Елена Барлоу - Добровольная зависимость (СИ)

Бесконечная мелодия, воспроизводимая моей сестрой в соседней гостевой комнате, уже порядком надоела нам в тот вечер: пожалуй, и пятнадцати минут игры Коллет на фортепиано хватило бы с лихвой, но так нет! Она, видимо, решила довести нашего отчима до белого каления.

— Останови эту какофонию звуков, Коллет! — рычал отчим, бывший когда-то камердинер графа Ростера из Ньюпорта, проходя мимо моей сестры. — Иначе я возьмусь за топор и сломаю инструмент к чертям…

Далее следовала целая бравада из непереводимого французского слога, над которой мы вдвоём обычно смеялись. Но последние несколько недель мистер Брам был особенно раздражён, едва ли не зол! Лично я списывала его мрачное настроение на мамин отъезд в госпиталь и её продолжительную болезнь. Отчим очень любил нашу матушку, обожал её безмерно, отчего мы с Коллет его так искренне уважали.

Со своего места я видела только краешек платья Коллет, но была уверена, что она улыбается столь же лукаво, как и я. Играть она перестала, а я вновь сосредоточилась на чтении сборника писем сэра Кольвилла к своему коллеге — доктору Руссо из Америки. Коллет, как и всегда, подошла ко мне бесшумно и присела рядом на низкий подоконник, обитый потрёпанным покрывалом в заплатках.

— Ах, как он торопится, бедолага! — заговорчески произнесла сестра и сдунула с оконной рамы мошку. — Уверена, будь маменька дома, он бы так не пылил.

— Зря ты его дразнишь, — ответила я, не отрываясь от чтения. — Он крайне раздражён в последнее время. Скажи спасибо, что он не знает о твоём драгоценном офицере. А то взял бы тот самый топор и…

При упоминании о мистере Рэтморе сестра вся раскраснелась и совершенно смутилась. Естественно, отчим не знал, что Коллет влюблена в офицера, племянника пастора. Узнай он об этом, то разразился бы гневной тирадой о том, что для подобной любви нет места при нашем положении. Сама же сестра была далеко не глупышкой и понимала, что благополучное будущее браком с офицером она себе не обеспечит.

— Но он такой красивый! — вздыхала на мои замечания Коллет. — И он любит меня! А я — его… Ах, Кейтлин, тебе нас не понять. Мне всё равно, из какой он семьи. Скоро он сделает мне предложение.

«Ох, как я в этом сомневаюсь!» Но вслух высказать свою мысль не посмела, мне не хотелось расстраивать Коллет. Мистер Рэтмор был слишком молод, слишком беспечен и слишком зависим от своего дядюшки, известного брюзги. Несмотря на все замечательные, исключительно положительные отзывы о приходе во владениях графа Кренстона, моё мнение о мистере Рэтморе оставалось неизменным: этот, по сути, безвольный юноша ничего не даст моей сестре. Однако, она любила его и… Что ж, мне действительно их не понять.

Как-то за ужином, когда отчим был, пусть и не в добром расположении духа, но хотя бы не ворчал, нам пришлось затронуть одну из тем, которая волновала и касалась меня непосредственно.

— Наша ситуация всё хуже и хуже, — нагнетал мистер Брам. — Денег едва хватает на содержание вашей матушки в госпитале. Боже, только бы всё это не исчезло за зря!

Мы с сестрой переглянулись, но предпочли тактично промолчать. Отчим не хотел оскорбить ни свою жену, ни нас, я уверена. Однако, видимо, его настроение было совершенно испорчено, и даже подобные необдуманные фразы, брошенные с горяча, приобретали жуткий смысл.

— Мало того, что ты, Коллет, отвергла уже три предложения за этот сезон, так ещё и твоя сестра ставит нас в неловкое положение!

— Папа, пожалуйста, не стоит, — Коллет звякнула по тарелке прибором и чуть повысила голос. — Кейт сдаст этот экзамен и уедет. Разве не этого ты так жаждешь? Станет меньше на один голодный рот.

Я едва сдержала улыбку, поэтому тут же взяла бокал и поглядела, как отчим покраснел и смутился.

— Кажется, для полного счастья вам, мистер Брам, не хватает сосватать Коллет за какого-нибудь джентльмена, тогда в доме станет на целых два голодных рта меньше.

Сестра откровенно засмеялась, и я позволила себе улыбнуться, когда отчим пробубнил что-то о «несносных девчонках» и поспешил наполнить рот картофельным пюре.

