Одарив ее лукавым взглядом ответил Тимофей и в очередной раз подкинул Мишу так, что малыш пронзительно, с восторгом завизжал.
Саша рассмеялась, ощущая, как унимается внутреннее волнение.
— Пошлите ужинать, — позвала она их, пытаясь перекричать визг Мишки и лай Дика. — Мы тебя ждали, не садились.
Заслышав о еде, парни тут же потянулись следом в дом.
— Я соскучился. — Теплые руки обняли ее со спины, пока Саша насыпала борщ в тарелки. Видно он первый справился с мытьем рук.
— И я. — Она обернулась через плечо, с удовольствием подставив губы для нежного поцелуя.
— Извини, что задержался. — Отпустив ее губы, Тимофей пощекотал шею Саши носом. — Но я не мог вернуться не сделав одной вещи. — Он одной рукой забрался в карман своих брюк и уже через миг перед глазами Саши на столе оказалась небольшая бархатная коробочка.
Она замерла, удивленная, даже немного растерянная.
Нет, Саша сразу поняла, что там. Просто и не думала, что это необходимо.
— Тима, — с трудом отставив тарелку на стол не разлив содержимое, она обернулась и крепко обняла его. — Тима, зачем? — И тут же уткнулась лицом ему в плечо. — Спасибо.
Тимофей рассмеялся.
— Ты глянь, для начала, а потом благодари. Может еще и не понравится. Но не мог же я без кольца явиться. Хватит, что предложение без него сделал. — Он отвел волосы с ее щек и погладил лицо Саши.
Она послушно повернулась и взяла коробочку, ни на миг не усомнившись, что кольцо ей понравится.
Оно и правда оказалось прекрасным — простое, гладкое, кроме четырех небольших камешков, ромбиком расположенных на золотой поверхности. Неброское, сдержанное и, в то же время, такое, которое не будет мешать ни дома, ни на работе. В кольце не было ничего, чем можно было зацепиться или поцарапать пациентов при осмотре. А значит, в отличие от многих других украшений, Саша сможет носить его не снимая.
— Мне очень нравится, — совершенно честно призналась Саша, рассматривая кольцо. — Наверное, я и сама лучше не выбрала бы.
Улыбка Тимофея стала довольной.
— Тогда, я рад, что угадал. — Он еще раз поцеловал ее в щеку и, протянув руку, достал кольцо из коробочки.
Поймав руку Саши, Тимофей поцеловал ее раскрытую ладонь.
— Фууу. Сколько можно целоваться?! — Миша залетел в кухню как маленький ураган, чудом не перевернув борщ. — Есть же собирались. — Он схватил кусок хлеба и принялся запихивать в рот.
Саша рассмеялась, видя, что и Тимофей усмехнулся, надев ей кольцо на палец.
— Больше не будем, пока. — Пообещал он мальчугану.
Помог Саше закончить накрывать на стол, после чего они так же сели.
На вечер они оставили два важных дела. Во-первых, Тимофей решил немедленно, именно сегодня узнать насчет регистрации брака. Поскольку Саше особой разницы не было, они ведь и так жили вместе, но это имело значение для подачи заявки на усыновление — то она его поддержала. И во-вторых, конечно, предстоял сам разговор с Мишей.
В первую очередь Тимофей решил уладить дело с ЗАГСом. Разумеется, тот уже был закрыт, но чем хорош сельский быт — так это тем, что все друг с другом, хоть шапочно, а знакомы. А уж если директор ЗАГСа ваш пациент, то никто не увидит ничего странного в немного неурочном визите к нему по личным, семейным вопросам. Таким образом, Тимофей вернулся через сорок минут с новостью, что их готовы расписать хоть в следующую субботу, поскольку особого наплыва желающих зарегистрировать брак в селе не предвиделось, да и обязательного срока «проверки» чувств длинной в месяц тут особо не выдерживали. Немного не ожидая такой скорости, Саша все же с радостью согласилась. Хоть ее и пугал объем предстоящих хлопот. Они, конечно, не планировали ничего грандиозного, просто тихую роспись при родных и нескольких друзьях, но ведь предстояло еще всем сообщить. В общем, работы на эту неделю у них, похоже, планировалось с головой, тем более что Тимофей был на курсах. Но они решили, что справятся.
