Тори вздохнула с облегчением, радуясь, что у её близких всё хорошо.

Габби, вернеё Габриел Лукас Хадсон был их младшим братом, ставший виконтом Клифтоном в десять лет. В ту пору он не понимал, какие изменения произошли с его жизнью, потому что горе, постигшеё его, отодвинуло всё остальное на второе место. Он был слишком маленьким, чтобы свыкнуться с мыслью о потери родителей. Он так сильно тосковал по ним, что сначала не мог спать по ночам, а потом заснул на целых два дня. Кейт вызвала врача, заверившим, что с ним всё в порядке, и видимо таким образом мальчик пытается пережить свое горе. Сестры заботились о нём и помогали, как только могли. Но больше всех его поддержал их дядя, единственный брат матери, который стал их опекуном. Бернард Уинстед и его жена Джулия почти вытащили Хадсонов из бездны отчаяния. Почти, потому что без помощи Кейт никто бы не справился с этим самостоятельно.

Опора и поддержка для всех домочадцев.

Кэтрин Хадсон была старшей из детей, обладала завидной волей и неиссякаемой целеустремленностью, бывала порой вспыльчивой, но неизмеримо доброй. Она помогала сестрам и брату даже в ущерб себе. Тори не могла понять, откуда та черпала силы, чтобы жить дальше и подпитывать их уверенность в завтрашнем дне. Она стоически выносила любые трудности, с отчаянием боролась с преградами, пережив немало горестей, и даже поборола боль от потери родителей, не имея рядом никого. Если у Тори был Себастьян, у Алекс тетя Джулия, а у Габриеля дядя Бернард, то у Кейт не было никого, кто мог бы прижать её к своей груди и успокоить. Поэтому Тори была безмерно рада, когда в жизни сестры появился Джек, такой же потерянный и одинокий, как и сама Кейт. Счастье далось им невероятно тяжело, однако они так трепетно и глубоко полюбили друг друга, что перестали обращать внимания на внешний мир.

Но, как водилось в их семье, за счастьем неотступно следовала беда. Родители Джека, едва узнав о его намерениях, стали возражать против этого союза. Его мать чуть было не разрушила счастье двух любящих сердец, однако Кейт все же перешагнула через злые козни графини и сумела разглядеть сквозь собственную боль верный путь, по которому ей следовало добраться до Джека, а потом вместе с ним шагать по нему. Тори безмерно любила Кейт и искренне радовалась за неё, надеясь, что все страшное позади. Ей так хотелось, чтобы её близкие были счастливы. Может потому, что Тори никак не удавалось найти свое собственное счастье, и радость близких была бы ей неким утешением?

- Я очень рада за Кейт.

Алекс как-то странно посмотрела на сестру.

- Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Милая Алекс! В горле Тори образовался такой комок, что ей стало трудно говорить, даже трудно дышать. Алекс порой замечала то, что не удавалось разглядеть никому.

- Н-нет, - хрипло прошептала она и отвернула лицо от сестры.

- Тори, милая, - заговорила Алекс мягким голосом. - Я вижу, как тебе плохо. Может, если ты выскажешься, тебе станет легче? Твои переживания заполнили тебя до отказа. У растений такое тоже бывает, когда их корни вырастают, земля начинает давить на них. В такие минуты я их просто пересаживаю, и у них начинается новая жизнь. Они освобождаются от тяжести и давления.

Видимо в ботанике есть своя мудрость, с горечью подумала Тори, сильнеё сжав подушку. Но все было не так-то просто. Если бы и она нашла занятие, которое так же всецело поглотило бы её, как растения Алекс. Но казалось, на свете не существовало ничего, что могло бы отвлечь её от мыслей о Себастьяне.

- Выскажись, Тори, - взмолилась Алекс, сжав холодную руку сестры. - Это облегчит твои страдания.

- Вряд ли. - Тори сделала глубокий вздох и посмотрела на Алекс. - Милая, иди спать. Ты устала, тебе нужно отдохнуть…

- Как и тебе.

- Я тоже скоро лягу. Обещаю.

При взгляде в грустные глаза сестры у Алекс сжалось сердце. Невыносимо было смотреть на некогда веселую сестру, у которой жизнерадостность била ключом. Теперь внутренний свет потух, а энергия медленно вытекала из неё. В ней погасло почти все. Алекс очень боялась за Тори и день и ночь пыталась придумать хоть что-то, что помогло бы ей, но все было тщетно. Уже две недели, с тех пор, как вернулся Себастьян, ни Алекс, ни тем болеё Амелия, её верная подруга и сестра Себастьяна, не могли найти способ спасти этих двоих.

