— Вы не имеете ни малейшего представления об опасностях…

Она повторила свой жест. Черт побери! Она совершенно сбила его мысли этим прикосновением. Он схватил ее руку прежде, чем она успела ее отдернуть.

— Что это, черт возьми, вы делаете?

— Я глажу вас.

Он молча уставился на нее, пытаясь понять, что с нею происходит.

— Зачем? — Он глядел с подозрением.

— Так я выражаю вам свою привязанность, милорд. Разве мое прикосновение неприятно вам?

— Нет, — пробормотал он.

Он взял рукой ее подбородок и впился в ее рот долгим, крепким поцелуем.

Она прижалась к нему, обвила руками его шею, а когда ее муж наконец оторвался от нее, оказалось, что она сидит у него на коленях. Как это получилось, Джоанна не знала.

Он крепче прижал ее к себе. Она приникла к его груди, вздохнула и удовлетворенно улыбнулась.

Ей хотелось смеяться. Великий Боже, все получилось по плану, ее теория полностью подтвердилась, Габриэль и его пес и в самом деле чрезвычайно похожи. Ее муж постоянно напускал на себя грозный вид, совершенно так же, как и его четвероногий любимец.

— Жене позволительно выражать привязанность своему мужу.

«Он одобряет меня», — решила Джоанна. Но, Господи, как же надменно звучал его голос! Она отодвинулась, чтобы заглянуть в его лицо.

— А мужу позволительно брать свою жену на прогулки?

— Конечно. Мужу позволительно все, чего он хочет. «Жене тоже», — подумала она.

— Почему вы всегда так серьезны, милорд? Правду сказать, вы не слишком часто улыбаетесь мне.

— Я воин, Джоанна — Выражение его лица говорило, что он считает это объяснение исчерпывающим. — Он поднял ее и пересадил на ее скакуна. — Вы тоже редко улыбаетесь, — заметил он. — Почему?

— Я жена воина, милорд, — Она улыбнулась, и он тоже не смог сдержать улыбки. — Вы очень красивы, милорд, когда улыбаетесь.

— Но ведь вы говорили, что вы не любите красивых мужчин, помните?

— Помню. Но сейчас мне захотелось сказать вам этот комплимент, сэр.

— Для чего? Она промолчала.

— Что вы делали здесь наверху в одиночестве?

— Я хочу найти пещеру, о которой рассказывал мне Огги. Она хранит в себе сокровище.

— И что же это за сокровище? Она покачала головой:

— Сначала вы должны мне помочь найти пещеру. А уж потом я скажу вам, что там в ней. Я знаю, что вы очень заняты, но не могли бы вы один час провести со мной?

Он нахмурился, не зная, как отнестись к ее просьбе. У него есть сегодня важные дела, и они, конечно, должны занимать его в первую очередь. Прогулка верхом ради чистого удовольствия, по его убеждению, вообще не имела смысла.

Но несколько минут — да, всего лишь несколько минут — он мог бы уделить своей красавице-жене. Ему это было по душе.

— Указывайте путь, Джоанна. Я следую за вами.

— Благодарю вас, милорд.

Казалось, она преисполнилась благодарности Какая малость может радовать его нежную жену! Габриэль почувствовал себя настоящим монстром из-за того, что колебался, обдумывая ее просьбу.

Джоанна, не давая ему возможности переменить решение, схватила поводья и пустила коня галопом вниз, с холма. Она хотела уехать подальше от дома, туда, где его никто не сможет отвлечь от того важного разговора, который она задумала провести с ним.

Он с удивлением обнаружил, что она умелая наездница, чего никак нельзя было предположить в этой хрупкой женщине.

Габриэль держался позади нее, пока они не достигли леса. Там он выехал вперед.

Они прочесали лес вдоль и поперек, высматривая вход в пещеру. После часа напрасных поисков Джоанна отступилась:

— В следующий раз попросим Огги поехать вместе с нами. Он укажет верный путь.

Они прорвались сквозь строй деревьев и остановились на небольшой поляне вблизи ручья.

— Вы готовы вернуться назад? — спросил Габриэль.

— Прежде я хотела бы поговорить с вами, милорд. А если бы не голод, я просила бы вас остаться здесь со мной остаток дня. Здесь так чудно Вы заметили, какая зеленая и свежая эта ваша долина? — В глазах сверкнули озорные огоньки — Приятно воображать себе, будто у вас круглый год такая мягкая и теплая погода. Меня так радует каждый новый день. Я чувствую, что счастлива! Да, счастлива!

Он еще не видел ее в таком радужном настроении. Оно согревало его сердце. Видит Бог, ему тоже не хотелось покидать эту поляну.

