— Уверена, справится. Ты Катю помнишь, работала у нас много лет назад? — спросила Серафима свою подругу.
— Катю? Полненькую такую, с косой? Да.
— Ну, так ей тоже немного лет было, когда она сына своей сестры усыновила.
— Ну, так это же сына сестры…
— А тут дочку любимого человека. Понимаешь, любит она его. И не сможет пережить, если ребенка отдадут в чужие руки. Да и Галина — девочка такая хорошая, умная, трудолюбивая, красивая. И почему таким не везет, а?
— Не знаю, Серафим. Сама порой себе такой вопрос задаю, но ответа не нахожу. Может, ты и права. Запуталась я совсем. Я тоже сердцем чувствую, что мы правильно поступили, но ты сама-то понимаешь, что мы сделали?
— Правильно все сделали, успокойся. Сейчас еще документы оформим, и все будет в порядке. Потом кофейку попьем.
— Да нам с тобой не кофеек нужен, а что-нибудь покрепче.
— Знаешь, а у меня и покрепче есть! Коньячок припрятан, — лукаво произнесла главврач.
— Серьезно? Тогда давай быстренько документы сделаем и отдохнем.
— Хорошо.
Когда все было готово, они с облегчением вздохнули.
— Все, доставай, Серафимочка, коньяк! — улыбнулась Анна Игоревна.
Та достала бутылку из шкафа, налила две рюмки.
— Давай за девочек наших! — произнесла Серафима, и голос ее дрогнул.
— За девочек! Пусть у них все будет хорошо!
Они выпили, потом налили себе по чашке кофе.
— Будем надеяться, что все сложится у Гали с девочкой хорошо.
— Сложится, Ань, обязательно сложится. Не может быть по-другому. Все будет хорошо.
— От кого ты узнала, что Галина взяла ребенка? — спросил Раису Владимир.
— Да ни от кого! Ехала однажды на машине, месяца через три после всего. Вижу Галя с коляской. Я остановилась, подошла к ней. А ее прямо аж передернуло всю, когда она меня увидела.
— И меня бы передернуло, — процедил Владимир.
— Она закрыла собой коляску, не давая мне в нее заглянуть, — продолжала Раиса, не обращая внимания на комментарий Владимира.
— А ты, можно подумать, пыталась заглянуть, — усмехнулся он.
— Честно говоря, не особо.
— Кто бы сомневался. Ну и?..
— Что «ну и»? Прошло три месяца, откуда у нее мог взяться ребенок?
— И то верно.
— Ну вот и все. — Раиса не знала, что сказать, и нервно закурила еще одну сигарету.
— И как ты живешь с этим? — хрипло спросил Владимир.
— Так и живу, — с вызовом ответила она. — А что, мне надо было умереть?
Владимир ничего не ответил. Он поднялся, подошел к двери. Все, что надо, он уже услышал. На пороге он повернулся и проговорил:
— Бог тебе судья. Но не попадайся нам на пути. Никогда. — И он вышел, хлопнув дверью.
Раиса некоторое время смотрела на закрытую дверь, потом перевела взгляд на свое отражение в зеркале. На нее смотрела изможденная женщина с грустными глазами, ярко накрашенная, выглядящая старше своих лет. От слез, косметика на ее лице размазалась и смотрелась Раиса действительно ужасно. Ее взгляд упал на бумагу, лежащую перед ней на столе, которую она изучала до прихода Владимира.
Раиса решительно взяла телефон и набрала номер:
— Артур? Это Раиса. Я согласна продать заведение. Встретимся завтра в десять. — Она повесила трубку.
Потом она взяла ватный диск, смочила его тоником и стала снимать макияж. Тушь смешивалась с румянами, с помадой. Она вновь смочила диск тоником. Руки тряслись. Лицо стало багровым, из глаз потекли слезы. И вдруг Раиса содрогнулась от рыданий. Она рыдала и не могла остановиться, ее всю трясло. Она рыдала о своей загубленной жизни, о потерянной любви, о возможности жить по-другому.
После истерики ей стало гораздо легче. Она взяла телефон. Надо было назначить встречу с юристом на завтра.
Владимир, пошатываясь, вышел из кабинета. В висках стучало, голова раскалывалась. У него есть дочь! Подобное не укладывалось в сознании. И его дочь воспитывает, как свою родную, женщина, единственная любовь всей его жизни.
Владимир зашел в туалетную комнату и поморщился. Здесь все было красным: кафель, сантехника, свет. Его уже все в этом заведении раздражало. Он включил холодную воду, наклонился и подставил лицо под освежающую струю. Стало чуть легче. Владимир снял пиджак, расстегнул ворот рубашки, смочил шею водой. Крутились назойливые мысли: «Почему Галина не пыталась найти меня? Почему не рассказала о ребенке?» И тут же сразу появились ответы. Найти было невозможно, она не знала людей, с которыми он общался. Не было ни номера телефона, ни адреса, ничего. Практически пропал без вести. А о ребенке как она могла рассказать? Взять и вот так, на улице, в их первую встречу после долгой разлуки выпалить, что я, мол, воспитываю твоего ребенка. Бред какой-то! Он злился. Безумно злился. Постояв несколько минут, он, по-видимому, принял какое-то решение и пошел в зал.
Веселье шло полным ходом. Полуголые девицы сновали по залу. Некоторые уже сидели у мужиков на коленях. Кто-то из друзей вообще исчез, похоже, уже ушел в номера. Андрея тоже нигде не было видно. Какая-то Девица уже абсолютно голая, крутилась вокруг шеста, ловко запрыгивала на него, съезжала и вновь крутилась.
Владимир смотрел на все это словно со стороны. Его это не возбуждало, не удивляло, не возмущало. У него не было уже никаких эмоций. После разговора с Раисой он ужасно устал. У него была только одна мечта: поскорее добраться до Галины, поговорить с ней. Только рядом с любимой он мог найти успокоение. Владимир подошел к столу, налил себе водки, выпил не закусывая и пошел прочь из этого заведения. Ему надо было срочно увидеться с Галиной. Он хотел набрать ее номер, но что он мог сказать ей по телефону? Что встретил Раису в заведении утех для богатых клиентов? Что она все рассказала и он знает про свою дочь? Нет, надо срочно добраться до города и поговорить лично, только так.
Владимир вышел из здания. Во дворе стояли машины клиентов. Он подошел к охраннику и спросил, как можно отсюда выбраться. Тот предложил заказать такси, но надо было ждать минут сорок. Владимир ждать не мог, ему требовалось срочно поговорить с Галей, поэтому решил поймать машину на трассе. Он вышел за ворота и понял, что сильно пьян. Алкоголь вдруг внезапно ударил в голову. Пошатываясь, Владимир пошел по шоссе, надеясь, что кто-то проедет мимо и подбросит его до города. На улице похолодало, и он зябко поежился.
В этот момент сзади послышался звук мотора. Владимир повернулся и поднял руку. Автомобиль резко вильнул, словно пытаясь объехать его, но, похоже, водитель не справился с управлением. В следующую секунду Владимир почувствовал удар и упал на асфальт. В глазах потемнело. Ему казалось, что он слышит какие-то голоса, потом вдруг понял, что кто-то шарит по его карманам, снимает с него пиджак. Он попытался пошевелиться, но в тот же момент сильнейший удар ногой лишил его возможности дышать, потом последовал еще и еще один.
Последнее, что запомнил Владимир, был яркий свет фар, жуткая боль, и он провалился в кромешную темноту.
— Яков Семенович, — молоденькая медсестра вошла в кабинет врача, — там мужчину привезли. Его машина сбила.
— Да, Ниночка, иду. Какие еще данные на пострадавшего?
— Документов нет, ни бумажника, ни телефона. Костюм дорогой, поэтому точно не алкаш и не бомж. Хотя и пьян.
— Кто его привез?
— Да пара одна ехала в город, они и заметили его, лежащим на дороге.
— Они оставили свои координаты, если что?
— Да, визитку с телефонами.
Переговариваясь, они дошли до приемного покоя, куда привезли Владимира. Яков Семенович надел халат и взглянул на потерпевшего. Вид у того был жуткий. Лицо превратилось в месиво. Бровь рассечена, под глазом огромный синяк.
Владимир лежал на кушетке. Увидев врача, он попытался сесть, но застонал и схватился за бок.
— Лежите, лежите. Вам нельзя двигаться, — сказал Яков Семенович, подходя к Владимиру.
— Доктор, мне позвонить надо. Это очень важно, очень. — Владимир снова попытался сесть, но жуткая боль мгновенно отдалась во всем теле, ударила в голову, и он потерял сознание.
— В операционную, живо! — скомандовал Яков Семенович.
Владимира быстро положили на каталку и повезли в операционную. Там он находился около часа. Ему зашили рассеченную бровь, но самым опасным оказалось внутреннее кровотечение. К тому же Владимир получил сильное сотрясение мозга.