В кухню вошла женщина среднего роста, в шелковом пестром платье, поверх которого был еще лиловый бархатный камзол, на ногах сапожки с каушами, совсем новенькие и хорошей работы, голова повязана розовым шелковым платком, паранджу и сетку она держала в руках. Фируза тотчас догадалась, что это Бибизагора, потому что у нее в самом деле было очень маленькое личико, на котором и небольшие глаза казались огромными. Брови были начерчены ус мой, глаза подведены, лицо набелено, нарумянено, украшено искусственными родинками, губы сложены в улыбку, в ушах длинные серьги с подвесками, на пальцах перстни с рубинами и яхонтами — так выглядела Бибизагора, героиня предстоящей комедии, постоянная невеста на сборищах байских жен, старая дева, неудачница, напрасно ожидающая жениха.
Ее наряд, особенно бархатный камзол, надетый в эту жаркую пору, в разгар бухарского лета, поразил Фирузу, и она не выдержала — шепнула об этом бабушке. Но та, ничего не ответив, обратилась к вошедшей:
— Здравствуйте, госпожа моя, пожалуйте к нам, садитесь вот здесь — повыше.
А камзол можно и снять, как бы он тут не запачкался.
Бибизагора поклонилась Дилором и в ответ на ее приглашение хотела было снять камзол, но раздумала:
— Боюсь, как бы не простудиться…
— Ну, как вам угодно.
— Хорошо, что вы пришли, милая, сказала стряпуха, меся тесто, — мы вас поджидали. Сваты прислали поднос, а вас не было, они обратно унесли. Сколько мы ни просили, ничего не вышло, пока сама невеста не придет, говорят, не дадим, никому другому мы не доверяем.
— А ну их, пусть они пропадут, жадюги! - Сказала женщина. — Да уж ладно, бог с ними, с дастарханами, с платьями, вы его самого-то видели? Говорят, молоденький, с пушком над губой, щеголь.
Стряпуха отвечала:
— Ханский сын, красавец, да и только! Вот точь-в-точь как вы говорите! Ну присядьте же, передохните, того и гляди, сваты придут.
— Ив жаркую погоду камзол надевают, чтобы не сглазили невесту, — вступила в разговор одна из служанок.
— Да, — сказала Бибизагора, снимая камюл, все говорят, что у меня такая тонкая талия, такая высокая грудь, а фигурка, как у четырнадцатилетней, — вот я и надеваю камзол, боюсь сглаза. Люди очень завистливы, дорогая моя!
Бибизагора села рядом со старухой Дилором, вытирая обильный пот. Фируза пригляделась к ней. Нарумяненная, насурьмленная, накрашенная женщина издали казалась моложе. Множество мелких морщин вокруг глаз и губ, глубокие складки на лбу и между бровей — все говорило о том, что эта женщина уже пожилая. Но как ее речь не вязалась с возрастом! Почти старуха, а разговаривает, как девочка, кривляется, жеманится. Дилором говорила, что она не в своем уме, но она вовсе не похожа на помешанную.
— Эта красивая девочка — ваша внучка? — спросила у старухи Бибизагора, показывая на Фирузу. — Дай бог ей долгой жизни! Как тебя зовут, красавица?
— Фируза, — застенчиво промолвила девочка.
— И имя у тебя хорошее, как ты сама. Ну, дай бог тебе счастливой быть, пошли тебе бог всякого благополучия, пусть ты всем будешь мила и дорога, как я!
— Ну, быть, как вы, всем дорогой и милой, трудно, — полушутя-полусерьезно сказала старуха.
— Да, — согласилась Бибизагора, — уж не знаю, почему я так всем мила и дорога. Всюду я желанна, всюду я душа общества, куда бы ни пришла, как только где-то появится завидный жених, тотчас он ко мне сватается.
Вот и нынче этот той совсем неожиданно получился. Я сидела и шила, ни о чем не думая, а тут как тут она, — показала Бибизагора на служанку, — и с ней еще две женщины пришли за мной. Ну что ж, мне надоело одиночество, одной быть скучно, ну, пусть будем вдвоем, посмотрим, что из этого выйдет…
Тут в кухню вошла старшая жена бая. Высокая женщина с длинным лицом, с большими тусклыми и неподвижными глазами, с выпяченными губами, на лице — пуд румян и белил, в ушах серьги с пятью алмазными подвесками, на шее золотое ожерелье, усыпанное жемчугами, на руках золотые браслеты, пальцы унизаны кольцами с яхонтами и бриллиантами, — такая важная… на голове шитая золотом тюбетейка, платье из шелковой ткани фисташкового цвета, штаны из фаранги, — каждая штанина отделана тесьмой, на ногах легкие туфли из цветной кожи. Она вошла, громко жуя, и, увидев Бибизагору, обрадовалась:
— А, невеста пришла, вот и хорошо, да будет благословен ваш приход! Идемте, идемте, что ж вы тут сидите, не заходите к нам в комнату?
