Вспомнив, каково ей было, когда умерла ее мама, Гинни опять почувствовала укол совести. Ей даже сейчас тяжело об этом думать. Неудивительно, что Раф так озлоблен и несчастен – ведь он только что похоронил жену.

– Извините, – виновато сказала она. – Я не знала, что она умерла недавно. Это был, наверно, тяжелый удар для всех вас.

Он пожал плечами.

– Мальчики делают передо мной вид, что они уже пережили смерть матери, но я знаю, что близнецам снятся кошмары и Джуд не спит, чтобы их успокаивать. А Кристофер каждый вечер засыпает в слезах. Им действительно нужна женская ласка.

– Но я этого не умею!

Раф обошел стол и оказался рядом с ней.

– Раньше вы это умели – когда играли в Камелот. Я помню, что у вас в глазах было сочувствие и что вы отменяли чересчур жестокие приказы Бафорда. Вы единственная заботились, чтобы в игре не забывали маленьких детей. Когда я наблюдал за вашими играми, вы напоминали мне свою мать. Она была требовательная женщина, но она была добрая и справедливая.

Гинни меньше всего хотелось, чтобы ее сравнивали с покойной мамой. Особенно когда она опасалась, что сравнение будет не в ее пользу.

– Ну хорошо, – сказала она, надеясь отвлечь внимание Рафа от этой темы. – Допустим, я соглашусь продлить срок моего пребывания здесь до месяца.

– Ваша милость безгранична. – Раф покачал головой и направился к двери. – По-моему, чтобы чего-нибудь добиться, вы должны прожить здесь по крайней мере полгода.

– Как вы можете требовать, чтобы я убила на чужих людей полгода своей жизни? – спросила Гинни ему вслед. – Восемь недель – это максимум.

Раф остановился в дверях и внимательно посмотрел на нее.

– И вы даете честное слово, что не попытаетесь убежать и не будете пренебрегать детьми?

Гинни с готовностью кивнула: наконец-то он внял доводам рассудка.

– Ну хорошо, – бросил Раф через плечо, выходя в дверь. – Я согласен на три месяца.

Гинни поначалу рассердилась – опять он уходит, не давая ей возможности настоять на своем. Но бежать за ним бесполезно. И его нельзя переспорить. Стараясь разговаривать с ним по-хорошему, она сумела снизить его требования с года до трех месяцев. Может быть, в следующий раз ей удастся еще сократить срок своего заключения – надо только быть с ним поласковее.

Гинни вернулась в спальню. Слов нет, детей кому-то надо учить. И если она согласится за это взяться, может быть, этим она загладит свою вину перед Рафом. И к тому же сделает нечто, чем могла бы гордиться ее мама.

Они будут в расчете с Рафом, и ее больше не будет мучить совесть. К концу следующего месяца она сумеет научить детей хорошим манерам и добьется, чтобы они перестали тосковать по матери. И тогда Раф из благодарности отпустит ее раньше назначенного им срока.

Это вполне достижимо, подумала Гинни и, отведя глаза от немытой посуды, вышла из комнаты.

Ну неужели она не сладит с пятью детьми?

Вечером того дня Джуд собрал братьев в кружок. Они словно смыкали ряды против общего врага. Нужно было решить, что предпринять в связи с тем, что Эта Женщина согласилась остаться у них на несколько месяцев.

– Надо ей покрепче навредить, – жестким шепотом объявил Джуд, вглядываясь во всех братьев по очереди. – Одно дело подсовывать мусор ей в постель и варить такую еду, от которой с души воротит. Но надо придумать что-нибудь похуже. Чтобы в следующий приезд Рафа она подняла жуткий скулеж. Тогда он готов будет приплатить, чтобы ее отсюда кто-нибудь увез.

– Что-то в этом есть нехорошее, – возразил Патрик. Ему было тяжело смотреть на озлобленное лицо Джуда: – Мама всегда говорила, что гостей надо принимать приветливо.

– Она здесь не гостья, от нее никому нет жизни. – Джуд так свирепо посмотрел на Патрика, точно он был Этой Женщиной. – Скажи, Патрик, ты хочешь, чтобы она здесь осталась навсегда?

– Нет, но... еще кто-нибудь хочет? Мальчики дружно покачали головами.

– Ну так вот, – заявил Джуд. – Пора пустить в ход змею.

Джервис сидел за письменным столом брата, откуда тот до недавних пор руководил всей жизнью плантации, и на мгновение притворился, что Розленд уже принадлежит ему. Так бы оно и было, если бы не Раф Латур. Черт бы его побрал! Надо же ему было не вовремя здесь объявиться и расстроить все планы Джервиса!

