– Мой дорогой друг, – продолжал Беттино воодушевлённым тоном. – Я не стану выпытывать у тебя подробности вашего знакомства с синьорой. Скажу лишь, что она тебя совсем не знает. И ты её тоже. В этом-то и вся проблема!
«Не нужно быть гением, чтобы это понять», – мелькнуло в мыслях. Я хмыкнул и сделал очередной глоток. Вино было сладким, даже чересчур, и заметно ударяло в голову. Но для работы следующим днём голова мне нужна была ясная. А вот Беттино этого явно не понимал.
– Она знает лишь, что я мрачный, скрытный, и разрушил ей жизнь, – произнёс я, глядя на огонь. – Я бы хотел стать ей другом, для начала. Но она такая упрямая!..
– О, приятель! Ты действительно дурак. В твои-то года не знать, что никакой дружбы между мужчиной и женщиной быть не может! – мой собеседник ещё долго хихикал, пока окончательно не успокоился. – Можно очаровать женщину сладкими речами, комплиментами, и засыпать дорогими подарками…
– Кейтлин не такая, – отмахнулся я резко. – Нет, всё это ей неинтересно.
Эдгар помолчал, вдумчиво разглядывая полупустую бутылку на круглом столике перед собой, и вдруг сказал:
– Тогда делай, как и все. Как было всегда, из века в век, – он поднял бокал, будто произносил очередной жизненный тост. – Возьми её. Покажи, что ты за мужчина. Пусть раз и навсегда поймёт, кто её хозяин.
Я едва не выплеснул это дорогое вино ему в лицо. Сама мысль повести себя, как грубое животное, просто прийти к ней и заняться… нет, не любовью, а чем-то, чего Кейтлин не заслуживала, была мне омерзительна. Как и воспоминания о близости с Мэгги.
– Ну, ну, не кривись. Не надо морщить своё симпатичное личико, приятель, – сказал Беттино, улыбаясь. – Я знал стольких непокорных женщин, что и пальцев на обеих руках не хватит пересчитать. Но все они женщины, какими бы хрупкими и горделивыми ни казались, и они не могут устоять перед…
– Вряд ли любовные игры что-то изменят в моей ситуации, – грубо перебил я его.
Мой собеседник поднялся, держась за полку над камином, вздохнул и погасил свечу возле статуэтки Мадонны.
– Тогда, Готье, старайся играть лучше. Buona notte, мой друг!
Ночью я долго не мог заснуть, обдумывая его слова. Но кто бы мог подумать, что идеи пьяного итальянца мне ещё пригодятся…
***
Тот самый ярый противник браков, подтянутый седоволосый господин Васко, на следующий день принял Кейтлин с удивительной симпатией. Я был поражён, когда за обедом, после обсуждения деталей его очередного проекта со мной и другими джентльменами, он предложил моей жене занять место рядом с ним и почти не притронулся к еде, так как был занят беседами с нею. Время от времени я наблюдал за ними: Кейтлин держалась отлично, была вежлива, улыбалась и скромно прикрывала рот ладонью, чтобы посмеяться, когда Васко отпускал очередную шутку.
Чувствовал ли я себя счастливым мужем, потому что моя супруга такая молодая и прекрасная, и принята в обществе моих коллег и товарищей? Да, несомненно. Ощущал ли я обиду, потому что она до сих пор не обращала внимания на меня, единственного, кто того заслуживал? Ещё как! И с каждым часом я понимал, что обида эта растёт во мне. В конце концов, когда господин Васко поцеловал руку моей жены в последний раз и увёл меня в свой кабинет, чтобы продолжить разговор о новом проекте, я немного остыл, хотя в глубине души бесновался от ревности.
Все мои замечания по поводу чертежей и дальнейших планов он принял со смирением и каждое из них учёл, что было странно, ибо я знал крутой нрав этого человека. Едва ли он мог так легко принять все свои недочёты из уст иностранца намного младше него самого. Затем он пригласил меня с супругой в свой загородный дом, где через пару дней должен был состояться грандиозный ужин. И я в насмешливом тоне отказал ему. О чём позже пожалел.
– Почему вы отказались? Там могло быть так весело! – прокомментировала Кейтлин моё решение, когда мы вернулись в дом Беттино. – Я не понимаю.
– Мне показалось, что с тебя хватит общения с этим господином. Иначе, в следующий раз, когда ты улыбнёшься, его хватит апоплексический удар.
