Не привык Дугал к подобному обхождению, вот и завелся. Влечение и желание отомстить — гремучая смесь. Вот он и горит страстью овладеть положением — и овладеть ею.

И эта страсть воспылала в нем еще сильнее, когда он увидел, как полные губы Софии раскрываются, пропуская ложку, — она делала вид, что ест суп, беззаботно болтая. Он был готов взять ее прямо сейчас.

Как будто мало было ему мучений — разговаривая, София наклонилась вперед, чтобы лучше слышать собеседника на фоне громкого стука дождевых капель о стекло. Низкий вырез, казалось, едва сдерживает напор ее полной груди. Рассеянно слушая болтовню Софии, Дугал не мог отвести глаз от восхитительного зрелища. Взгляд ласкал кремовые округлости, а темная ложбинка между ними заставляла его пальцы трепетать от желания узнать больше. Он мог бы нагнуться и провести губами по шелковистой обнаженной коже, а затем…

Черт возьми, он ведет себя как неопытный юнец. Эта женщина оскорбила его, смеялась над ним вместе с дурачиной-слугой, тем не менее он не мог на нее сердиться. За окном дождь внезапно стих, лишь с карниза крыши время от времени срывались капли.

Вспыхивало пламя свечей, зажигая искорками золото волос сидящей напротив девушки. Ее нежно-розовые щеки… загадочную ямку у основания шеи… Смех, жесты — все отзывалось в нем страстным желанием увидеть, ощутить то, что скрывалось под шелковым платьем.

Дверь с шумом распахнулась, и появилась Мэри с блюдом сухой, пригоревшей баранины, к тому же немилосердно приправленной перцем. Дугал внимательно следил, как София достает хлеб с джемом, заботливо спрятанный под салфеткой, и делает вид, что режет его, словно кусок горелой баранины.

Дождавшись, когда София поднесет вилку ко рту, он схватил ее за руку. Она испуганно взглянула на него, ее тубы слегка задрожали.

— Странно, — сказал Дугал, потирая большим пальцем ее теплое запястье. — Мне почему-то не положили хлеба с джемом.

Гневно сверкнув глазами, София выдернула руку.

— Конечно, это ошибка. Я велю Мэри принести вам хлеб и джем?

— Разумеется. Два кусочка, пожалуйста.

— Я думала, вам нравится, как готовит Мэри.

— Мне нравится ее стряпня. Но хлеб с джемом я люблю еще больше.

Явно недовольная его ответом, София взяла колокольчик. В дверях возник Энгус, и она нахмурилась:

— Ты обещал развлекать отца.

— Он заснул, так что я решил помочь жене.

— Понятно. Пожалуйста, принеси лорду Маклейну хлеб с джемом.

Дугал совсем не удивился, когда через минуту слуга вернулся с сообщением, что джема больше нет.

— А хлеб? — спросил Дугал, наперед зная, каков будет ответ.

— Тоже закончился.

Дугал махнул рукой:

— Тогда убирайся.

Энгус воззрился на хозяйку. София кивнула:

— Энгус, ты нам больше не нужен.

Дворецкий послушно вышел из столовой.

— Он в меня влюбился, — невинным тоном сообщил Дугал.

София фыркнула:

— Сомневаюсь.

— Нет-нет, я знаю, что говорю. Он не сводит с меня глаз, ходит за мной по пятам. Но главное — вы заметили, как его огорчает, если я выказываю внимание другой женщине?

София рассмеялась, и Дугал не смог удержаться от улыбки.

— У вас что, богатый опыт?

Дугал пожал плечами:

— Никогда не мог пожаловаться на недостаток внимания. Когда я был моложе, успех кружил мне голову. Позже я понял, что женщины липнут к мужчине, если хотят от него что-то получить.

— Их интересует ваше состояние?

— Или брак со мной. А может, хотят пощекотать нервы, испытав действие проклятия.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Позвольте вам объяснить. — Он наклонился ближе к Софии, лаская взглядом ее лицо, волосы, фигуру. — Давным-давно мой род прославился двумя вещами: умением притягивать богатство и жутким нравом.

— Похоже, с тех пор мало что изменилось.

— Мы стали намного сдержаннее. Один из моих предков, ужасный гордец, как-то раз вышел из себя, торгуясь с красивой деревенской знахаркой — наполовину феей.

