Анна Тодд - До того как

– Если я… не знаю. Но поверь, после сегодняшнего я очень постараюсь. Откажусь от литературы и возьму ее в следующем семестре.

Она сцепила руки на коленях. Ей не холодно?

Нельзя, чтобы она забрасывала литературу. Только там я могу видеться с ней на регулярной основе.

– Пожалуйста, не надо.

– Тебе-то что? Ты ведь не любишь, когда рядом с тобой оказываются такие жалкие личности. – В ее голосе слышится боль, но я не знаю Тессу по-настоящему и не могу судить: подлинная боль или нет. Жаль, что я ее не знаю. А кто вообще знает? По-настоящему? Я говорю о той, что хмурит брови перед тем, как улыбнуться.

– Я не то хотел сказать… это я жалок. – Со вздохом откидываюсь на спинку стула.

– Ну, – Тесса одаривает меня пронзительным взглядом, – спорить не стану.

Она плотно сжимает губы и тянется за бутылкой, однако я успеваю ее опередить.

– То есть тебе одному можно напиваться? – Она смотрит на меня, на кольцо у меня в брови.

– Я боялся, что ты снова выбросишь бутылку. – Протягиваю Тессе скотч. Не хочется, чтобы она пила, зато я хочу, чтобы она осталась. Мне нравится тишина, что наступает в ее присутствии.

Пригубив скотч, Тесса чуть не выплевывает его обратно.

– И часто ты пьешь? – Снова она достает меня.

– Последний раз – полгода назад.

Шесть месяцев воздержания – коту под хвост. Поздравляю, Хардин. Придурок.

– И правильно. Пьяный, ты еще гаже обычного, – шутя произносит Тесса, но я-то знаю: она говорит серьезно.

– Считаешь меня гадким? – Ожидая ответа, смотрю вниз, в землю.

– Да.

Я не удивлен.

– Я не такой. Ну, может, и такой. Вот если бы ты… – Я ведь и правда не так уж плох? Стоит ей попросить, и я могу исправиться.

Она ждет, пока я завершу путаную мысль; губы у нее дрожат.

– Чего ты от меня хочешь? – нетерпеливо спрашивает Тесса. Сует мне в руки бутылку, и я, не отпив, ставлю скотч на столик.

Ответ прозвучит жалко, да и как иначе? Могу бросить пить, могу стать лучше – по отношению к людям или только к ней.

– Ничего. – Я не сумел подобрать нужных слов.

– Мне пора.

Встав, она спешит в дом. Идет очень быстро, а я не хочу, чтобы она уходила. Я буду очень стараться…

– Не уходи. – Иду за ней.

Остановившись, Тесса оборачивается. Ее лицо так близко, что я слышу легкий запах виски.

– Почему? Еще не все оскорбления выдал? – кричит она и бьет меня, сильней, чем обычно. Снова пытается уйти, но я ловлю ее за руку.

– Не отворачивайся! – кричу. Нельзя просто заявиться сюда, переворошить мои сраные воспоминания и сбежать. Меня достали люди, которые так поступают.

– Давно стоило про тебя забыть! – Тесса толкает меня в грудь. – Не знаю, зачем я вообще пришла! Сразу же примчалась, как только Лэндон позвонил! – Она уже кричит во все горло. Покраснела. Губы дергаются; облизнув их, она завершает тираду: – Оставила парня, который – как ты верно заметил – один может выносить меня, и прибежала к тебе!

Постепенно воспринимаю ее слова. Она и правда оставила парня, чтобы прийти. Исключительно ради меня. Может, я и правда не так уж плох, и Тесса это видит.

– Знаешь, ты прав, Хардин. Я – жалкая личность. Потому что пришла сюда. Потому что попыталась…

Совершенно не думая, прижимаюсь к ней и целую. Тесса толкается, отбивается, но в моих руках – я чувствую – ей хорошо.

– Поцелуй меня, Тесса, – прошу я. Она нужна мне. – Прошу, поцелуй меня. Ты нужна мне.

Последний раз пытаюсь заставить ее поцеловать меня. Языком провожу по ее сомкнутым губам, раздвигаю их. Тесса отдается мне полностью и с желанием. Прижимается ко мне, дышит бурно, а я кладу ладони ей на щеки, жадно и ненасытно целую.

Языком провожу по нижней губе Тессы, и она вздрагивает. Обвиваю ее руками, держусь за нее. Вдруг из дома доносится какой-то шум, и Тесса отстраняется. Я больше ее не целую, но объятий не разжимаю.

– Хардин, мне правда пора. Так больше нельзя. Для нас это добром не кончится.

Она себе лжет. Мы все преодолеем.

– Нет, можно, – заверяю ее. Не знаю, откуда во мне эта надежда, но она расцветает в груди, и на сердце становится легко.

