Но еще была Джин.
Самая младшая Вирджиния Элизабет, завидовавшая медикаментозному существованию своей матери. Находящаяся в блаженном неведении и не подозревающая о страшном положении дел, что удача отвернулась от семьи, чего никогда не было раньше. В конце концов, что говорилось о восприятии существующей реальности? Твое отношение к ней.
И если ты впадал в отчаяние, то выхода у тебя не было.
Джин вышла из своей ванной, находящейся в гардеробной, посвежевшей после душа, укутанная в шелковый халат с монограммой, цвета белых роз фрау Карл Друски, цветущих в саду под ее окном. Декор, который она выбрала для своего личного пространства был одним — везде белый. Белые ковры, белые простыни и одеяла, белые шторы на всех окнах.
Хотя она всегда предпочитала всплески цвета — блеск среди матовых поверхностей, отблеск, еле уловимый блеск звезд, как будто при полной луне, будь то на вечеринке или в самолете, в комнате или на отдыхе.
Разве это было не так легко сделать, когда деньги не имели значения.
Занимая место, перед салонным зеркалом, напротив палитр с косметикой и парикмахерских средств, она внимательно разглядывала профессиональные средства и инструменты, поблагодарив Бога, что была в курсе как ими пользоваться. У нее точно не имелось триста долларов, чтобы заплатить той женщине, которая приходила сюда и прикрывала свое амбициозное притворство, распыляя на нее загар и отбеливая зубы, и крутя ее, брюнетку, словно вокруг дирижерской палочки на триста градусов. И к этому добавлялась полная палитра косметики Шанель. И наряды, которые однозначно были в тренде.
Сколько сейчас времени?
Джин подняла часы Piaget и выругалась. Десять одиннадцать. До выхода оставалось всего сорок пять минут.
Ей необходим был час двадцать, чтобы подготовиться…
— Где мое обручальное кольцо?
Джин взглянула в освещенное, как и все вокруг, третье зеркало от трюмо. Ричард Пфорд, ее недавно ставший муж, стоял позади в очередной своей вариации Икабода Крейна, несмотря на то, что он был в темном костюме братьев Брукс, белой рубашке с клубным галстуком.
Она была готова поспорить, что он возник из чрева своей матери в подобном костюме.
— С возвращением, дорогой, — нараспев произнесла она. — Как прошла твоя командировка?
— Ты хочешь сказать «Добро пожаловать домой».
Джин готова была разыграть перед ним целое шоу, раскручивая полотенце с волос, нанося средства и используя фен. Она выждала, пока он снова заговорит:
— Где кольцо…
Она ударила включила фен. И улучшила свое шоу, наклонившись в кресле, ее густые влажные волосы заплясали под струей горячего воздуха.
Ричард выхватил шнур из розетки, она улыбнулась, по-прежнему склонив голову, скрытая своей копной волос.
Вернувшись в нормальное состояние, она дала ему время восхититься насколько красивой она была: ей не требовалось зеркала, чтобы увидеть отражение своих блестящих, густых волос, завивавшихся на концах, не требовалось зеркала, чтобы видеть, как светилась ее кожа и насколько были выразительными ее глазами под густыми ресницами. А потом вдруг она ослабила ворот халата, отворот раздвинулся, открыв ее удивительное декольте и изящные ключицы.
Она намеренно скрестила ноги, чтобы подол разошелся, открыв ее бедра.
Джин была не заинтересована возбуждать это пугало, своего собственного мужа, единственная цель, которую она преследовала своим шоу — показать ему, что он должен ценить и держаться за нее. Ричард Пфорд был скупым сукиным сыном с ужасным характером, видно, до сих пор не пережив свое детство среди учеников школы Чарлмонта, его мозг все еще пытался справится, поддерживая его веру в себя.
А именно, он был неудачником, и его окружение терпело его исключительно потому, что его семья была крупнейшим распространителем спиртной продукции по всей Америке… а еще и потому, что дети самых крутых семей Чарлмонта получали истинное удовольствие, поддразнивая его.
Брак Джин с ним был не более, как получение средств для себя и своего образа жизни. Взамен Ричард получил ее, самый высший трофей, о котором он только мог мечтать в средней школе, своеобразный билет, по крайней мере, своим собственным умом он это понимал, что получил также статус, которого своими заслугами достичь никак не мог, независимо сколько денег он и его семья имели.
