Жаклин Сьюзан - Долорес

Она же прокричала сквозь слезы:

– Но я не Райан… Мы – Кортезы! Мы из Испании…

И еще ей хотелось добавить:

– Испанцы всегда открыто выражают свои чувства, хотят делить их с другими… иметь близких… И не только в экстремальных ситуациях.

Да, по-настоящему ее сближало с мужем только общее горе.

Но теперь рушился весь ее мир.

– Джимми, – шептала Долорес про себя. – Я не могу тебя обнять, потому что ты уже не здесь, не со мной… И с каждой минутой отдаляешься, становишься все холоднее. Поэтому я отдаю тебе образок святой Терезы. Его подарил отец, когда мне исполнилось семь лет. С тех пор я не снимала свой талисман. Этот образок часть меня, а значит, мы навсегда вместе. Хочу надеяться, что есть загробная жизнь, ведь в этом мире мы часто бывали далеки друг от друга. Я не умела объяснить своих чувств, но сегодня буду поступать так, как ты хотел, – не заплачу. Я не плакала, когда Элвуд принимал присягу. Я притворилась настоящей Райан. О Джимми, обещаю! Люди будут помнить, что я – Долорес Райан. И тебя они никогда не забудут, об этом уж я позабочусь. Джимми, если там действительно что-то есть… и ты можешь читать мои мысли… и ты уже наверху… скажи, встретил ли ты моего отца? Его называли очаровашкой Дэном, потому что он был красавцем и обожал женщин. Из-за этого мама с ним развелась. И зря – без папы она просто зачахла. Ни один мужчина не смог заменить его. Ей оставалось лишь следить за его романами с актрисами и манекенщицами. Я не ушла от тебя, Джимми… а сколько раз ты… Нет, не буду думать об этом сейчас. Теперь ты принадлежишь мне навсегда. И я постараюсь, чтобы ты гордился мной, как тогда, в Париже, где ты наконец-то признал, что икра все-таки вкусная.

Икра… Франция… Именно в Париже Долорес обрела себя. Раньше ее считали, синим чулком, хорошенькой женщиной, которая вышла замуж за обаятельного парня с внешностью киноактера. Но в Париже, куда они с Джимми прибыли на второй год его президентства, французы просто влюбились в нее. Они восхищались тем, как прекрасно говорила Долорес на их языке и с каким шиком одевалась. Бедняга Джимми! Он произнес хорошо заученную приветственную речь, а завоевала Париж она, его жена. Именно тогда Долорес поняла, что Джимми по-новому взглянул на нее. Хотя, скорее, не по-новому, а по-старому – так, как на первых свиданиях… и еще во время медового месяца.

После рождения Мэри Лу муж перестал замечать ее. Почему? О, это Долорес хорошо знала. Не зря в последние месяцы ее беременности «лучшие друзья» слишком уж прозрачно намекали на Таню, элегантную женщину, говорившую с легким иностранным акцентом, жену престарелого сенатора. Джимми часто исчезал. Он всегда находил оправдания, виновато отводя глаза. Работа… встречи с братом… «деловые» поездки в Джорджтаун, причем тогда, когда сенатор отбывал в свое имение, в Мэриленд. Муж очаровательной Тани был старше жены на двадцать лет, и все знал о ее романе. Но мог ли он соперничать с молодым обаятельным красавцем, который, ко всему прочему, был не кем-нибудь, а президентом Соединенных Штатов Америки.

Все изменил Париж. И они пережили свой второй медовый месяц. Даже отношение Долорес к сексу стало иным. Раньше она никогда не могла расслабиться полностью, сжимая зубы каждый раз, когда отдавалась Джимми. Но когда муж перестал спрашивать, что она испытывает в минуты близости, Долорес по-настоящему ощутила желание. Хотя, может быть, и не желание… скорее, ей просто хотелось поверить в то, что она любима.

Пресса называла Долорес красавицей. Она тайно вырезала свои фотографии из журналов. Однако всерьез она этому не верила. Красавицей в их семье считалась Нита. Сестры Хуанита и Долорес Кортез были почти ровесницами. Можно ли назвать серьезной разницу в одиннадцать месяцев? Долорес была значительно выше своей маленькой хрупкой сестрички. Она прекрасно смотрелась рядом с Джимми, ей очень шла современная одежда. Но в шестнадцать лет рядом с Нитой она казалась себе неуклюжей и громоздкой.

А сколько тайных слез пролила Долорес после помолвки Ниты и лорда Нельсона Брэмли! Она влюбилась в него на своем первом балу.

