Анна Тодд - До того как

Сказав это, она разворачивается к двери.

Неужели правда? Эта девочка-перфекционистка – из тех детей, которым пришлось слишком рано повзрослеть? Если так, то почему она всякий раз при виде меня улыбается?

Это я-то суров? Сама назвала девчонок в откровенных платьях шалавами. Она смотрит на меня, ждет реакции, но я молчу. Ее тирада меня оглушила.

– Знаешь, не хочу я с тобой дружить, – успевает сказать Тесса, не дав мне выйти из ступора.

Она берется за ручку двери, а я вспоминаю о Сете, моем первом друге. Его семья тоже бедствовала, но однажды умер его забытый дедуля, и им нехило привалило деньжат. Свои заношенные кроссы он сменил на белые, с лампочками в подошве. Мне они понравились, и я попросил у мамы на день рождения такие же. Мама грустно улыбнулась, а утром в день рождения протянула мне обувную коробку. Я так торопился распаковать ее, ожидая увидеть внутри кроссы с лампочками, а в коробке лежала пара обычных кроссовок, без этих драных огоньков. Мама расстраивалась, и я не понимал почему; со временем, однако, мы с Сетом играли все реже… В конце концов я стал видеть его лишь тогда, когда он проходил мимо нашего дома с новыми друзьями, и у всех у них были кроссы с подсветкой.

Сет был моим первым и последним другом, и без дружбы жизнь стала намного проще.

– Ты куда? – спрашиваю у Тессы, у той, что решила, будто мы можем подружиться. Она, смущенная – как и я, – останавливается.

– На остановку. Сяду на автобус, уеду и больше никогда и ни за что сюда не приду. Хватит, я даже пытаться не буду с вами поладить.

Чувствую себя полным говном. С одной стороны, мне ее ненависть на руку. С другой… надо же мне ей понравиться, чтобы трахнуть ее.

А вот уж когда я выиграю пари, пусть ненавидит меня сколько влезет.

– Поздно одной на автобусе кататься, – говорю я. Если учесть, как она выглядит и сколько выпила, с ее стороны чертовски глупо идти сейчас до остановки.

Она резко оборачивается, и в ее глазах я вижу слезы.

– Тебе ведь на самом деле плевать, что со мной будет? – со смехом качает головой Тесса.

– Я и не говорю, что мне не плевать… Я просто предупреждаю: опасно ходить сейчас одной.

Смотрю на книжную полку, мысленно сравнивая Тессу с Кэтрин, главной героиней романа, который она читала, когда я вошел. Они обе похожи: угрюмые и зазнавшиеся. Элизабет Беннет – такая же, норовит сказать что-нибудь громкое. Мне это нравится. Студентки сегодня уже не те пошли, какие-то неживые.

– Что поделать, Хардин, выбора у меня нет. Все пьяны.

Она снова начинает плакать.

Я немного добрею. Почему она плачет? Она вообще хоть когда-нибудь не грустит?

Пытаюсь развеселить ее единственным известным мне способом – сарказмом.

– Ты всегда на вечеринках плачешь?

– Только на тех, наверное, где есть ты. А раз уж на других мне бывать не приходилось…

Тесса открывает дверь, переступает порог, затем, споткнувшись, хватается за край комода.

– Тереза… – слишком мягко произношу я. – Ты как? Все хорошо?

Тесса кивает. Она смущена, зла и привлекательна. Но больше, конечно, зла.

Да какое мне дело, все ли с ней хорошо? Она пьяна, ей плохо, и черта с два я стану пытаться обскакать Зеда. Не хочу, да и она не соображает – это будет нечестно.

– Может, присядешь на пару минут? Потом иди себе на автобус, – предлагаю я. Вдруг мне такая любезность зачтется?

– К тебе ведь нельзя… – Голос у нее тихий, в нем отчетливо слышно любопытство. Тесса присаживается на грязный пол. Знала бы, что эти полы повидали!..

Запоздало замечаю, что губы мои расползлись в улыбке. Тесса, кивнув, икает, как будто ее сейчас вырвет.

– Смотри, не наблюй мне тут, – предупреждаю.

Сблюет – заставлю все убирать.

– Мне бы водички, – просит Тесса.

– На, – протягиваю ей свой стакан.

Оттолкнув его, она раздраженно закатывает глаза.

– Я же воды просила, а не пива.

– Это и есть вода. Я в завязке.

– Вот умора, – фыркает Тесса. – Ты же не станешь тут сидеть и нянчиться со мной?

Еще как стану. Не подумаю оставить ее тут одну, чтобы она ковырялась в моем бардаке и блевала на мои книжные полки.