— Разумеется. В таких историях всегда замешана фея или колдунья.

Улыбнувшись, Дугал продолжал:

— Они никак не могли договориться, и мой предок наговорил ей кучу гадостей, как обыкновенно поступают люди, не способные держать себя в руках. В отместку она прокляла его и весь род. Каждый раз, когда кто-то из Маклейнов выходит из себя, начинается гроза.

— Отличное средство при засухе.

— Да, но это ведь проклятие, и у него есть подвох. Мы умеем собрать грозу, но не можем ее прекратить. Проливные дожди способны вызвать оползни и наводнения. Молнии тоже опасны. Да еще ветер… — Дугал немного помолчал, вспоминая. Сколько раз он пытался не дать волю гневу! — К счастью, обычная вспышка гнева порождает грозу средней силы.

— Как сегодня?

— Да. Ужасно, когда кто-то из нас действительно выходит из себя.

София посмотрела на залитое дождем окно, затем перевела взгляд на собеседника.

— Значит, это правда.

— Да, это правда. Есть один-единственный способ уничтожить проклятие. В одном из поколений все члены нашей семьи должны совершить благодеяние.

— Благодеяние? Какое же?

— Никто не знает. Вот почему проклятие будет вечно тяготеть над нашим семейством.

— У каждого из Маклейнов проклятие проявляется по-своему?

— Есть небольшая разница. Когда злится мой брат Грегор, идет град со снегом.

— Наверное, очень холодный в душе человек.

Дугал был готов рассмеяться.

— Был холодным, да жизнь согрела. Сейчас он счастливо женат на женщине, которую знал с детства. Они были лучшими друзьями, пока однажды, год назад, им целую неделю не пришлось просидеть в деревенской гостинице отрезанными от всего мира.

— Отрезанными от мира?

— Их настигла снежная буря.

Ее ротик сложился буквой О. На миг Дугал забыл, о чем рассказывал.

Усилием воли он заставил себя продолжать.

— Когда моя сестра портит погоду, дождь идет лишь на небольшом участке и в воздухе отчетливо пахнет сиренью.

— Полагаю, теперь вы все научились держать себя в руках.

— Это не так легко, как вы думаете. Например, меня особенно злит, когда кто-то пытается выставить меня дураком. — Он изобразил невинную улыбку. — К счастью, такое случается довольно редко.

Она опустила ресницы.

— А другие братья?

— Хью — человек уравновешенный и редко поддается ярости. Но если такое все же происходит… — Дугал покачал головой. — Боже вас упаси испытать на себе.

— А старший брат?

— У Александра самый ужасный характер из всех нас. Но и справляться с ним он умеет, как никто. Могу вспомнить, как он выходил из себя раз или два. Один раз дождем смыло целую деревню. Дома, постройки — все. Брату тогда едва исполнилось девятнадцать, и он сильно переживал случившееся.

София задумалась над его словами, а затем сказала:

— Полагаю, это научило вас всех некоторой предусмотрительности.

Да, они все были очень предусмотрительны — особенно после смерти Каллума. Всегда готовый рассмеяться или, наоборот, разозлиться, Каллум был любимцем семьи. Именно из-за своего горячего нрава брат влип в историю, которая привела его к гибели.

Впрочем, прочь горестные мысли.

— Обычно меня не так уж легко вывести из себя, но Энгус постарался. Иначе, думаю, обошлось бы без последствий.

София взглянула на его подбитый глаз:

— Разумеется, когда тебе ставят синяк, есть причина немного поворчать.

— Александр сумел бы обуздать гнев и решил бы дело как-нибудь по-другому'. Я так не умею. Не могу спускать обиду.

— Я тоже, — призналась София, слабо улыбнувшись. — Рыжий говорит — никто лучше меня не умеет устраивать скандал из-за пустяков.

— Что ж, я должен вашему угрюмому приятелю, и я об этом не забуду.

— Неужели вы из тех, кто способен затаить злобу и вынашивать план мести?

— Я именно такой человек, моя дорогая.

В смущении София уставилась в окно, а Дугал бросил салфетку на стол:

— Достаточно. Пойдемте в библиотеку, выпьем по стаканчику вашего отвратительного хереса.

Хлеб с джемом по-прежнему лежал на ее тарелке.

— Но я еще не поела.

— Хотите сказать, что вам мало этого замечательного лукового супа?