Но кто мог предсказать, что на Джона произведет такое впечатление мастерство Латура в рыцарских забавах – ну прямо как ребенок! Раф – настоящий мужчина, утверждает теперь он, и гораздо более достойный претендент на Розленд, чем кто-либо другой. Зная, что Джон всю жизнь презирал Бафорда, Джервис чувствовал, что надо как можно скорее аннулировать брак Гинни, иначе все может лопнуть. Единственный способ заполучить и завещанные ей братом деньги, и плантацию – это заставить ее выйти замуж за Ланса.

Джервис сжал кулаки, вспомнив, как, вернувшись домой, он обнаружил, что Гинни исчезла. Но в отличие от остальных он не верил, что она добровольно сбежала с Рафом Латуром. Привыкшая к комфорту и заботе, она не выдержала бы трудностей жизни в дельте. Эта избалованная мисс вернулась бы домой на следующий же день.

Нет, скорее всего Латур увез ее силой.

Самое раздражающее – то, что Джон наотрез отказывается ее искать, утверждая, что теперь о Гинни должен заботиться ее муж. И он тверд в своем решении. Только какое-нибудь особенно гнусное действие Латура может очернить его облик в ослепленных виски глазах Джона.

Джервис стукнул кулаком по столу. Знать бы, что задумал Латур! Джервису приходилось играть с ним в карты, и он знал, что этот человек не идет на риск, не взвесив все варианты. Не хочет же он в самом деле приобрести такую капризную, избалованную жену! Тогда зачем ему понадобилась Гинни? Уж не рассчитывает ли он заполучить Розленд? Похищение – вряд ли лучший способ завоевать расположение тестя, и Латур, без сомнения, знает, что Джон Маклауд никогда не поддастся шантажу.

Джервис выпрямился в кресле и усмехнулся. Можно себе представить реакцию Джона, если тот узнает, что Латур удерживает его дочь как заложницу. Джон, может, и не станет особенно расстраиваться из-за того, что его дочь с кем-то сбежала, но как пить дать его гордость будет задета, если у его зятя хватит наглости потребовать за нее выкуп.

Если это дело обделать по-умному, да при этом не давать ему протрезвиться, то Джон, глядишь, до того рассвирепеет, что откажется от зятя. Если он сделает такое заявление при свидетелях, тогда Гиневре-Элизабет придется расстаться с завещанными ей деньгами. Это будет не так уж трудно подстроить, даже не выдавая ее замуж за этого несносного Бафорда.

Всего-то и нужно – набраться терпения и ждать, когда от Латура придет письмо с требованием выкупа.

А если он, Джервис, заблуждается относительно намерений Латура, если письмо почему-то не придет, что ж, он и сам умеет писать.

Почему бы ему, собственно, самому не написать письмо с требованием выкупа от имени Латура?

Гинни опять проснулась, не успев полностью выспаться, – в Розленде этого с ней не случалось почти никогда. Она потерла глаза, с раздражением вспомнив, что ей опять снился некий черный рыцарь.

Лежа в постели и глядя в окно, она поняла, что еще очень рано. Так что же за звук ее разбудил? Дети? Как и сказал Джуд, они очень поздно вернулись домой, – видимо, уже после того как она заснула. А вдруг в доме чужой?

Да еще на четырех ногах?

С колотящимся сердцем Гинни вслушивалась в тишину, но непонятный звук больше не повторился. Тогда она медленно встала с кровати, говоря себе, что ей, наверное, приснилось. Нельзя дергаться от каждого звука. Она представила, с каким презрением посмотрят на нее дети, если увидят, как она дрожит, сжавшись в комочек в постели.

Тем не менее Гинни очень внимательно оглядела пол, прежде чем сунуть ноги в туфли, которые Раф привез ей вместо размокших ботинок. Они были, пожалуй, чересчур изящны для здешней жизни, но Гинни была им рада, они напоминали ей о днях, когда ее баловали и защищали от всех невзгод.

Она прошла к крючкам на стене, на которых висели ее платья, и задумалась, что надеть. Зеленое платье все в пятнах: вчера вечером она попыталась сама приготовить себе ужин. Амазонка грязная. Гинни с тоской подумала о Лавинии – как было бы хорошо, если бы она появилась здесь хотя бы на один день и перестирала ее вещи! И перемыла бы посуду, мысленно добавила она, вспомнив громоздящуюся на кухне гору грязной посуды.

Она решила надеть голубое платье – оно было самым легким – и бросила его на кровать. Потом открыла дверцу шкафа и протянула внутрь руку, чтобы достать нижнюю юбку. И тут услышала опять тот же шуршащий звук. За ним последовало шипение. И тут Гинни закричала.