Сестрам тогда было по девятнадцать. У матери не было возможности дать два приема – в честь каждой из дочерей. После смерти отца их дела шли неважно. Социальный статус семьи был высок, а денег – ни гроша. Несмотря на это, дебют Долорес и Хуаниты стал важным событием.

С помощью старого друга, который освещал в газетах светские сплетни, миссис Кортез удалось заманить на прием несколько титулованных знаменитостей – и среди них лорда Нельсона Брэмли. Он обладал не только прекрасной родословной, но и миллионами. Долорес он показался настоящим красавцем. Лорд Брэмли почти весь вечер протанцевал с Долорес, хотя несколько раз приглашал и Ниту.

После этого он стал бывать у них в доме, сопровождал сестер в театр. Но однажды лорд попросил у миссис Кортез аудиенции наедине. С трудом, скрывая волнение, Долорес ждала в спальне, а Нита спокойно раскладывала на своей кровати пасьянс. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем миссис Кортез послала за девушками. Мать счастливо улыбалась. Лорд Брэмли попросил руки Ниты. Долорес удалось заставить себя улыбнуться, когда Нита, скромно потупив глаза, приняла предложение.

Да, поначалу все получила Нита – маленькая, хрупкая, изящная, с копной черных кудрей. (У Долорес волосы были каштановыми, и она стала красить их перекисью еще в школе, но это не помогало – Нита затмевала ее.) Свадьба сестры превзошла все ожидания. Газеты неделями печатали фотографии Ниты и лорда Брэмли. Какая прекрасная пара! Вот они ужинают в «Колони», обедают в знаменитом ресторане под названием «21». Долорес их часто сопровождала, понимая, что ей необходимо появляться на людях. Плакать она не позволяла себе даже ночью, долго лежа без сна…

Она заставила себя ходить с Нитой на примерки, когда шили приданое и свадебное платье. (Чтобы оплатить счета, было продано последнее, что еще было с доме, – грузинское серебро и китайский фарфор.)

– Доло, – говорила тогда мать, – еще одну такую свадьбу я оплатить не смогу. Тебе придется сбежать, когда решишь выйти замуж.

Вскоре Нита уехала с мужем в Лондон, а Долорес устроилась переводчицей в ООН. Она свободно владела французским и испанским, а здесь стала изучать русский. Она ушла в работу с головой, лишь бы забыть о свадьбе Ниты и о Нельсоне Брэмли.

Через год после замужества сестры Долорес познакомилась с молодым сенатором Джеймсом Райаном. Она не могла забыть лорда Брэмли – слишком мало еще прошло времени, но Джимми ей понравился. Он считался подающим большие надежды политиком, был хорош собой и слыл отнюдь не бедняком, принимая во внимание миллионы его отца. Когда в газетах появились первые фотографии Джимми и Долорес, она тут же послала их сестре.

Нита за три года родила двух очаровательных мальчишек. Благодаря состоянию и титулу мужа она вращалась в высшем свете, прекрасно одевалась, имела много драгоценностей. Ее прелестное личико украшало обложки всех сколько-нибудь влиятельных европейских журналов.

Да, у сестры полно денег, все у нее есть, но живет она в Лондоне, а не в Нью-Йорке, в гуще событий. И Джимми внешне ничуть не хуже, а намного красивее Нельсона, хотя во всем остальном ее поклонник был полной противоположностью лорду Брэмли. Отец Джимми, Тимоти Райан, никогда не скрывал, что работал каменщиком в Шамокине. Он приехал из Пенсильвании в Филадельфию с восьмьюстами долларами в кармане, а через несколько лет стал главой крупнейшей строительной компании на востоке страны. Райаны имели собственность в Филадельфии, Нью-Йорке, Бостоне, Детройте и Чикаго. Во Флориде Тимоти тоже купил крупный земельный участок. Он стал мультимиллионером еще до того, как подросли пятеро его детей.

Когда Нита с детьми и лордом Брэмли прилетела на Рождество в Нью-Йорк, Долорес уже встречалась с Джимми около года. Нельсон привез семью на частном самолете друга. Мальчиков сопровождали две няни, а Нита появилась перед матерью и сестрой в соболиной шубе. Долорес рядом с ней снова ощутила себя слишком высокой и непривлекательной.

На следующий день сестры обедали в «Орсини». Долорес не могла не заметить, как смотрели все женщины на норковое манто Ниты и бриллиант в двадцать каратов на ее руке, но постаралась скрыть жгучую зависть. Поддерживая ничего не значащий разговор с Нитой, она машинально отметила, что та много курит – одну сигарету за другой.