— Я могу позаботиться об утолении вашего голода, жена.

Она обернулась.

— Вы хотите поохотиться?

— Нет, просто все необходимое у меня с собой. Габриэль спешился и помог ей спуститься с коня.

— Вы такая легонькая, Джоанна, едва ли вы весите два стоуна <Стоун равен 14 фунтам (около 5,5 кг) — Прим. ред.>.

Она пропустила его замечание мимо ушей.

— И где же пища, которой вы похвалялись, супруг мой? Напоминает ли она манну небесную?

Он приподнял попону и вытащил плоское металлическое блюдо, а потом отвязал небольшой мешок, прикрепленный шнурками позади седла, и знаком предложил ей идти на поляну. Привязав поводья обоих коней к дереву, он догнал ее.

— Снимите плед, Джоанна, и расстелите его возле сосен.

— Вряд ли это будет выглядеть прилично. Озорной тон ее голоса сказал ему, что ей неважно, прилично это или нет. Ее легкомысленное настроение озадачило его, и он решил выяснить причину перемены. Обычно Джоанна была очень сдержанна.

Она уселась на пледе и смотрела, как Габриэль готовит еду. Он высек огонь, поджег торф и сухие ветки, а затем разместил металлическое блюдо прямо среди пламени. Затем он высыпал из мешочка на ладонь овсянки, добавил воды, которую набрал в ручье, и, быстро замесив густое овсяное тесто, бросил его на блюдо и, покуда пеклась первая лепешка, замесил вторую.

Овсяная лепешка показалась Джоанне сделанной из песка. Но ее супруг так усердно делал их, что она не подала виду, как ужасны на вкус его изделия. Она прошла к ручью, чтобы выпить воды и размочить кусок лепешки, и, едва сжевав половину, объявила, что совершенно сыта.

— С вашей стороны предусмотрительно возить с собой провизию, — заметила она.

— Каждый воин всегда возит с собой провиант, Джоанна. — Он присел радом с ней, прислонился к стволу дерева и прибавил: — Мы берем с собой все, в чем нуждаемся, на охоту и на войну. Нагорцы очень независимы и аскетичны. Им не нужны ни хлеб, ни вино, ни телеги, груженные горшками и котлами, как изнеженным английским солдатам. Наши пледы — наши палатки и наши одеяла, а другую пищу, в какой мы нуждаемся, мы берем у земли.

— Или крадете у других кланов?

— Да.

— Плохо брать чужое без разрешения.

— Таков наш обычай, — пояснил он еще раз.

— А другие кланы обкрадывают вас?

— У нас нет ничего, что им нужно.

— Но все они обкрадывают друг друга?

— Конечно.

— Это настоящее варварство, — решила она вслух. — Неужели никто из лаэрдов никогда не выменивает то, в чем нуждается?

— Почему же? — отозвался Габриэль. — Дважды в год проходят заседания совета, где присутствуют невраждующие кланы. Я слышал, что там многое выменивают друг у друга.

— Вы слышали? Так вы никогда не присутствовали на этих встречах?

— Нет. — Она ждала дальнейших объяснений. Он молчал.

— Разве вас туда не приглашали?

Ее голос звучал сердито, она уже готова была обидеться на него.

— Туда приглашаются все лаэрды, жена.

— Тогда почему же вы, скажите, Бога ради, не присутствуете на них?

— У меня нет на это ни времени, ни желания. Да и, кроме того, как я уже объяснял вам, у нас нет ничего на обмен.

— А если бы было? — спросила она. — Вы бы отправились на эти встречи?

В ответ он только пожал плечами. Она вздохнула.

— А что говорит вам о воровстве отец Мак-Кечни? Казалось, его жену тревожило мнение священника.

— Он не осуждает нас, если вы спрашиваете об этом. Он знает, что спорить с нами было бы бесполезно. Выживание — вещь поважнее таких ничтожных вещей, как вполне простительные грешки.

Она была совершенно сражена позицией своего супруга. И чертовски ему позавидовала. Должно быть, приятно не беспокоиться все время о своих грехах.

— Отец Мак-Кечни — необычный священник.

— Почему вы так говорите?

— Он очень добр. И потому необычен.

Габриэль нахмурился.

— Английские священники иные?

— Они жестоки. — Как только слово сорвалось у нее с языка, она сразу же почувствовала себя виноватой, что скопом соединила всех служителей Божьих с теми немногими бессердечными, которых знала. — Некоторые, возможно, добры, — поспешила добавить она, — я уверена, что среди них есть хорошие люди, которые не считают женщин последними существами в любви Бога.