— Вы очень удачно прибыли к нам в Иркутск, господа, — сказал хозяин кабинета, невысокий кряжистый мужчина средних лет. — Как раз сейчас на стройке нашего химического комбината начинается самый интересный этап. Я глубоко убежден, что детальное изучение всех вопросов на месте будет весьма полезно. Часы истории, господа, неудержимо идут вперед, и сегодня деловое сотрудничество между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германии стало не только конкретной реальностью, но и насущной необходимостью для обеих сторон…
— Вы сказали, время идет… — улыбнулся седоволосый бизнесмен. — По-моему, оно просто бежит. В Москве я уже корректировал его. А всего за время перелета сюда из Бонна я перевел свои стрелки на семь часов. Что же будет дальше?
Его реплика рассмешила собравшихся. Они стали о чем-то негромко переговариваться, выжидательно поглядывая на этого симпатичного и, по всей видимости, неглупого «комиссара».
— Что будет дальше? — лицо секретаря обкома стало торжественным и строгим. — Я думаю, мы сумеем распорядиться нашим временем значительно благоразумнее, чем в недавнем прошлом. Нам есть о чем поговорить, господа. И однажды хорошо понять друг друга. Но если не возражаете, давайте перенесем этот разговор на завтра. Мы хотим предложить вам после осмотра стройки выезд на берег Байкала и настоящую рыбацкую уху.
— О-о, Байкал! — оживились немцы.
Однако цепкий взгляд хозяина кабинета уловил не полное единодушие. Он посмотрел в дальний конец стола и спросил:
— Я вижу, господин Лосберг чем-то озабочен? Вас не устраивает наше предложение?
Рихард Лосберг — он за это время сильно изменился, стал еще более поджарым, поседел, лоб изрезали две глубокие морщины — вздрогнул от неожиданности:
— Отчего же? Я бы с удовольствием, но завтрашний вечер у меня занят.
Марта выглядела почти так же, как и двадцать лет назад. Но это было внешнее, обманчивое впечатление. Стоило присмотреться внимательнее, как сразу же обнаруживались приметы времени: лицо, глаза, волосы… Она разговаривала с кем-то по телефону. Подолгу слушала, роняя лишь короткие междометия, явно стараясь справиться с волнением, то и дело украдкой поглядывала на сына — при этом в ее глазах появились испуг и настороженность. Наконец сказала:
— Да… Конечно, неожиданно. Хочешь прийти? Даже адрес узнал?
Эдгар к разговору не прислушивался. Он сидел на диване в углу комнаты и, лениво жуя пирожок, делал вид, что читает книгу. По-домашнему в спортивных брюках и майке, обтягивающей его крепкие плечи, молодой Банга выглядел типичным современным парнем. Испуганно оглянувшись ка него, Марта продолжала:
— Ну что ж… Я, право, не знаю… Ты уверен, что это нужно? Что ж, приходи.
Трубка легла на рычаг, но Марта продолжала стоять на месте, не в силах унять смятение, вызванное этим звонком. Машинально посмотрелась в зеркало, поправила волосы. Она словно пыталась увидеть себя глазами человека, с которым не встречалась столько лет. Снова растерянно оглянулась на сына.
Эдгар дожевал пирожок, захлопнул книгу:
— Ты хочешь, чтобы я испарился?
Марта испуганно вздрогнула:
— Ну вот еще… Что за глупости?
— Ладно, мать, не надо. Ты хорошая художница, но актриса из тебя неважная. Я, конечно, уйду… Но если честно признаться, мне это уже порядком надоело. Я же слышал… Приехал кто-то из Латвии. Не так ли?
Марта покраснела:
— Не совсем так.
Он посмотрел на ее смятенное лицо, угрюмо спросил:
— Тебе не кажется, что нам пора объясниться?
Мать подняла на него страдальчески-умоляющие глаза:
— Ты хочешь это сделать сейчас?
Она стояла перед ним, как провинившаяся девчонка, маленькая и беззащитная. Ему вдруг стало нестерпимо жаль ее. Сказал с нарочитой грубостью:
— Ладно, мать, прости. — Виновато опустил глаза. — Только знаешь… Мне ведь тоже несладко. Я же вижу, что тебя все время что-то тяготит. Не хочешь говорить — не надо, я не напрашиваюсь, но…
Она побледнела, до крови закусила губу.
— Хорошо, я тебе завтра же все расскажу.
Он наклонил голову, крутые желваки проступили на скулах. Как был похож в этот момент сын на своего отца! Вылитый Артур.
— Не обижайся, мать… Я вовсе не за этим… Хотя, честно говоря, многого не понимаю.