Наконец, подошло время для разговора с Мишей. Саша даже не представляла себе, как малыш отреагирует на их решение. Ему, конечно, вроде бы нравилось жить с ними, но хочет ли сам мальчик, чтобы именно Саша и Тимофей стали его семьей? Этот вопрос, страх реакции Миши — нервным комком перекрыли ей горло. Потому, говорить пришлось Тимофею, который, судя по всему, по глазам прочитал испуг Саши.
Они все собрались в комнате Миши уже ближе к тому времени, когда обычно начинали читать ему сказку на ночь, сели на диван и Тимофей рассказал, что они хотят сделать.
Сначала Миша, вообще, не разобрался о чем именно взрослые ему говорят. И Саша включилась в разговор, пытаясь объяснить, каким именно образом, они могут стать его родителями.
Миша несколько минут молча осмысливал сказанное, а потом задал два вопроса, едва не заставившие Сашу расплакаться.
— А папка? — Хмуро спросил мальчуган, глядя в пол.
У Саши перевернулось все внутри. Этот малыш все равно любил своего отца, несмотря на все, что тот делал, какую боль причинял сыну. Дети любят безоговорочно, даже тех, кто совершенно не заслуживает такой любви.
— Он всегда будет твоим отцом, — спокойно ответил Тимофей. — И если ты захочешь, всегда сможешь встречаться и ходить к нему. Просто сейчас у твоего отца нет возможности заботиться о тебе.
Саша сказала бы, что желания и души нет, но она понимала, что тактичные слова ее любимого именно то, что стоит услышать ребенку. Мишу такой ответ, казалось, удовлетворил. Мальчуган кивнул, а потом поднял голову и посмотрел прямо на нее глазами, полными надежды.
— А ты, правда, станешь моей мамой? — Тихо, почти неслышно, спросил он.
— Если ты будешь не против. — Едва выговорила она. — Я буду очень рада.
Вместо ответа Миша резко кинулся к ней и обхватил руками пояс Саши. А она едва смогла увидеть ободряющую улыбку Тимофея сквозь пелену слез, застилающую глаза.
Как ни странно, но препятствия их свадьбе пришли вовсе не оттуда, откуда Саша или Тимофей могли бы те ожидать. Ну кто бы мог подумать, что этому событию воспротивится отец Николай? И тем не менее, именно священник, когда они на следующий день пошли приглашать его, категорично заявил, что ни за что не придет, если они не дадут ему их обвенчать. Дело обернулось серьезным спором между Тимофеем и Николаем. В ход шли аргументы о свободе воли и выбора каждого человека, о грехе и прелюбодеянии, и Саша опасалась, как бы все не скатилось до такого банального, но убийственно веского аргумента всех мужчин, что трезвых, что пьяных — «ты меня уважаешь?».
Причем, слушая эти препирания, она подозревала, что мужчины спорят из спортивного интереса и оба получают от этого удовольствие. В конце концов, Тимофей проворчал, что уступает только из-за состояния Коли и потому, что грех спорить с больным человеком. Священник, абсолютно довольный, расхохотался, и поздравил их с таким решением и приближающейся свадьбой.
Самой Саше, вроде бы, разницы не было. Она не венчалась с Антоном, в их семьях такое не было принято. Не задумывалась она и о проведении подобной церемонии сейчас. Но Николай, будто специально, провел их на обратной дороге через небольшой зал церкви. И, против воли, Саша остановилась на середине пути, захваченная непривычным, щемящим чувством, от которого хотелось то ли рассмеяться, то ли заплакать, не от горя, а от чего-то совсем другого. Доброго и дарящего счастье.
Зал сейчас стоял пустой, только свечи «за здравие» и «за упокой» горели под иконами, написанными прямо на стенах храма. Росписи уходили под самый потолок, плавно переходя в картины из Евангелие, но все они были какими-то нарядными, почти праздничными. То ли от того, что художник не поскупился на светлые тона и позолоту, то ли потому, что сама церковь была светлой благодаря высоким и широким окнам с витражами. Казалось, что каждый мазок краски, каждая деталь и завитушка последней лампадки и подсвечника были пропитаны любовью тех, кто это делал все это, и их верой. Верой всех тех людей, которые приходили в эту церковь ища ответов у Бога.