— Да вот сижу — восхищаюсь девушкой. — Бибизагора показала на Фирузу и улыбнулась ей.
Старшая хозяйка повернулась, взглянула на Фирузу и сказала насмешливо:
— Э, да вы, оказывается, любите красоток. Были бы вы мужчиной, отдала бы за вас Фирузу.
Фируза обиделась, вскочила и выбежала из кухни.
Солнце стояло прямо над головой, жара была страшная. Младшая жена бая поливала из лейки цветы в углу двора. Увидев Фирузу, она подозвала ее к себе.
— Здравствуйте, — сказала ей Фируза и, подойдя ближе, попросила: — Дайте мне лейку, я полью цветы.
— Спасибо, доченька, — отвечала молодая женщина, — я сама полью, я люблю поливать наш цветник. Погляди, как им приятно, цветам, как они радуются, вода — это жизнь, говорят, и верно, жизнь! И растение, и животное, и человек не могут без воды… Твоя бабушка тоже здесь? Пришли посмотреть на свадьбу Бибизагоры? Вот и хорошо!
Младшая жена бая была невысока, круглолица, с большими блестящими глазами, очень привлекательная и милая, вся в веснушках. Веснушки осыпали ее щеки, руки, шею и грудь и были поводом для постоянных насмешек ее старшей соперницы. Конечно, она могла бы белилами, румянами и пудрой замазывать их, но почему-то не делала этого. И одета она была по сравнению со старшей госпожой гораздо проще: голова повязана желтым шелковым платком, платье голубое шелковое, в ушах красивые серьги, и только на одном пальце сверкал небольшой бриллиант.
Она уже кончила поливать цветы, когда во двор вошла женщина в парандже, отбросив с лица сетку. Те, кто были на кухне, не заметили ее, но младшая хозяйка быстро пошла навстречу, взяла у нее паранджу, отдала Фирузе и осведомилась о здоровье.
— Старшая госпожа пригласила меня сегодня, — мягким голосом сказала пришедшая, — а я пришла немного пораньше, чтобы до прихода гостей побеседовать с вами.
— Добро пожаловать! — ответила младшая хозяйка. — Милости просим, пожалуйста, зайдите в мою печальную келью, осветите ее своим присутствием.
— Готова служить вам! — ответила гостья и прошла в комнату младшей хозяйки.
А та, отвечая на вопросительный взгляд Фирузы, прошептала:
— Это госпожа Танбур — знаешь, та самая?
Идем с нами, послушаешь ее умные речи.
Вот она какая, эта просвещенная женщина, известная всей Бухаре! Несмотря на славу, она скромна и проста на вид. Одета в светлое сатиновое платье, голова повязана зеленым платком с бахромой, на ногах сапожки с каушами. А сама такая милая: брови черные, глаза огромные, блестящие, лицо круглое, белое, губы улыбаются. Фируза, войдя за хозяйкой в комнату, села у двери и стала слушать приветливую, приятную речь гостьи.
— Пусть с моим приходом исчезнут все беды и огорчения из этого дома! — сказала Оймулло Танбур, садясь и совершая обычную молитву. — Счастья вам и радости, веселья и довольства, чтобы всегда в вашем доме был праздник! Ну, как вы ж и мы здоровы? Как здоровье бая? Говорят, он в отъезде?
— Да, он уехал в Карши.
— Ну, дай бог ему благополучной поездки. Чтобы веселым и здоровым возвратился домой! А вам после разлуки радости свиданья!
— По мне, пусть не приезжает, лишь бы без него скандалов не было.
— Но когда бая нет, ваша соперница, наверное, спокойна?
— Какое там! Каждый день ищет повода, чтобы отравлять мне жизнь. Ох, Оймулло, выйти замуж и стать второй женой значит ускорить свой конец.
— Правда, правда, — подхватила Оймулло. — И вам тяжело, и ей, да и самому баю несладко.
Кто захотел иметь двух жен в наш трудный век, —
Своей рукой себя в двойное горе вверг!
С единственной женой мудрейшие не сладят,
А двоеженец, тот — погибший человек!
Произнеся стихи, она звонко засмеялась. Фируза слушала ее с изумлением.
— Фируза-джан, — обратилась к ней хозяйка, — пойди-ка скажи, чтобы Саломат принесла дастархан. Я так вам обрадовалась, что даже забыла распорядиться…