И тогда я твёрдо решила, что он не поступит так со мной. Не заставит позже умолять, просить и унижаться! Я ему не позволю! Все свои страхи я отогнала, будто рукой махнула перед лицом, и просто решила за нас двоих. Это была моя точка невозврата, моё punto di non ritorno.
Я успела раздеться до того, как он обернулся и посмотрел на меня. Мои волосы были ещё влажными, и тяжёлыми прядями липли к спине, так что за несколько секунд этой внезапной наготы я почувствовала, как дрожу. А Джейсон просто смотрел, находясь по ту сторону широкой постели, и его бездействие заставляло меня нервничать всё сильнее. Мысленно я умоляла, чтобы мой муж наконец сделал первый шаг и избавил меня от этого позора неопытной девственницы. Но он лишь стоял и смотрел… Господи, даже я сама никогда так пристально и долго не разглядывала себя в зеркале! Но я должна была ждать и бояться, что он прикажет мне прекратить это или просто отвернётся в конце концов.
– Твоя очередь. Ты же не планируешь спать в этих роскошных дорогих брюках, – произнесла я наконец и с трудом улыбнулась. – К тому же я уже видела обнажённых мужчин, и поверь мне, не буду шокирована.
– Позволь узнать, где ты их видела? – выговорил он хрипло, всё ещё неотрывно глядя на меня.
– На картинках, разумеется! У мистера Брама в библиотеке водилась разная литература, об анатомии человека в том числе. Но как бы он её ни прятал, я всегда добиралась до верхних полок.
– Да, сверху – там всегда интереснее…
Мне было всё равно, что конкретно он имел в виду, но ситуация показалась забавной: я – голая перед своим мужем – рассказываю о том, как когда-то разглядывала картинки с подробными изображениями строения человеческого тела, и улыбаюсь, будто так всё и должно быть.
– Ложись на кровать, Кейт, – прозвучал его голос, ставший снова спокойным, хрипотца исчезла.
Я сделала, как он велел. Откинулась на две мягкие подушки и подтянула к груди одеяло. Если честно, в тот момент я бы сделала что угодно, о чём бы ни попросил мой муж. Скорой искрой в голове мелькнула мысль о том, как просто Джейсону было бы с женщинами, если бы захотел, мог взять любую. А имел ли он любовниц вообще, этого я не знала. И больше не хотела знать.
Джейсон не стал отворачиваться, когда принялся стягивать брюки. Я не могла отвести от него глаз. А ведь раньше, когда ненаглядный офицер моей сестры наскоро пытался украсть у неё поцелуй за порогом нашего дома, а я следила, чтобы отчим не появился в самый неподходящий момент, их любовное воркование казалось мне смешным и нелепым.
А теперь… теперь он смог оживить меня, хотя казалось, что я и так жила, но на самом деле просто делала вид. Как можно было считать его коварным и опасным? Он был сильным до самого последнего момента, и через собственную силу заставил принять его, но ведь стоило сделать это сразу, едва он предложил мне всего себя, и я не потеряла бы так много времени! И он всё ещё был опасен, но только потому что пошатнул мой замкнутый, запертый мирок, расколол его, будто скорлупу ореха, и освободил меня… Пусть ещё не до конца.
– Всё немного страннее, чем на картинках, не правда ли? – услышала я его сквозь лёгкий дурман.
И как он мог ещё шутить в такой момент?!
Не в силах отвести глаз, я смотрела, как Джейсон наконец опускается рядом, опираясь руками о матрас, и нависает надо мной. Во мраке комнаты его глаза казались светло-синими, и я была зачарована. Не знала, куда деть собственные руки. Не знала, как всё должно начаться, но прекрасно понимала, чем всё кончится. Было горячо от прикосновений его кожи к моей, но он даже не пытался поцеловать меня или начать ласки.
– Знаешь, что было самым отвратительным за последние три года? – спросил он, поймав мой взгляд, и смахнул влажную прядь с моей щеки. – Это желание обладать тем, что никогда бы мне не принадлежало. Встретив тебя, я словно проснулся, вынырнул из летаргического сна, а после отчаянно пытался заснуть снова, но так и не сумел. Я просто не верю, что кто-либо на Земле любил кого-то так сильно, как я люблю тебя.
Если бы он не поцеловал меня в следующее мгновение, я бы задохнулась, позабыв, как дышать. Но его поцелуй – тёплый, спасительный, одурманивающий – дал мне надежду и шанс избавиться от неясности и погасить наконец пламя, которое этот мужчина во мне разжёг. Но я ошиблась, так жестоко ошиблась!
Его губы коснулись шеи, ключицы, сомкнулись вдруг на отяжелевшей груди, и это было сравнимо лишь с внезапным ударом, потому что ничего острее я не чувствовала никогда в жизни. Но это было сладко и нежно, даже когда он слегка прикусил зубами мою кожу. Руки инстинктивно метнулись выше, чтобы защитить меня от этой добровольной пытки, но наткнулись на мягкие кудри, темнеющие на фоне моего бледного тела. Смутно осознавая, что происходит и что я делаю, я гладила его спину, проводя пальцами по бугрящимся мышцам, по гладкой коже, выгибалась навстречу его ласкам, непроизвольно дёргалась от очередного обжигающего касания.
Где-то на краю сознания я понимала: это лишь малая часть всего, что он может мне показать. И, когда внезапно Джейсон остановился и встал на колени между моих ног, я очнулась и замерла. Мне не понравилось потерять его вот так, мне нужно было, жизненно необходимо чувствовать его твёрдое тело и жар, исходивший от него, потому что без него я дрожала и терялась, как слепой без поводыря. Вместо того, чтобы вернуться ко мне, он коснулся ладонью внутренней стороны моего бедра, и его пальцы заскользили выше, и ещё чуть выше…
Я поняла его прихоть: он хотел, чтобы я смотрела на это, и я видела, как его длинные пальцы касались меня, и старалась ни за что не закрывать глаза, пусть это и оказалось так сложно. И в тот момент, когда он с улыбкой удовлетворения прикоснулся ко мне, меня отбросило куда-то на грани наслаждения и блаженства, и стало ясно, как Божий день – я теперь навсегда принадлежала ему.
Сознание никогда прежде не подводило меня, но теперь всё внешнее было оставлено за его пределами. Остался лишь Джейсон и то, что он творил со мной. Робость испарилась, будто и не было её. Под пальцами я чувствовала его тело, твёрдость мышц, плавные неспешные движения. Господи, как же мне хотелось взглянуть на него со стороны! Прежде я не понимала какое тело скрывает Джейсон под одеждой… О чём я думала? Я и не видела его таким никогда до той ночи… Да, мне хотелось посмотреть на него, но всеми моими желаниями, возможностями, моим телом, наконец, владел именно он.
Он отпустил меня так внезапно, оставив на краю удовольствия, но совсем ненадолго, наклонился надо мной, и наши лбы соприкоснулись, а тела тесно прижались друг к другу. И между поцелуями, когда он горячо и хрипло дышал, я слышала, как он повторял: «всё будет хорошо». Как можно было не поверить ему? Скажи он мне любую глупость в тот момент – поверила бы! Но не до глупостей ему было, нет, совсем не до них. И мне тоже.
Я верила Джейсону, когда он взял меня – плавно и медленно, почти без боли – и смотрела в его глаза, ставшие почти бирюзовыми в момент экстаза. Я поверила ему, когда он наполнил меня, сделал женщиной, и не поспешил остановиться, пока сам не оказался в плену этих острых, едва ли не болезненных ощущений. А я и подумать не могла, что испытаю такую радость: не от близости с мужчиной, с мужем, а от слияния с ним, с его миром, его душой; от сознания, что я сделала его счастливым, потому что он наконец получил желаемое, и он заслуживал этого.
Какой же удивительно решающей оказалась та ночь.
Я всё ещё была полна сил и совсем не хотела спать (несколько раз широко зевала, но пыталась не обращать на это внимания), когда за окнами стало заметно светлее. Джейсон спал рядом, обнажённый и до невозможного красивый, и я улыбалась, разглядывая его лицо; покой и сон разгладили кожу, вернули здоровый цвет, и он казался мне теперь намного моложе. Осторожно прикасаясь к чёрным, шелковистым кудрям, я думала, как тоскливое сочувствие и напускное пренебрежение с моей стороны сменились почти невообразимой нежностью. Она наполняла меня, растекалась во мне и согревала. Ни с чем не сравнимое чувство спокойствия и умиротворения.
Несколькими часами позже мой муж сообщил, что мы никуда не едем в тот день. За завтраком он не сводил с меня глаз и позже, пока я пыталась расчесать спутавшиеся за ночь локоны, он смотрел на меня так, словно я всё ещё была для него вне досягаемости, являлась его главным призом, который он так и не получил. И я всё ещё носила его рубашку.