Михримах почувствовала раздвоение: с одной стороны, ей было жаль Эсмехан, которая носит ребенка и вынуждена мириться с наложницами Мехмеда, с другой – и брата жалко. Эсмехан круглая и еще довольно долго будет такой, Мехмеду нужны наложницы. Только бы ни в какую не влюбился!
– Ты совсем не вернешься к нему?
– Если родится сын, то нет. Как все кадины, у которых сыновья. А если будет дочка, то его воля.
– Это Хуррем Султан так решила? – нахмурилась Михримах.
– Нет, Мехмед. Но она согласна.
– Эсмехан, но ведь ты любила шехзаде Мустафу. Что произошло, почему ты так легко тогда согласилась выйти замуж за моего брата?
Эсмехан немного помолчала, словно собираясь с силами, потом вздохнула:
– Когда моя мать попыталась дать понять шехзаде, что была бы не прочь выдать за него дочь, шехзаде посмеялся, что сам выбирает себе женщин и у него достаточно красавиц, чтобы не пополнять их ряды двоюродными сестрами.
Эсмехан схватила подругу за руку:
– Только никому не говори, даже Рустему-паше, ладно? Об этом не должен знать мой отец, он мать просто убьет. Я очень хочу, чтобы Мехмед стал султаном, пусть и очень нескоро, чтобы Мустафа остался ни с чем.
– Я тоже этого очень хочу. А сам Мустафа тебя видел?
– Кроме того раза, когда мы ездили верхом все вместе, нет.
Михримах вспомнила ту злополучную прогулку и фыркнула:
– Он глуп!
Тогда принцесса задумала продемонстрировать достоинства подруги Мустафе, но ничего не вышло. Причин оказалось несколько, сам Мустафа так старательно держался от всех в стороне, что обратить его внимание на себя можно было только одним способом – бросившись под копыта его лошади.
Во-вторых, Михримах вдруг решила, что Эсмехан нужно влюбить в Мехмеда, чтобы она разлюбила Мустафу! Правильно, ведь говорят же, что любовь можно победить только другой любовью.
Михримах попыталась убедить подругу в том, что Мустафа вовсе не стоит тайной страсти, что есть и получше него:
– Вон, посмотри на Мехмеда, он и красивей, и умней, и не так заносчив.
Возможно, у Михримах что-то и получилось бы; она либо заставила Мустафу обратить внимание на Эсмехан, либо саму Эсмехан заинтересовать Мехмедом, но имелась третья причина неудачи. Принцессе вдруг стало не до сердечных проблем подруги. Причина крылась в Ханзаде Султан.
Вдова решительно обратила свой взор на Рустема. Ничего в этом такого не было, он паша и третий визирь, управлявший всей Анатолией. Повелитель ценил разумность и преданность своего советника, умело управлявшего финансовыми потоками большей части империи, умевшего делать деньги там, где другие не видели ничего, кроме проблем, и всегда остававшегося сдержанным. Толковые советы Рустема помогли быстро пополнить казну не только далекого Диярбакыра, но уже всей империи, ему можно поручать любые переговоры, не опасаясь, что сорвет из-за вспыльчивости, на его советы можно полагаться, потому что Рустем не болтает зря. А острый язык? Тем лучше, многие боятся задирать нового визиря, чтобы не получить такой ответ, который ославит на всю империю.
Было понятно, что у Рустема-паши вполне благополучное будущее, его состояние росло благодаря умелому вложению средств, влияние тоже, как и доверие Повелителя. Все уже поняли, что Рустем-паша – большой мастер политических интриг, но при этом не совершает подлых поступков и безгранично предан султану. Пока его не удалось ни подкупить, ни споить…
Ханзаде считала Рустема-пашу вполне подходящим объектом на роль своего второго мужа. Племянница Повелителя была права во всем, кроме одного: самому Рустему она не нужна, но кто же будет спрашивать визиря, если за него пожелала выйти замуж дочь Фатьмы Султан?!
Михримах даже не задумывалась, почему её так возмутило внимание двоюродной сестры к Рустему-паше. Наставник уже бывший, Рустем больше не учил принцессу, женитьба на султанской племяннице для самого паши тоже благо, это сильно упрочило бы его положение. Но даже допустить мысль о том, что Ханзаде станет женой Рустема-паши, Михримах почему-то не могла. Вот не могла, и все тут!