Но, к моему огромному сожалению, шутки в тот вечер закончились. Отчим всегда негативно относился к моему творчеству и желанию продолжать учёбу, и так протекали дни нашей жизни: мистер Брам осуждал мои планы на будущее, а я упрямо погружалась в чтение учебников и специальных пособий, которые мне удалось раздобыть в библиотеке при церкви.

— Представь себе ситуацию, дорогая Кейтлин, — не унимался отчим, и до того увлёкся своей речью, что напрочь позабыл об остывших варёных овощах в тарелке. — Твоя сестра не выйдет замуж, и кто же будет содержать её и вашу матушку? После смерти этого старого чёрта Ростера мне достались лишь объедки! Мой банк в Олнвиле лопнул. Это конец! Думаешь, так я смогу потянуть нас троих и, к тому же, оплачивать твоё обучение? Придётся продать дом… Хочешь, чтобы мы переселились в какой-нибудь вшивый коттедж?

— Чего вы от меня хотите? — я чувствовала, как злость овладевает мною, но старалась держаться.

— Чтобы ты бросила эти бесполезные занятия, книги и глупые стишки, и взялась, наконец, за ум.

— Предлагаете мне единственный, по вашему мнению, выход? Замуж выйти?!

Я резко поднялась, едва не опрокинув бокал на стол, и вцепилась пальцами в дубовую поверхность. Мой взгляд был прикован к лицу отчима, и я отчаянно желала, чтобы он увидел мою решимость и неотвратимость того, что я задумала. Он должен был понять! Обязан был! Ах, как жаль, что мамы не было со мной!

Я забыла о том, что рядом сидит сестра и беспокойством глядит на нас. Если бы она попросила меня замолчать, я бы уже не смогла остановиться:

— Мистер Брам, когда же вы поймёте, что меня не интересуют браки? И я не выйду замуж! Всё, чего я хочу, это сдать экзамены и уехать в Кардифф, чтобы стать свободной. Стать тем, кем я сама захочу стать, а не тем, кого вы желаете из меня слепить!

Это была наша первая крупная ссора после отъезда матери в госпиталь. Я оставила сестру и отчима одних, сама же, гордо вскинув голову, вышла из столовой. Возможно, мне не стоило говорить с ним так грубо, но ведь иначе не докричишься. Матушка всегда говорила: «в глубине души все без исключения мужчины любят покорных женщин». Что ж, кажется, мне суждено до конца своих дней оставаться нелюбимой…

***

Поскольку Глиннет был небольшим городом, граничащим, однако, с железной дорогой, что пересекала добрую часть Уэльса и петляла через деревушки прямиком в Англию, любые сплетни и слухи здесь распространялись с невероятной скоростью. И, если раньше соседи знали всё о ваших приемлемых доходах, то они наверняка узнали бы и о полном вашем банкротстве. Правда, некоторые вопросы всё же оставались: например, как с таким минимальным достатком они ухитрялись содержать больную мать семейства в госпитале столь продолжительное время? Или до сих пор отстаивать своё жильё? Или, пусть и скудно, но ежедневно питаться?

Все эти вопросы и меня затронули, в особенности одним ранним воскресным утром. Ситуация нашей семьи вновь напомнила о себе и больно кольнула по моей гордости в лице миссис Пиншем — вдовы, живущей с тремя скай-терьерами через пару домов от нас. Как и я, она любила прогулки по аллеям парка, когда солнце едва поднималось и не успевало отогреть землю.

Мы как раз проходили мимо ручья, когда вдова задала мне очередной свой прямой вопрос, а впереди резвился Бобби — её любимый терьер.

— Что же вы намерены делать? Всё это так печально, дорогая, — сочувствующе звучал её звонкий голос. — Сначала ваша матушка слегла, а теперь эта отвратительная банковская афера! Мистер Брам, конечно, человек сообразительный, и не даёт вам опуститься.

— Он, скорее, сам себе найдёт покровителя, чем позволит всем нам опуститься, — ответила я.

Бобби обожал приносить палочку, и я время от времени бросала ему сухую ветку. Пока пёс рассекал высокую траву у ручья, его хозяйка продолжала развивать свою мысль и, как оказалось, мою мысль тоже:

— Ах, значит, мистер Брам задумал выдать Коллет замуж! Какая новость! Давно пора. А ведь люди всё видят.

— Видят что?