Я не мог этого сделать.
Это напоминало мне заботу о нуждающемся, больном, непослушном ребёнке. Брайан Хоук, мой отец и дирижёр всего этого беспорядка, заверил меня, что это будет лишь вопросом нескольких угроз и шантажа.
Она легко пойдёт, если ты будешь угрожать тем, кого она любит.
Херня.
У так называемой неопытной портнихи были свои собственные намерения. Под целомудренной малышкой скрывалась заблудшая женщина, которая так запуталась и смутилась, что была чертовски опасной.
Опасность её заключалась в непредсказуемости. Непредсказуемость — в незнании себя.
Я не знал, как управлять ею. Не понимал её.
К примеру, что, мать вашу, произошло в кафе? Она тянулась ко мне. Она облизывала мой большой палец, будто бы представляя мой член на его месте. Она удивила меня. А я не любил неожиданности.
Мой распланированный мир — правила и планы — там не было места для выкрутасов. Только я их создавал. И у меня, определённо, не было времени на мой член, который дёргался и проявлял интерес к женщине, которую я собираюсь мучить и осквернять.
Я бы стал твёрдым, когда она оказалась бы в моём поместье, а ее крики отражались эхом в лесу. Я бы кончил в то время, когда она была бы подчинена и с кляпом во рту, и она ненавидела бы меня так же, как и её предки.
Её боль была моим вознаграждением. Но дело в том, что она возбудила меня своей застенчивостью, а такое грёбаное искушение было абсолютно запрещено.
Я взглянул на часы. Самолёт должен вылететь через тридцать минут. Сделай это. Ты знаешь, чего хочешь.
Больше я не мог вытерпеть её присутствия. Не мог больше ответить ни на один её идиотский вопрос или притворяться, что не горел желанием преподать ей урок. Её постоянные спотыкания чертовски действовали мне на нервы. Не говоря уже о ее слепой любви к семье, у которой больше не было на неё прав.
Она нуждалась в наказании, и прямо сейчас.
Твои руки связаны, пока ты не доставишь её домой.
Если бы я услышал ещё хоть одну мольбу, или увидел одну слезу, я бы пришёл к такому выводу, что убил бы её до начала всех забав.
Нила вытянула шею, пытаясь прочитать надпись на билетах в моих руках. Фло, моя правая рука и секретарь братства «Черных алмазов», уже нас зарегистрировал. Так же, как и запланировал отгрузку моей новой покупки, «Харли-Дэвидсон «Маленькое Чёрное Платье», а ещё организовал сцену побега Нилы из отеля.
Ровно через шесть часов, экономка обнаружит фотографии, записки и оставленные вещи, затем колонки светской хроники, как хорошо распространённая эпидемия, растрезвонят эту историю.
Нила Уивер влюбилась.
Нила, рассеивая слухи о влюблённости в своего брата-близнеца, сбежала с неизвестным английским аристократом.
Я ухмыльнулся от этой мысли. Я? Аристократ?
Если бы только они знали о моем воспитании. Моей истории. Если бы только отец Нилы провёл годы, подготавливая ее к этому дню, рассказал бы ей о нашем наследии, тогда, возможно, она не выглядела бы настолько хреново.
Я рассказал ей правду. Вон и Арчибальд Уивер были под строгим наблюдением. Если они повинуются и согласятся с этой уловкой, что Нила убежала из-за любви, то всё будет мирно.
А если нет — ну, тогда род Уиверов прервётся при помощи пистолета. А мы не хотели этого. В конце концов, если бы род Уиверов исчез, то кого бы Хоуки держали в узде? Кто продолжал бы выплачивать долг?
Я посмотрел на женщину, которой суждено было умереть за ошибки предков.
Она поймала мой взгляд.
— Куда ты меня повезёшь? — ее щёки были бледными, даже при том, что ей должно было быть тепло в таком большом количестве слоёв ткани.
— Я сказал тебе. Домой, — слова прошлись по её лицу, как разделочные ножи. Мой дом для неё был адом. Я должен был лучше понимать её, и я практически услышал звук её разбивающегося сердца, но я родился в семье, где эмоции считались слабостью. Я гордился тем, что был сильным и невозмутимым. Сопереживание разрушало любого человека.
Способность чувствовать их боль. Досадно проживать их эмоциональные травмы.
Эта ненужная способность была выбита из меня ещё ребёнком. Урок за уроком, пока я не погряз в равнодушии.
Холод был безэмоциональным. Холод был силой.
Нила фыркнула и отошла от меня на пару шагов. Ее изгибы были спрятаны под новой одеждой — тёмно-фиолетовым платьем, длиной до лодыжек, и джинсовым пиджаком. Я не позволил себе на самом деле рассмотреть её. Не был заинтересован в её теле. Только в том, что могли преподнести её крики. Она была худой. Слишком худой. Но её тёмные волосы были густыми и молили о том, чтобы я сжал их в кулаке.
Наблюдать за тем, как она одевалась на парковке, меня взбесило. Ее неуверенность возбуждала так же, как и скромность. То, как она натягивала платье поверх юбки, было, как стриптиз в обратном порядке. Ее дрожащие кончики пальцев превратили лёд в моей крови в желание, которого я не чувствовал с тех пор, как украл у своего брата шлюху и причинил ей боль.
Это не заняло бы много времени — связать ее маленькое тельце. Но, несмотря на её хрупкое тело, взгляд говорил о совершенно другом.
Она — тихий омут.
Мне было плевать, насколько тихий. Но это на самом деле соблазняло так, как я не ожидал.
Девушку как Нила... ну, её не так легко сломить.
Её сложности, коварство, глубины и секреты.
Каждый слой молил быть разбитым и разрушенным.
Как только она встанет передо мной, лишённая мечтаний и здравомыслия, значит, она готова.
Готова заплатить последний долг.
Нила провела рукой по щеке, стерев ещё одну слезинку. Эта единственная долбаная слезинка остановила всё, заморозив нежеланное чувство волнения о том, что сулит мне будущее. Ее хлюпанье носом наложили на меня слой обязательств, а не ожиданий.
Я и не собирался ждать, но она не оставила мне выбора. К чёрту все.
Подойдя ближе, я поднял руки, чтобы придушить её и дать ей повод для слёз, но я сдержался. Пока что.
Она посмотрела на меня глазами, полными слёз.
Я заставил себя слегка улыбнуться, позволяя ей поверить, что её слезы затронули меня, проявляя ложную человечность. Я позволил ей поверить, что у меня есть душа, и я не корю её за надежду. Надежду на то, что я могу исправиться.
Она купилась на это. Глупая девочка. Я предложил ей руку, будто бы для своего рода утешения, и из чистилища повёл ее прямо в ад.