– Нельзя. Ты меня ненавидишь, а я больше не хочу быть мишенью для твоей злобы. У меня в голове все путается: то ты меня унижаешь после первой же близости…

Да, так и было. Я все испортил. Надо объяснить, что порой я все порчу, намеренно. Всегда так поступал. Как-то, когда мне было двенадцать, бабуля решила устроить праздник в честь моей днюхи; разослала приглашения и заказала особый торт. В сам день рождения я всем сказал, что праздник отменяется, и до вечера хандрил у себя в комнате. К торту даже не притронулся. Вот так я порой сам все и порчу…

Хочу сказать еще что-то, но Тесса прижимает мне палец к губам. Если бы не пластырь, я целовал бы ее в порез.

– …то целуешь и говоришь, что без меня не можешь. Мне не нравится, как я веду себя с тобой, и не нравится, как я себя чувствую после твоих выходок.

– И какая же ты со мной? – спрашиваю. Мне-то она нравится. Она куда лучше многих из окружающих.

– Такая, какой я быть не хочу: обманываю своего парня и постоянно плачу, – надломившимся голосом произносит Тесса. Она ненавидит себя за то, какой становится в моем обществе, и за это я сам себя ненавижу. Мне-то хочется, чтобы ей нравилось. Чтобы она хотела меня так же, как я хочу ее.

– А знаешь, какой ты мне видишься? Когда ты со мной? – Большим пальцем провожу вдоль линии ее челюсти, и ее веки, затрепетав, смыкаются.

– Какой? – шепчет Тесса, едва раскрывая рот. Она успокоилась и ждет, что я отвечу.

– Ты становишься собой, – говорю я чистую правду. – Просто не можешь осознать этого, боясь, что подумают другие. И я знаю, что после того, как я приласкал тебя пальцем… – Она морщится, ей неприятен подбор слов. – Прости… после твоего первого опыта… я поступил неправильно, и мне было плохо, когда ты покинула меня.

– Не верю, – закатывает Тесса глаза.

– Клянусь, я говорю правду. Знаю, ты меня считаешь плохим… но с тобой я… – Не могу закончить. Тесса проникает в меня все глубже, глубже и глубже, и это страшно. – Ладно, забей.

– Договаривай, Хардин, или я прямо сейчас ухожу. – Она говорит совершенно серьезно. Подбоченившись, смотрит на меня холодными глазами.

– С тобой… мне хочется быть лучше… с тобой и ради тебя, Тесс, – выдыхаю я, и она охает.

Когда она стала требовать знаков и доказательств решимости, он запаниковал. Как загнанный в угол зверь. Честность стала ему клеткой, где его могли запереть без ключа. Он боялся потерять Тессу, однако с каждым днем удерживать ее становилось труднее. Она перешла в наступление, спрашивала о таком, о чем ей знать-то не полагалось. Когда ей хотелось большего, она этого требовала, не принимая отказов; когда большего хотелось ему, она выдумывала отговорки.

– Все равно ничего не вышло бы, Хардин, мы слишком разные. Во-первых, ты ни с кем не встречаешься, не забыл? – выдает она мне. Отступает. Надеюсь, она не покинет дома моего отца. Мы словно уже совместное будущее обсуждаем: свадьбу, брак, развод или не развод… Тесса не может не планировать все заранее, а я могу. Всем уже вроде должно быть понятно, что я такую необходимость плохо переношу. И все же Тесса заставляет становиться лучше и лучше, ради нее.

– Не такие уж мы и разные: оба любим книги, например.

Постоянно приходится защищаться.

– Ты ни с кем не встречаешься, – дразнит она меня.

– Знаю, но мы могли бы… дружить.

Дружить? Хардин, ты серьезно?

В глазах Тессы – разочарование.

– Ты же говорил, что нам не быть друзьями. Да и не стану я дружить с тобой. Знаю я, что ты называешь дружбой: все привилегии бойфренда и никаких обязательств.

Отпустив ее, чуть не теряю равновесие.

– Почему все так плохо? К чему тебе ярлыки?

Хорошо наконец отойти от нее, вдохнуть свежего – без запаха виски – воздуха.

– Потому, Хардин, что я хоть и не слишком себя сдерживаю в последнее время, уважение к себе не потеряла. Я не стану твоей игрушкой, особенно если меня будут мешать с грязью. – Она картинно вскидывает руки. – К тому же я занята.

Своим придурком-бойфрендом прикрывается? Ой да ладно! Кого она обманывает?

– И тем не менее посмотри, где ты, – сухо говорю я.

Тесса размахивает своим парнем как флагом, дразнит меня им и еще жалуется, когда я то же самое проделываю с Молли. Ну что за двойные стандарты?! Опьянение лишь добавляет картине мрачности. Мне хватает ума, чтобы это понять, но хватает и тупости, чтобы перестать вести себя по-свински. А еще я пьян, и мне почти все по фигу. Я вдребезги разбил папанин кухонный фарфор.