Элизабет Пауэлл - Дочь предателя

— Почему нет? Ты подвергаешь себя ужасной опасности, используешь меня, а в результате — ничего.

— Брось, Гарри. Никто не видел меня, и я не попалась. И теперь я знаю, что адмирал Локк что-то скрывает.

— Я спрашиваю снова, что ты собираешься делать дальше?

Аманда ответила с вызовом на его хмурый взгляд.

— Пока не знаю, но подумаю. Одно знаю точно, я не вернусь в Дорсет, пока не обнаружу тайну Локка.

Аманда поплелась вверх по лестнице, как будто гири сковывали ее лодыжки. Устала, очень устала. После того, как Гарри привез ее домой, она в течение нескольких часов, пыталась придать бальному платью пристойный вид, использовала всю свою изобретательность, чтобы удалить воду и грязь с юбки. На самом деле, она вообще не пошла спать. Ей нужно возвратить платье, прежде чем мадам Молинье хватится, то есть его надо вернуть до ее прихода, а она приходит первой.

Аманда остановилась на лестничной площадке, потерла болевшее плечо. Она почти заснула над своей работой во второй половине дня, и мадам постучала ей по спине палкой. Наверно там теперь синяк, но, по крайней мере, боль помогла ей не уснуть. Нельзя быть настолько небрежной. Мадам была суровой хозяйкой. По крайней мере, Аманда успела, ей повезло, что портной ничего не заподозрил.

Глаза Аманды устали. Стоили ли все эти усилия результата? Она вспомнила прикосновение шелка к коже, радость от участия в танцах, обнаружение ящика в столе Локка, побег из дома… и капитана сэра Джонатана Эверли.

Она покачала головой. Хоть эти яркие воспоминания до сих пор томят ее, они сгорели, и девушка опять вернулась на пепелище. Аманда вздохнула и снова продолжила путь наверх. Где-то рядом орал ребенок, его крики проходили через тонкие стены, как картечь через бумагу. У Брауна — младшего резались зубы, поэтому весь второй этаж не сможет заснуть всю ночь. И миссис Кеннеди варила снова капусту на ужин. Аманда сморщила нос. Ее живот свело, но одного запаха капусты было достаточно, чтобы испортить аппетит.

Она не могла не противопоставить серый пансион, с его острыми запахами и пыльными комнатами, светлому воздушному дому своей семьи в Дорсете. Ее отец был джентльменом, а ее мать дочерью рыцаря. Они жили комфортной жизнью в Бридфорд Хаусе. Удобной и счастливой, пока их мир не распался больше года назад. Это было так давно, до того, как они получили известие об аресте, суде и казни ее отца, до того, как агенты Короны захватили их дом и земли. Кошмарные воспоминания вызывали дрожь. Она, ее мать и бабушка были вынуждены арендовать помещения в соседнем городе. Ни один из знакомых или даже дальних родственников не принял их.

Даже сейчас, когда они пытались справиться, водоворот обстоятельств продолжал тянуть их на дно, мать Аманды, которая никогда не была сильной, умерла от стыда и горя через шесть месяцев после смерти мужа. Смертельный разрыв с обществом произошел, когда горожане узнали, что они были родными предателя и закидали их камнями на улице, заставляя их бежать. По крайней мере, Лондон предоставил им анонимность и способ поддержать себя. И возможность для мести.

Во сне, в мечтах, а не кошмарах она стояла на скалах в Лайм-Реджис, глядя на скалистую береговую линию, ощущая запах моря вокруг нее. Но девушка не видела море долгие месяцы, и пришлось мириться с солоноватой водой Темзы. Дух Аманды был погребен под свинцовой тяжестью к тому времени, когда она добралась до своих комнат.

— Это ты, дорогая, — спросила ее бабушка. Маленькая, пожилая женщина хлопотала, приветствуя внучку. — Я беспокоилась за тебя. Ты редко приходишь домой так поздно.

— Привет, бабуля, — ответила Аманда с усталой улыбкой, попав в объятия бабушки. — Я чуть не заснула за рабочим столом сегодня, поэтому мадам Молинье задержала меня в наказание.

— Как будто это сделает тебя более бодрой, — проворчала пожилая женщина. — В этом нет смысла вообще, но она француженка, так что от нее можно ожидать? Дорогая, дай мне повесить твой плащ.

Ушибленное плечо Аманды протестовало, когда она снимала тяжелый шерстяной плащ.

— Мадам не более француженка, чем ты или я. Когда она злится, у нее проскальзывает акцент, и можно услышать йоркширский ирландский говор. Она знает толк в моде, хотя ни одна дама из бомонда не может отличить реальной француженки от ложной.

— Ну, она, может, и разбирается в высокой моде, но не знает, как обращаться с сотрудниками. Посмотри на себя, ты устала, пальцы свело, и держу пари, ты ничего не ела с самого завтрака. Иди, умойся, а я подам тебе ужин.

— Но, бабуля… — начала Аманда.

Старая женщина отмахнулась от протестов внучки.

— Ты бы точно также ухаживала за мной, Аманда, но я не впала в детство. По крайней мере, пока. Я, конечно, не настолько немощна, чтобы не справиться с ужином. Переодевайся и приходи.

Аманда устало кивнула и побрела в спальню, которую делила с бабушкой. Она вытащила ненавистную заколку из волос и бросила ее на комод, а затем облилась холодной водой в раковине. Как много из этого дела она могла скрыть от бабушки? В свои семьдесят три миссис Альберт Тремэйн была подвижна и востроглаза, как никогда. Аманда пошла на многое, чтобы скрыть свое стремление к справедливости, опасаясь, что это повредит ее бабушке, но теперь все усложнилось. Аманда вздохнула в полотенце, которым вытирала влажную кожу. Только сейчас в бабушкиных темных глазах читался вопрос, но она ничего не спросила. Возможно, она уже знала.

Бабушка разливала суп в чашки, когда появилась Аманда. Хлеб и сыр были уже на столе. Желудок Аманды забурчал, у нее разыгрался аппетит.

— Садись, дорогая, есть. Иначе скоро я буду видеть через тебя.

Г-жа Тремэйн налила внучке чашку горячего чая. Пар поднимался с его поверхности.

Аманда устроилась за столом и обвила замерзшие пальцы вокруг надколотой фарфоровой чашки.

— Ты должна была это съесть уже, а не ждать меня.

— Ерунда, — заявила старая дама. Она села напротив Аманды и положила салфетку на колени. — Мы не настолько нецивилизованны. Кроме того, это вполне правильное время для ужина.

— Спасибо, бабушка.

Аманда отпила низший сорт черного китайского чая, пытаясь проглотить слезы вместе с ним. На протяжении всех этих испытаний бабушка никогда не жаловалась на обстоятельства, на тяготы и экономию.

Миссис Тремэйн подняла ложку и перемешала суп. Она взглянула на Аманду.

— Я никогда не видела тебя такой изможденной, дорогая.

Аманда смотрела в темные глубины чая и не ответила.

Наконец бабушка отложила ложку.

— Есть ли связь твоего настроения с тем, почему вы с Гарри Морганом вернулись в три ночи?

Чашка Аманды почти выскользнула из ее пальцев. Несколько капель чая попали ей на платье, она приложила к ним салфетку. Все, чтобы избежать бабушкиного взгляда, который, казалось, видел ее насквозь.

— Мне кажется, что-то произошло, — произнесла миссис Тремэйн. — Если ты хочешь поговорить об этом, я готова выслушать.

Она взяла ложку и продолжила есть.

Чай обжег язык Аманды. Так недооценить бабушку, и она презирала себя за это.

— Я знаю, что ты не спала… — запнулась она.

— Так что случилось?

Г-жа Тремэйн не обвиняла или упрекала. Она просто ждала ответа.

Аманда сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и опустила чашку, спросив себя, неужели она выглядит также плохо, как чувствует себя.

— Я не рассказала тебе, потому что боялась расстроить.

— Может быть, ты позволишь мне самой судить об этом.

Г-жа Тремэйн взглянула на нее изучающим взглядом.

Ну, была, не была. Несмотря на ее лучшие намерения, скрыть не получится.

— Все началось, когда я получила папины письма, незадолго до его… его смерти.

— Письма? Какие письма? — миссис Тремэйн наклонилась вперед с вниманием.

— Он написал мне несколько писем, где изложил свои подозрения по поводу своего командира, адмирала Уильяма Локка. Он считал, что Локк занимался предательской деятельностью, но не мог доказать это. Папа хотел убедиться, что его записи об этом не пропадут, если что-то случится с ним.

Теперь бабушка нахмурилась.

— Но почему он отправил эти записи тебе, дорогая? Что он ожидал, ты будешь делать с этой информацией?

— Я уверена, он не сказал маме, опасаясь, что она будет беспокоиться, и ее здоровье пострадает. Папа сказал, что поручает мне разобраться и доказать, что он был прав в своих подозрениях.