Саид что-то набрал на клавиатуре:
– Как насчет «диспетчера телефонной линии для взрослых»? – (Я уставилась на него.) – Вы же говорили, что вам нравится беседовать с людьми, – пожал он плечами.
– Нет. Полуголая официантка – тоже нет. И массажистка. И оператор веб-камеры. Ищите, Саид. У вас должна найтись работа, от которой моего папу не хватит удар.
Похоже, я привела его в замешательство.
– Мы исчерпали все возможности работы в торговле с гибким графиком.
– А как насчет раскладывания товара по полкам в ночную смену? – Я провела здесь достаточно времени, чтобы научиться разговаривать на их языке.
– Тогда вы попадете в список ожидания. Такую работу предпочитают родители школьников, – виновато произнес он и снова посмотрел на экран. – Итак, у нас остались только сиделки.
– Вытирание задов старикам.
– Боюсь, для остального, Луиза, вы недостаточно квалифицированы. Если хотите пройти переподготовку, я с радостью направлю вас по верному пути. В обучающем центре для взрослых множество курсов.
– Но это мы уже обсуждали, Саид. В таком случае я останусь без пособия по безработице, верно?
– Если не будете готовы приступить к работе в любой момент, то да.
Мы немного посидели в тишине. Я посмотрела на двери, у которых стояли два могучих охранника. Интересно, они нашли эту работу через биржу труда?
– Я плохо справляюсь со стариками, Саид. После инсультов дедушка перебрался к нам, и я не могу с ним ужиться.
– А! Так у вас есть опыт ухода!
– Вообще-то, нет. За ним ухаживает моя мама.
– Быть может, предложить эту работу ей?
– Смешно.
– Я не шучу.
– А мне придется ухаживать за дедушкой? Нет уж. Кстати, ему это понравится не больше, чем мне. А в кафе ничего нет?
– У нас почти не осталось кафе, готовых предложить вам трудоустройство, Луиза. Как насчет «Кентакки фрайд чикен»? Возможно, там у вас сложится лучше.
– Поскольку их продавать легче, чем чикен макнаггетс» Сомневаюсь.
– Тогда давайте расширим поле поиска.
– В город и из города ходят всего четыре автобуса, сами знаете. Я помню, вы советовали выяснить расписание туристического автобуса, но я звонила на станцию, и он ходит только до пяти вечера. И стоит в два раза дороже обычного.
Саид откинулся на спинку стула:
– На данном этапе, Луиза, я вынужден подчеркнуть, что как здоровому и дееспособному человеку, желающему и далее получать пособие, вам необходимо…
– …продемонстрировать, что я стремлюсь найти работу. Я в курсе.
Как объяснить ему, насколько сильно я хочу работать? Он хотя бы отдаленно представляет, как мне не хватает моей старой работы? Безработица была всего лишь понятием, о котором занудно твердили в новостях в связи с верфями или автомобильными фабриками. Мне и в голову не приходило, что можно тосковать по работе, будто по ампутированной конечности – постоянно, рефлекторно. Я не предполагала, что потеря работы порождает не только очевидные страхи из-за денег и будущего, но и чувство собственной неполноценности, бесполезности. Что вставать по утрам будет сложнее, чем по грубому окрику будильника. Что можно скучать по своим бывшим коллегам, сколь бы мало общего у вас ни было. И даже что можно высматривать знакомые лица, прогуливаясь по главной улице. Когда я впервые встретила Леди Одуванчик, бредущую мимо витрин с таким же потерянным видом, как я, мне нестерпимо захотелось броситься к ней на шею.
Голос Саида вырвал меня из задумчивости:
– Ага! Это может подойти. – (Я попыталась заглянуть в компьютер.) – Только что поступило. Сию минуту. Место сиделки.
– Я же сказала, что не умею ладить со…
– Это не старики. Это… частная позиция. Необходима помощь по дому, и меньше чем в паре миль от вас. «Требуется сиделка и компаньонка для инвалида». Вы умеете водить машину?
– Да. Но не придется ли мне вытирать его…
– Насколько я могу судить, вытирание зада не требуется. – Он изучил экран. – У него… квадриплегия[10]. В обязанности дневной сиделки входит кормление и помощь. Скорее всего, вам придется сопровождать его в город, помогать с самыми элементарными вещами. О! Хорошие деньги. Намного больше минимальной зарплаты.
– Наверное, потому, что позиция подразумевает вытирание зада.