Какая-то Ханзаде!.. Одного мужа извела, теперь за её Рустема взялась? Присутствие двоюродной сестрицы отравило Михримах всю прогулку, заставило забыть цель, с которой она все затеяла, забыть о Мустафе и Мехмеда, даже об Эсмехан, принцесса шипела на Ханзаде:
– Ты ведешь себя неприлично! Что ты в Рустема-пашу вцепилась?!
Та отвечала соответствующе:
– За собой следи!
Досталось и бедному Рустему, к нему Михримах придиралась в десять раз больше, чем обычно.
Вся эта буря страстей не укрылась от Сулеймана, он вспоминал разговор с Роксоланой и размышлял о причинах слишком агрессивного поведения дочери, а еще о том, что Рустем-паша вполне мог бы стать мужем…
Потом был праздник обрезания шехзаде в Эдирне, после которого состоялась скромная свадьба Эсмехан и Мехмеда, а потом вышла замуж и сама Михримах.
Мустафа действительно не интересовался двоюродными сестрами, для ложа и даже рождения сыновей есть наложницы, а для того, чтобы их подбирать, – мать. Махидевран сама искала для сына тех, кто будет ублажать ночами и рожать детей. Еще совсем юным он был влюблен, даже намеревался совершить никях, но Махидевран предотвратила такой позор, как никях наследника трона с простой рабыней. Предотвратила самым жестоким образом, навсегда отучив сына обращать внимание на женщин.
В попытке очаровать самого Мустафу Эсмехан и её мать Шах Султан допустили главную ошибку – не Мустафу нужно было очаровывать, а Махидевран. Знай мать наследника, что дочь Шах Султан желает стать супругой её сына, не Мехмед, а Мустафа совершил бы никях с Эсмехан. Но Роксолана оказалась умней и расчетливей. А может, просто была лучше осведомлена?
Шехзаде Мустафа уехал в Манису, не желая участвовать в празднике сводных братьев, а Мехмеда женили на Эсмехан. Счастья это обоим не добавило, зато укрепило связи между Роксоланой и Шах Султан.
Эсмехан приняла свою судьбу спокойно, как и то, что Мехмед любит другую. Главное – родить ему наследника, а остальное неважно.
Рустем-паша зря беспокоился, разумной и сдержанной Эсмехан не пришло в голову проситься тайком на рынок, а вот Михримах не могла дождаться, когда пойдет.
Одеться попыталась в платье гаремной рабыни. Увидев, Рустем отрицательно покачал головой:
– Нет. Так не ходят на улицах Стамбула.
Второй наряд больше подходил нищенке.
Он не стал критиковать, просто распорядился принести то, что нужно. Хикмат принесла заготовленное самим визирем. По его приказу евнух Касим-ага купил новую одежду, предназначенную для обычной турчанки.
Уже само надевание этих шальвар, рубахи, верхней рубахи, плетение множества косичек, прикрепление шапочки стало для Михримах настоящим приключением.
Когда она была готова, Рустем снова покачал головой, но выражение его лица невозможно было передать. Михримах очень понравился её наряд, а потому бедолага почти взвилась:
– Снова не так?!
– Все так, нужно только покрывало и яшмак обязательно.
– А почему вы тогда качаете головой?
Губы паши тронула легкая улыбка:
– Вы посмотрите на себя.
Он распорядился принести большое венецианское зеркало. Отражение продемонстрировало Михримах очаровательную юную жительницу Стамбула, хорошенькую и чуть растерянную. Быстро опомнившись, она принялась крутиться перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.
Паша с трудом сдерживал улыбку.
– Вы до завтра успеете налюбоваться собой?
– Почему до завтра, разве мы не сегодня идем? – ахнула Михримах.
– Если вы еще полдня прокрутитесь перед зеркалом, то сегодня не успеем.
– Рустем-паша, почему в гареме женщины не одеваются вот так?
– Вы меня об этом спрашиваете? Разве я придумываю ваши гаремные наряды?
– Завтра же велю сшить себе такой же, только из дорогой ткани.
– Этого не хватало – новой моды в гареме. Хуррем Султан прикажет бросить меня своре голодных псов! – фыркнул Рустем.
Михримах милостиво пообещала:
– Не велит!
На его счастье, увиденное на рынке заслонило для Михримах вопрос смены гардероба, она оставила свои прежние платья, потому что в том, которым так восхищалась перед зеркалом, оказалось не так уж удобно в действительности, все же изнеженная принцесса не привыкла к грубоватым тканям… Революции в гаремной моде не случилось.
Роксолана, узнав, что Рустем-паша водил Михримах переодетой на рынок (у нее всюду были глаза и уши, знала все и обо всех), поинтересовалась у зятя, зачем. Тот ответил спокойно: