Призывая все оставить.
Бородин вскочил и стал ходить босиком вокруг елок. Он вышагивал, а слова рождались одно за другим и становились в ровный строй пронзительно четкой строки:
Призывая все оставить
И идти путем нездешним.
Только Млечный Путь расставит
Указатели ночные…
Белых ангелов тропою
По-над завистью и пылью,
Различая пред собою
Космоса глаза живые…
Бородин разволновался. Ему хотелось идти куда-нибудь, вышагивать, чеканя и чеканя драгоценные строки. Он обулся и, оставив больничный халат на траве под елкой, пошагал знакомой дорогой прочь от санатория. Он не останавливался, не заговаривал ни с кем из встречных. Люди провожали Бородина недоуменными взглядами, так как многие знали, что главный врач санатория попал под сокращение. И его одухотворенное лицо с горящими глазами никак не вязалось с ситуацией. Бородин сам чувствовал отражение внутреннего света на своем лице. Его щеки горели.
Так, ладонями качая
Звезд ночные ожерелья,
Мы впервые ощущали легкий трепет вдохновенья…
Помнишь, мысль была как воздух —
И чиста, и величава.
Или, так случилось — поздно?
Может, поздно — все сначала?
Бородин сделал крюк и спустился к Волге, Купаться было еще рано, берег был пуст. Ровной грядой громоздились вдоль кромки воды разноцветные лодки.
Он стал лодкам и воде читать только что рожденные, после долгого перерыва, свои драгоценные строчки:
Знакам ангелов не внемля
Мы у Бога просим хлеба.
Кто подолгу смотрит в землю,
Для того закрыто небо.
Он вздохнул и пошел вдоль берега, повторяя стихотворение. Каждая строка отзывалась в его душе, казалась правильной, единственно верной, как свет, льющийся с неба и нашедший пристанище в глади воды. Домой он шел с легкой душой. Он не знал, что скажет жене, к какому решению они придут, но что разговор состоится и что решение будет найдено, он предчувствовал.
Людмила была дома одна. Она тренировала руки — поднимала и опускала полуторалитровые бутылки с водой — вместо гантелей. В отличие от Бородина Людмила под сокращение не попала. Она успела окончить курсы массажисток и теперь вырабатывала силу рук.
Увидев Бородина, она не прервала своего занятия, не бросила даже своего обычного “привет”. Последнее время они почти не разговаривали, поскольку любой разговор неизменно разрастался до размеров скандала. Людмила разводила руки с “гантелями” в разные стороны и считала: “Раз, два, три…”
Бородин пересек комнату, прошел в спальню, забрался на стул и достал с антресолей свой рыжий потертый портфель с черновиками. Там же наверху лежал пустой чемодан, с которым они когда-то ездили в отпуск.
Евгений Петрович походил по спальне и вышел к жене.
— Люда, я решил уйти.
Жена вздохнула и поставила бутылки с водой на пол.
— Наверное, это правильно, — отозвалась она.
— Если не возражаешь, я заберу машину.
Она кивнула.
— Если можешь, прости меня.
Людмила ничего не ответила. Она взяла бутылки и ушла на кухню. Бородин отправился собирать чемодан. Он был спокоен, складывал вещи без нервотрепки, не спеша. Когда он уходил, Людмила вышла в прихожую. На какую-то долю секунды Бородин испугался, что она сейчас заплачет и все начнется сначала.
— Куда ты пойдешь? — спросила Людмила.
— Поживу у мамы. Нужно искать работу.
— Прощай, Бородин.
Евгений Петрович быстро спустился вниз, завел свою залатанную машину и через десять минут уже выезжал на трассу.
Он гнал машину в сторону областного центра. В приоткрытое окно влетал теплый майский ветер, а в голове звенели четкие строчки стихов.
На выезде из города Юлю начала бить мелкая дрожь. У развилки ее должна ждать темно-синяя “Нива” Андрея. Она выхватила ее глазами сразу, едва они окунулись в пеструю стаю машин у переезда.
Андрей нетерпеливо прохаживался рядом. Увидев его, Юля почувствовала, что тетива натянутого лука нетерпения сорвалась и зазвенела, завибрировала, запела. Юля выпрыгнула из машины и замахала косынкой, как флагом. Андрей встрепенулся, увидев ее, оторвался от “Нивы” и, стараясь излишне не выказывать нетерпения, двинулся в ее сторону.
Юля не церемонилась. Забыв о водителе, она побежала навстречу Андрею, прильнула к нему всем телом. Теперь он оставил свою “степенность” — поднял над землей любимую и закружил.
— Как я соскучилась! — прижалась она к родному плечу.
Андрей погнал машину по трассе так, словно они опаздывали. Но на повороте, у посадки, он притормозил, съехал на проселочную дорогу, остановил машину и повернулся к Юле.
— Все, больше не могу.
Они бросились друг к другу как по команде. Ничего не говоря, торопливо снимали одежду и так же торопливо, словно в любую минуту им могли помешать, прильнули друг к другу.
Полчаса спустя они сидели в траве под сосенками и разговаривали.
— Я хочу быть с тобой всегда, — говорила Юля, рисуя травинкой на спине Андрея заглавную букву А.
— Я знаю. Ты говоришь моими словами.
— Ты не устал от наших встреч посреди дороги?
— Я не устал от наших встреч. Я помню каждую в мельчайших подробностях.
— Я не об этом. — Юля легла в траву рядом с любимым. — Иногда мне в голову лезут такие мысли… Время идет, а мы не вместе. Я хочу быть с тобой. Готовить тебе завтраки. Может, мне все бросить к чертям собачьим, Андрюш?
— И потом всю жизнь жалеть об этом? — Андрей перевернулся на спину. — Ты только начала свое дело. Тебе оно нравится?
— Очень! — с жаром откликнулась Юля. — Понимаешь, я никогда сама ничего не делала. Не принимала решения, ни за что не отвечала. Оказывается, этого может не хватать.
— Я понимаю. Поэтому и говорю — давай подождем. Я тоже изнываю без тебя. Но… я не хочу, чтобы ты бросала дело. Давай подождем. Время покажет.
— Голубев! Да ты уже не любишь меня? — Юля подозрительно прищурилась.
— Люблю, — просто ответил Андрей. — Я тебя люблю, Юлька.
— Я так хочу засыпать вместе с тобой и просыпаться вместе…
Андрей поймал ее за руку.
— Правда?
— Да! Да! Да! — Юля зажмурилась. — Я так хочу!
— Я не могу сейчас бросить пацанов. Андрей сел и стал смотреть в сторону дороги.
Юля испугалась.
— Я совсем не хочу, чтобы ты их бросал! Конечно, ты им так нужен сейчас. Мы уже об этом говорили. Нет, я сильная, Андрюша, я потерплю…
Юля обняла Андрея за шею. Он вздохнул.
— Мне тоже тяжело без тебя, Юлька, — признался он. — Ты мне снишься постоянно.
— В приличном виде?
— И в приличном, и в неприличном…
— Надо же!
— Но я послушно и терпеливо жду выходных. Вечером огород поливаю. Думаю — вот приедешь ты, будем варенье варить.
— А с Олей справляешься?
— Скорее она с нами справляется. Сашка Олю слушается лучше, чем твою маму.
— Это ничего, что они живут у тебя все лето?
— Это здорово. — Андрей повернулся и взял в ладони Юлино лицо. — У меня есть гарантия, что ты приедешь.
— Я приеду в любом случае. Ты — мое пристанище. Мой праздник.
— Я тебя люблю. — Андрей сгреб Юлю в охапку, но та, увидев часы на его руке, взвизгнула:
— Мы опаздываем на свадьбу!
— Ой, — подыграл Андрей, — без нас их не поженят!
Они подскочили к машине, вытащили сумки и достали свое парадное одеяние, Андрей облачился в черный костюм, а Юля — в вечернее платье. Покидав вещи в сумку, сели в машину, Оставался ровно час до свадьбы Лерки и Королева.
Лерка не хотела свадьбы. Она вообще отнеслась к делу очень практично, не в пример матери. Зачем устраивать гулянку, собирать массу народу, когда на те же деньги можно куда-нибудь съездить?
— Ты у меня единственная дочь, — возражала Наташа на Лерины речи. — Я хочу, чтобы были и белое платье, и фата, и машина с шариками.
Лерка морщила носик, а Королев улыбался, обнажая белые зубы. Он уговорил-таки Лерку уступить матери. И в один из солнечных августовских дней Лерка предстала на пороге Дворца бракосочетания в пышном облаке фаты и свадебного платья. А у Королева в кармане лежали две путевки в Турцию вместе с загранпаспортами. После торжественной церемонии Королев пригласил гостей в ресторан, где телевизионщики вперемежку с юными Леркиными подружками вовсю отплясывали до утра.
Наташе свадьба понравилась. Теперь уже ей казалось, что именно так она и представляла в своих мечтах это событие, такое важное в жизни каждой матери. И Лерка, тоненькая, как кукла Барби, и прелестная словно принцесса. И ее жених — красивый, элегантный и умный. И кортеж машин, и сама она, Наташа, в новом красивом платье, и празднично украшенный зал ресторана…