– Кстати, я и правда останусь тут с тобой и буду нянчиться. Ты первый раз в жизни напилась, а еще у тебя есть дурная привычка лапать мои вещи, пока меня нет рядом.

Присаживаюсь на кровать, а Тесса осторожно делает глоток из стакана. У нее, поди, «вертолеты». Бедняжка. Пристально слежу за тем, как она допивает воду, как закрывает глаза, как облизывает потом губы и бурно дышит. Она не замечает моего взгляда, а я стараюсь не слишком задумываться, почему вообще на нее вылупился.

Она для меня сплошная загадка, которую до одурения хочется разгадать.

Снаружи вроде все просто: блондинка, не модель, но красивая, а судя по правильной манере речи, часами не отрывается от книжек. Однако темперамент и привычка дуться заставляют поинтересоваться, что же скрывается под оболочкой.

– Можно задать вопрос? – не подумав, говорю я. Улыбаюсь и чувствую, что выгляжу дурак дураком.

– К-конечно, – запинаясь, отвечает Тесса.

Ну, и о чем ее спрашивать?! Я-то полагал, она меня ко всем хренам пошлет.

Ладно, есть один простенький вопросик.

– Чем после учебы займешься?

Да, надо было задать более личный вопрос, выяснить нечто, что поможет обойти Зеда.

Тесса думает, постукивая пальчиком по подбородку.

– Ну, планирую стать писателем или издателем, как получится.

Да, это сразу видно.

Я вот тем же думал заняться, но молчу. Закатываю глаза и устремляю взгляд в пустоту.

– Это все твои книги? – спрашивает Тесса, окинув жестом руки мои полки.

– Мои.

– А какая у тебя любимая?

Твою ж бога в душу мать, вот ведь любопытная.

– У меня нет любимых, – вру я. Что-то она тут задержалась и начинает задавать личные вопросы. Если узнает, какие книги у меня любимые, мне это в игре не поможет.

Надо сменить тему, уйти от личных вопросов, побесить Тессу.

– А мистер Роджерс[2] знает, что ты снова пошла на вечеринку?

Я ухмыляюсь, а она сердится. Миссия выполнена.

– Мистер Роджерс?

– Твой парень. Я такого мудака еще не встречал.

– Не говори так о нем. Он… он у меня… хороший.

Тесса так смешно запинается в попытках подобрать комплимент своему парню-мажорику, что я невольно начинаю ржать.

– Тебе до него очень и очень далеко, – грозит она мне пальчиком.

– Хороший, говоришь? Ничего другого ты о нем сказать не могла? «Хороший» значит зануда.

Смеюсь.

– Ты его не знаешь, – бесстрашно заявляет Тесса, и это не может не вызвать восхищения.

– Зануда, зануда. Носит кардиган и лоферы. – Ржу не могу. Глядя на разъяренную Тессу, начинаю смеяться еще громче. Так и вижу живую куклу Кена, что ноет из-за дырочки у себя в кашемировом свитере.

– Он не носит лоферы. – Тесса прикрывает рот ладонью в попытке спрятать улыбку. Я бы на ее месте тоже смеялся.

– Зато вы с ним встречаетесь два года, а он тебе так и не присунул. Значит, он точно зануда.

Тесса, поперхнувшись, сплевывает воду обратно в стакан.

– Что ты сказал?

– Ты все слышала, Тереза. – Улыбаюсь, чем еще больше распаляю огонь ее гнева.

– Ну ты и сволочь, Хардин.

Ух, как мне нравится, когда она сердится…

В лицо мне хлещет вода.

Пораженный такой дерзостью, я даже успеваю ахнуть. Я-то думал, мы так играем, обмениваясь грубостями, и намеренно задирал Тессу; думал, ей это нравится не меньше моего.

Судя по отвращению, с каким она смотрит на меня, я ошибся.

И на хрена я вообще заговорил о ее парне? Вот тупой. Мы так хорошо сидели, смеялись, и вот нате, я все испортил.

Тесса выбегает из комнаты, а я, утершись, выхожу в коридор. Тесса бежит вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

Возвращаюсь в комнату, где компанию мне составляет тихо гудящий под потолком вентилятор. Сажусь на кровать; впервые, как я заехал в общагу, мне не хочется оставаться здесь одному.

Едва их губы первый раз соприкоснулись, он почувствовал – почувствовал, как где-то в глубине души, под слоем пыли что-то шевельнулось. То, что дремало очень давно. Она пробудила его, подарила ему свет и смех, страсть; с тех пор он изменился навсегда.

Тесса взяла и плеснула мне в лицо водой, а потом вылетела из комнаты, вся такая разобиженная. И вот я бегу за ней по лестнице, не усидел. Пла́чу про себя, как ребенок, закативший истерику из-за сломанной любимой игрушки.