Глубоко вздохнув, Алекс встала, понимая, что чрезмерное давление ещё больше отдалит её от Тори.

- Ну что ж, - тихо проговорила она, снова поправив очки, которые постоянно сползали на кончик носа. - Спокойной ночи. - Наклонившись, чтобы взять свечку, Алекс вдруг передумала, резко повернулась к Тори и быстро обняла её дрожащие плечи. - Я люблю тебя, сестренка.

Тори была так глубоко тронута, что не смогла произнести ни слова. Ей было трудно дышать. Её душили любовь родных, пустота в груди и мучительные воспоминания. Когда Алекс, наконец, покинула комнату, Тори показалось, что стены медленно надвигаются на неё. Она больше не могла выносить боль в груди. И уткнувшись лицом в мягкую подушку, тихо заплакала, вспомнив потрясенное лицо Себастьяна, когда увидела его в день возвращения.

В тот день она открыла дверь не только перед ним.

Она открыла дверь в свое прошлое…

***

Виктории было всего восемь лет, когда она с семьей переёхала жить в Клифтон-холл. До этого они жили в большом уютном доме в центре Лондоне. Клифтон принадлежал их отцу, доставшийся ему по наследству по мужской линии от виконтов Клифтонов, его далеких предков. Однако до тех пор в поместье жил их дед, который промотал не только всё своё состояние, но и чуть было не разрушил сам дом. Клифтон был жалким зрелищем и почти необитаем. Отец Тори, в ту пору только создавший свою семью, прикладывал нечеловеческие усилия, дабы спасти родовой дом, восстановить его и выплатить долги отца после его смерти. На все ушло долгих десять лет, но усилия окупились с лихвой. Дом превратился в красивое место, где хотелось жить вечно.

Расположенный в графстве Кент, недалеко от золотистого песчаного берега, в окружении лесов, прудов и вересковых пустошей, Клифтон являл собой величественное строение из серого камня, с множеством комнат и гостиных. Угодья поместья насчитывались в десять тысяч акров плодородной и лесопарковой земли, которые в последствие отец превратил в великолепные сады и лабиринты.

Тори прыгала от неописуемой радости, осматривая свое новое жилище, в котором теперь у каждой из сестер была своя собственная просторная комната. Она не могла вместить в себя присущий ей детский восторг, который и подтолкнул её совершить поступок, который впоследствии и изменило всю её жизнь.

Девочке не терпелось познакомиться с Клифтон-холлом, и, обследовав дом изнутри, она намеревалась осмотреть его снаружи. Быстро пробежавшись по широкой лестнице вниз, Тори подбежала к большой входной двери, открыла её и неожиданно замерла у порога. В самый первый день своего пребывания в новом доме ей суждено было встретиться с тем, кто в будущем станет смыслом её существования.

Перед ней стоял худой, аккуратно одетый парень с темно-каштановыми волосами. У него были необычайно яркие, слегка хмурые и глубоко посаженные зелёные глаза. Он тоже замер, пристально разглядывая девочку, и даже не опустил руку, которую протянул, видимо для того, чтобы постучаться. Но Тори опередила его. И теперь сама встречала первого гостя в новом доме.

Он не был сыном конюха, кухарки или садовника, подумала Тори. Он был хорошо одет и выглядел очень опрятным. И Тори вдруг сразу решила, что он не такой, как все. В нем было нечто особенное. Она не могла понять, что, но точно была уверена, что никогда прежде не встречала такого, как он. И ей было безумно приятно от того, что их первый гость оказался таким необычным, и что именно она и принимала его.

Лучезарно улыбнувшись, она протянула ему руку и сжала его застывшую ладонь.

- Здравствуйте, я ваша новая соседка. Вы примите меня в ваше общество? - спросила она, вспомнив все правила хорошего тона, дабы произвести впечатление на гостя.

Вот только парень даже не пошевелился, а продолжал неотрывно смотреть на неё. Он не улыбнулся, не сжал её пальцы, а его пристальный взгляд, направленный прямо ей в глаза на секунду смутил и озадачил Тори. Но девочка не придала этому значения, решив, что он либо слишком робок, либо слишком удивлён, и что это непременно скоро пройдет.