К сожалению, этот брак выявил, что ей тоже приходилось платить определенную цену.
Но для нее, по крайней мере, это было ничто, она могла бы это вытерпеть…
«Справится», поправила она сама себя.
— Прости, ты что-то сказал? — спросила она прямо.
— Ты чертовски хорошо знаешь, что я сказал. Где мое кольцо?
— Да ведь оно прямо на пальце, где и должно быть, дорогой. — Она сладко улыбнулась и протянула ему свою руку. — Видишь?
Смачно выругавшись он схватил ее за волосы, навернув их на кулак, наклонив ее голову набок, боль выстрелила ей в шею и в плечо.
И появившийся некрасивый румянец на его впалых щеках, был малопривлекателен.
— Не играй со мной, Вирджиния.
Джин ярко улыбнулась, самая неправильная ее часть испытывала упоение от возникшей ссоры, желание что-нибудь разрушить, которое она так долго подавляла, с радостью готово было вырваться наружу, еще больше разжигая конфликт… до тех пор, пока один или они оба не выдохнутся.
Несмотря на то, что она решила измениться, ее отношения с Ричардом остались прежними, настолько знакомыми и постоянно бодрящими.
— Я хочу тебе напомнить, — прошипела она, — что последний муж, который жестоко обращался со своей женой под крышей этого дома, оказался в водопаде с отрезанным пальцем, на котором носил кольцо. Может, тебе стоит вспомнить об этом, пока ты не принялся за меня?
Ричард заколебался. И она была почти разочарована, когда он разжал кулак и отпустил ее волосы, отступив от нее.
— Где оно?
— Зачем тебе?
— Меня не было два дня. И мне пришло в голову, учитывая финансовое положение твоей семьи, что ты можешь продать его ради наличных, чтобы купить очередную сумку Биркин.
— У меня их уже двадцать. В том числе из кожи крокодила, аллигатора и питона.
— Если ты не скажешь мне, где мое кольцо, я вытащу содержимое каждого ящика и всех шкафов в этой гардеробной, пока не найду его.
На пару секунд она даже возбудилась от перспективы, понаблюдать за ним, как он будет выбрасывать все ее вещи, пунцовый, как рак, разъяренный и неуклюжий. Но потом она вспомнила, что ее семья была вынуждена уволить горничных, и учитывая, что она ненавидела беспорядок, вещи не на своих местах, она поняла, что убирать за ним придется ей самой.
Она не собиралась быть его служанкой. Постоянно.
— Оно лежит в серебряном блюдечке между раковинами в моей ванной. — Она снова включила фен. — Можешь пойти и убедиться.
Он развернулся на выход, и она заметила, как висел на нем пиджак и были свободны брюки. Независимо от того, сколько этот мужчина заплатил за фирменный костюм, он всегда выглядел так, будто снял его со своего отца, и летал в нем по аэродинамической трубе.
Она снова включила фен, но не стала опускать голову вниз. Перебирая ногой под стойкой, она повернула стул, чтобы видеть его в левой части трюмо. Теперь ее сердце забилось быстрее.
Она сняла обручальное кольцо и оставила его в серебряном блюдечке, чтобы на него не попало мыло. Ей необходимо было хранить этот камень в чистоте, именно для такого случая, как этот.
Да, она сделала именно то, что он сказал. Она продала камень и заменила его подделкой, хотя и не ради сумки «Биркин».
Для более важного.
Ричард вернулся, словно укротитель львов.
— Надень его.
Он сказал что-то в этом роде, точно она не расслышала от шума фена.
— Что? — спросила она.
Как только он протянул руку, чтобы вырвать вилку из розетки, она сама выключила фен. Она не хотела, чтобы он сжег ее фен, потому что не знала, когда и на что сможет купить новый. Она даже не имела представления сколько может стоить эта чертова штуковина.
Кто бы мог подумать, что такая вещь когда-нибудь станет для нее целой проблемой.
— Надень. Свое. Кольцо.
— У меня уже есть свадебное кольцо. — Она подняла средний палец. — О, прости.
Как только она осознала свою «ошибку», он уже схватил ее за запястье и дернул ее руку под острым углом. Он с такой силой сжал ей палец, что вся кровь прилила к другой фаланги.