Я старался не перегибать палку, но мой голос всё равно был слишком резок. В какой-то мере, мне хотелось задеть её и дать понять, что я тоже умею дуться. Кейтлин приняла мои слова с покорным молчанием, однако, недолгим:
– Я считала вас более цивилизованным человеком, которому свойственно рациональное суждение. Если вы думаете, что мне свойственно неподобающее поведение, то вы глубоко ошибаетесь.
– И как же это понимать?
– Я бы не оскорбила вас, и тем более не опозорила.
И тогда я понял, что она думала, будто я могу стыдиться её, как когда-то стыдился Мэгги и её манеры флиртовать с любым мужчиной, находящимся с ней в одной комнате. Я не нашёлся, что сказать. Мне было жаль, что я обидел свою жену подобными намёками, ведь в ней самой я ничуть не сомневался. То была обыкновенная собственническая ревность. Я смотрел на неё, такую серьёзную и слегка порозовевшую, и вдруг ощутил невероятный прилив желания, что было совершенно не к месту. Было не просто некомфортно, а больно терпеть. Я поспешил пожелать ей доброй ночи и буквально сбежал, чтобы она ничего не заметила.
Тем же вечером я корпел над чертежом капитéлей, которые Васко планировал соорудить на новом здании. Я устал и начал путаться в вариантах, отвлёкся и задел рукой одну из догоравших на столе свечей. Рукав тонкой рубашки загорелся мгновенно, а горячий воск больно обжёг кожу. Подскочив, я сбил пламя ладонью левой руки и осмотрел последствия бедствия: рубашка была безнадёжно испорчена, кожа под чернеющей тканью заметно покраснела.
Когда через минуту неожиданно раздался тихий стук в дверь, я пытался снять рубашку, чтобы смочить руку в круглой вазе для умывания. Решив, что кто-то из прислуги услышал моё недовольное шипение или грохот, когда я опрокинул стул позади себя, я раздражённо рявкнул «войдите».
В спальню вошла Кейтлин. Она закрыла за собой дверь и встала поодаль от меня, переминаясь с ноги на ногу. Я бросил один взгляд на её ночное одеяние под распахнутым халатом светло-золотистого цвета, и напрочь позабыл о боли.
– Простите меня, сэр, если я помешала, – произнесла она тихо, разглядывая узор на ковре. – Я хотела кое-что вам сказать. Правда, я так долго стояла за этой дверью, боялась, что вы, возможно, спите, но услышала какой-то шум, и вот…
Она говорила так забавно и странно, а ещё никак не выпускала из пальцев поясок от халата, мне казалось, она вот-вот его выдернет. Я отложил в сторону салфетку и повернулся к ней. Увидав мою раненую руку, Кейтлин ахнула и вдруг мигом оказалась рядом со мной.
– Что с вами произошло? Вы обожглись?!
– Слегка, – улыбнулся я, когда её пальцы чуть сжали мою ладонь. – Непроизвольный контакт со свечой. Но я буду жить.
– Вам срочно нужно приложить к коже что-то прохладное! – констатировала она, как заправский доктор. – Дайте-ка я помогу.
Пока я позволял ей колдовать над своим ожогом, а она так осторожно касалась салфеткой моей руки, в мою голову закралась одна неожиданная мысль.
– Кейт, скажи мне, ты ничего не пила перед сном?
Она подняла голову, и в больших зелёных глазах я увидел искреннее удивление. Затем на её порозовевшем личике мелькнуло отчаянное смущение. Я понял, что угадал со своим предположением, и снисходительно улыбнулся.
– Просто синьорина Берта предложила мне немного бренди, – пробормотала Кейтлин виновато. – Было невежливо отказываться, понимаете?
– И что же послужило поводом для вашего столь скромного будничного девичника? – поинтересовался я, вглядываясь в её лицо.
– Ничего особенного… А разве обязателен повод для того, чтобы провести время в хорошей компании?
Она произнесла это с таким искренним энтузиазмом и возмущением, я просто не нашёлся, что ответить, лишь засмеялся. И был безмерно рад заметить на её губах улыбку.
Мы достали из комода чистые бинты, и с моими подсказками Кейтлин быстро перевязала мне руку. Она действительно была слегка пьяна: пыталась отшучиваться, пока помогала мне снять испорченную рубашку и ни разу не отпрянула, когда я будто бы случайно касался её.
– Я едва не забыла, зачем пришла к вам, – сказала она вдруг. Мы стояли рядом: я опирался о рабочий стол, загромождённый книгами и чертежами, она – всего в нескольких дюймах от меня. – После возвращения я некорректно повела себя… с тобой. Мне стоило сразу же смириться с твоим решением, а не перечить, и тем более не грубить… Ты всё-таки мой муж, а я обещала, что буду послушной женой.