— Чего ты не понимаешь?
Он ответил не сразу. Не решался сказать то, что мучило его давно и неотступно. Но все же собрался с духом:
— Да хотя бы того, что мы объездили половину Союза. Где мы с тобой ни были. Только не в Риге. Это что, случайно?
Она проглотила твердый ком, подступивший к горлу, плотнее сжала губы.
— Ну и что?
— Понимаешь, мать, это же невозможно скрыть…
— Что скрыть? — в ее голосе послышался откровенный испуг.
— Я не знаю что… Но, наверное, что-то есть. — И неожиданно признался: — Недавно встретил в троллейбусе латышей. Шесть остановок, как дурак, за ними ехал. Все прислушивался к речи. Неужели ты думаешь, что мне все это безразлично?
Марта гордо вскинула голову, долго и пытливо вглядывалась в глаза сыну, наконец, четко сказала:
— Мы завтра же обо всем потолкуем.
Эдгар, испытывая неловкость за этот, так неожиданно возникший и явно неприятный для матери разговор, неуклюже ткнулся губами в ее щеку, взял со стула рубашку:
— Ладно, мать… Ты уж извини, что так получилось. Я пошел. Позвонит Марина, скажи, что завтра, как условились.
— Хорошо.
Сын ушел, а она еще долго стояла в прихожей, подавленно уставившись в одну точку. Мысли, одна тревожнее другой, перескакивали, путались, и не было от них никакого спасения. Вот он и настал, этот час. Марта знала, что рано или поздно, ей придется исповедаться перед сыном. Она понимала, что так или иначе, независимо от ее усилий и всевозможных ухищрений, что-то само по себе всплывет наружу, что-то станет известно, а что-то совершенно естественно вызовет законные вопросы, если не подозрения. Просто она не заметила, как вырос сын, как приспело время и как пробежала жизнь.
В первое мгновение Марте показалось, что ее попросту разыграли — ничего общего с Рихардом Лосбергом в человеке, что стоял перед ней сейчас, не было. Если бы не голос. Это единственное, над чем не властно время. При первых же его звуках у Марты словно пелена спала с глаз.
Началось постепенное, трудное узнавание. Тот же лоб, немного выпуклый и квадратный, правда, теперь его рассекали две глубокие морщины. Тонкий, прямой нос с едва заметной горбинкой посредине, может быть, чуточку обвисший. Та же пышная шевелюра, щедро присыпанная снежной порошей. Но главное, это глаза: по-прежнему цепкие, упрямые и насмешливые. Они испытующе смотрели на Марту, и в то же время как бы просили извинить за непрошеное вторжение.
— Ну, здравствуй, — хрипло проговорил Рихард, нервно усмехаясь. — Не ждала?
— Здравствуй.
— Не верится?
Она хотела ответить, но запершило в горле и перехватило дыхание.
— Позволишь войти?
Хозяйка молча отступила в сторону, пропуская его в гостиную. Он вошел, огляделся, на секунду задержал свой взгляд на портрете Эдгара.
— Не его ли я встретил сейчас в подъезде? Такой высокий, в серой клетчатой рубашке. Очень похож на Артура.
— Да, это Эдгар.
Мужчина, — задумчиво сказал Лосберг. — Можно присесть?
— Ради бога, — сбросив, наконец, оцепенение, торопливо ответила Марта. — Кофе хочешь?
Он опустился на диван, поймал ее руку, усадил рядом.
— Сядь, успокойся. Ничего не надо. Дай посмотреть на тебя. Ты совсем не изменилась. Нет, вру, ты стала еще красивей.
Она осторожно высвободила руку, слегка отодвинулась. Не скрывая удивления, спросила:
— Но ты… Каким ветром, откуда?
Лосберг вынул из кармана сигареты, бросил на хозяйку короткий, выразительный взгляд, чиркнул зажигалкой, унимая волнение, несколько раз глубоко затянулся. И тут же спохватился:
— Извини… Ты позволишь? — Сигарета слегка подрагивала в его пальцах.
— Кури, пожалуйста.
Она встала, нашла пепельницу. Расположилась в кресле напротив, выжидающе глядя на гостя.
— Представь себе, ничего таинственного и необычного, — стараясь казаться безмятежным, заговорил Лосберг. — Несколько лет назад я сделал запрос через Инюрколлегию… Сначала на фамилию Лосберг… — Смущенно усмехнулся. — Прости мою самонадеянность. Но ведь мы не были официально разведены. Затем на Озолу… И только потом сообразил, что тебя следует разыскивать как Бангу.