– Я позвоню и уточню насчет вытирания зада. Но если таковое не требуется, вы согласны пройти собеседование?
Он задал вопрос.
Но мы оба знали ответ.
Я вздохнула и взяла свою сумку, чтобы ехать домой.
– О боже, – произнес отец. – Какой ужас! Мало того что парень оказался в чертовом инвалидном кресле, так еще и наша Лу будет его компаньонкой.
– Бернард! – возмутилась мать.
За моей спиной дедушка хихикал в чашку чая.
2
Я вовсе не туповата. Пожалуй, пора прояснить этот вопрос. Но трудно не испытывать кое-какой нехватки серых клеточек, когда растешь вместе с младшей сестрой, которая не только перешла из своего класса в мой, но и перевелась затем на год старше.
Соображала Катрина всегда лучше, хотя была на восемнадцать месяцев младше. Все книги, которые я читала, она прочла первой, все факты, которые я упоминала за обеденным столом, она уже знала. Она единственный известный мне человек, по-настоящему любящий экзамены. Иногда мне кажется, что я так одеваюсь, потому что стиль – единственное слабое место Трины. Она не вылезает из джинсов и свитера. Элегантно одеться, в ее понимании, – это погладить джинсы.
Папа называет меня «фигурой», потому что я склонна говорить первое приходящее на ум. Он утверждает, что я вылитая тетя Лили, которую я никогда не видела. Довольно странно, когда тебя постоянно сравнивают с незнакомым человеком. Я спускаюсь по лестнице в фиолетовых сапогах, и папа, кивая маме, говорит: «Помнишь тетю Лили и ее фиолетовые сапоги?», а мама фыркает и заливается смехом, как будто над тайной шуткой. Мама называет меня «личностью» – вежливый способ сказать, что она не понимает мою манеру одеваться.
Однако, не считая краткого периода в подростковом возрасте, я никогда не хотела выглядеть как Трина или другие девочки. Лет до четырнадцати я предпочитала мальчишескую одежду, а теперь стараюсь себе потакать – смотря с какой ноги встала. Что толку пытаться выглядеть как все? Я маленького роста, с темными волосами и личиком эльфа, если верить папе. «Эльфийская красота» здесь ни при чем. Я не простушка, но вряд ли кто-то назовет меня красавицей. Мне не хватает изящества. Патрик называет меня «шикарной», когда хочет затащить в постель, но не особо утруждает себя притворством. Мы встречаемся уже семь лет.
Мне двадцать шесть, а я так толком себя и не узнала. До того как потеряла работу, я вообще ни о чем не задумывалась. Собиралась выйти замуж за Патрика, нарожать детей, поселиться за пару улиц от родительского дома. Не считая экзотического выбора одежды и довольно скромного роста, меня мало что отличало от других. Вряд ли вы обернулись бы на меня. Обычная девушка, ведущая обычную жизнь. И это совершенно меня устраивало.
– Надень костюм на собеседование, – потребовала мама. – В наши дни все одеваются как попало.
– Можно подумать, чтобы кормить древнего старца с ложечки, нужен костюм в тонкую полоску.
– Не дерзи.
– Мне не на что купить новый костюм. А если мне не дадут эту работу?
– Можешь надеть мой, я поглажу тебе симпатичную блузку, и хотя бы раз в жизни не скручивай эти… – указала она на мои волосы, как обычно уложенные двумя темными узлами по бокам головы, – штуки, как у принцессы Леи. Просто попытайся выглядеть как нормальный человек.
Спорить с матерью было бесполезно. И папе явно запретили комментировать мой наряд, когда я неуклюже вышла из дома в слишком тесной юбке.
– Пока, милая. – Уголки его рта подергивались. – Желаю удачи. Ты выглядишь очень… деловой.
Больше всего смущало не то, что на мне была мамина юбка, и не то, что она сшита по последней моде восьмидесятых, а то, что она мне маловата. Пояс вреза́лся в живот, поэтому я одернула двубортный пиджак. Как выражается папа, у мамы меньше жира, чем у заколки-невидимки.
Всю недолгую автобусную поездку меня подташнивало. Я никогда не была на настоящем собеседовании. В «Булочке с маслом» я оказалась, поспорив с Триной, что смогу найти работу за день. Я вошла и просто спросила у Фрэнка, не нужна ли ему пара рук. Кафе только что открылось, и он был мне безмерно благодарен.