Джефф вошел на кухню с передней стороны дома, на нем все еще был его костюм и портфель в руке.
— Привет, хорошие новости.
— Какие? — спросил Лейн мертвым голосом.
— На нас подали иск два банка.
Лейн прислонился спиной к стене, но Лиззи пришлось спросить:
— Разве это хорошие новости?
— Если бы подали три, — произнес Джефф, — нас принудили бы объявить о банкротстве. Так что, ура! Что на ужин, дети? Я не помню, когда в последний раз ел.
Глава 30
Через несколько часов Лейн проснулся в темной комнате от странного ощущения… хотя нет, постойте. Он был не на кровати, а на диване… в гостиной в Истерли.
Повернув голову, он обнаружил, что заснул с бутылкой Family Reserve, в которую тут же вперился ее взгляд… ага, точно, которую он опустошил на четверть. Рядом находился его хрустальный стакан, пустой. Обуви на нем не было, голова упиралась на декоративные подушки с кисточками, одна из которых запала ему в ухо, и все его тело лежало под странным углом.
Пытаясь выяснить, что нарушило его сон, он стал вспоминать не приснился ли ему кошмар.
Жаль, но просыпание оказалось для него из полыни, да в полымя.
Постойте-ка, нет… Сначала полымя, а потом полынья?
— Кого, черт возьми, это заботит.
У него закружилась голова, как только он сел и огляделся…
Одна из французских дверей в этой элегантной гостиной была широко открыта, и ночной ветерок, прекрасный и мягкий, задувал в помещение… может, это аромат из сада разбудил его?
Поднявшись на ноги, он направился к двери и выглянул наружу. Ветерок был еле уловимым, и он явно не мог распахнуть дверцу, Лейн опустил взгляд на блестящие глянцевые доски террасы. Они были все еще мокрыми, покрытые листвой, если бы кто-то вошел внутрь, неужели он не оставил бы следов?
Он включил лампу. Но на полу ничего не заметил.
Выйдя наружу и ступая по каменным плитам, он оглядывался по сторонам…
Кто-то двигался вдоль французских окон дома изнутри.
Фигура в белом… женщина… словно плыла в ночи по каменным ступеням в сад.
Лейн припустил трусцой.
— Извините. Эй?
Фигура остановилась. А потом повернулась к нему лицом.
— Мама?! — шокировано выдохнул он. — Мама, что ты здесь делаешь?
Лейн замер, его сердце ускоренно стучало в груди, хотя он пытался перевести дыхание. Наверное, люди с психическими расстройствами предпочитают блуждать в ночи? Или это результат ее лекарств и ухудшения ее состояния?
Или что еще?
— Привет, Эдвард. — Она радостно улыбнулась ему. — Такой прекрасный вечер, не правда ли? Я решила, что хочу подышать свежим воздухом.
Правильная речь его матери больше подходила к Дому Виндзоров, чем к Югу Мейсона — Диксона, согласные звучали уверенно, а приподнятая бровь вместе с высокомерным тоном давали представление о ее происхождении, кем она являлась, гарантируя, что из уважения к ней, все выслушают ее до конца.
— Мама, думаю, нам стоит вернуться в дом.
Ее взгляд прошелся по цветам и цветущим деревьям, и в сумраке ее лицо выглядело также, как и в молодости, она по-прежнему держалась с достоинством и обладала прекрасными манерами, и в старые времена это называли «хорошим воспитанием».
— Мама?
— Нет, думаю, нам стоит пройтись. Эдвард, дорогой, дай мне руку.
Лейн тут же вспомнил о прощении с отцом. Тогда она тоже ошиблась, приняв его за Эдварда.
Он оглянулся в сторону дома. Где, черт побери, находится медсестра?
— Эдвард?
— Конечно, мама. — Он предложил ей согнутую в локте руку. — Мы пройдемся по саду, а потом я все же буду настаивать, чтобы мы вернулись в дом.
— Хорошо, это прекрасно, что ты переживаешь за меня.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Эдвард, дорогой.
Вместе они пошли по кирпичной дорожке, углубляясь в сад к статуям. Его мать останавливалась перед каждым каменным изваянием, словно встречалась со старыми знакомыми, потом остановилась перед японским прудом с декоративными карпами, внимательно рассматривая серебряных, оранжевых и пятнистых рыбок. Сверху светила луна, закрываемая редкими тучами, посылая свой холодный свет вниз, так часто происходило в теплые месяцы.
— Мой муж умер.
Лейн взглянул на нее.
— Да, мама, он умер.
— Он умер недавно.
— Да. — Лейн нахмурился. — Ты скучаешь по нему?
— Нет, боюсь, что нет.
Потом они надолго замолчали. И Лэйн не выдержал, ему захотелось узнать.
— Мама, я хочу кое-что спросить у тебя.
— Что, дорогой?
— Твой муж умер. Это… умер мой отец?
Она совершенно спокойно двинулась вперед.
Затем повернулась к Истерли, окидывая взглядом величественный простор, и Лейн заметил странный блеск в ее глазах.
— Мы не должны говорить о подобных вещах, Эдвард.
— Мой отец мертв, мама? Пожалуйста, скажи мне, мне нужно это знать для собственного спокойствия.
Она опять надолго замолчала, а потом ответила и ее слова напоминали шепот:
— Нет, дорогой. Твой отец жив.
— Мама, мне нужно узнать, кто он. Пожалуйста, скажи мне. Твой муж умер, поэтому никто не пострадает от правды.
Он замолчал, ожидая ее ответа. Она опять взглянула на дом, и Лейн испугался, что она погрузилась в свои воспоминании и уже не вернется из них.
— Мама? Ты можешь мне сказать.
Призрачная улыбка появилась у нее на губах.
— Я была влюблена. Когда была молодой… Я была влюблена в твоего отца. Я довольно часто видела его, хотя мы не были представлены друг другу. Семья возлагала на меня соответствующие ожидания по поводу замужества, и я не собиралась их нарушать.
Лейн мог только представлять, насколько в те времена было все строго. Существовали установленные правила, каким образом молодая девушка, впервые выходящая в свет, и молодой холостят из известной семьи, должны были познакомиться и как должны были развиваться их отношения, а если кто-то из них вдруг допускал ошибку? Репутация была разрушена навеки.
Таковы были порядки с пятидесятых до восьмидесятых годов.
— Я наблюдала за ним издалека. О, с каким удовольствием я наблюдала за ним. Я была довольно застенчивой, и не хотела создавать проблем своей семье. Но в нем что-то было такое. Он был другим. И он никогда не переходил границ. На самом деле, я часто задавалась вопросом, почему он делал вид, что не замечает меня? — Она опять замолчала. — А потом появился Уильям. Он был не совсем тем, за кого мой отец хотел бы выдать меня замуж. Но Уильям мог быть таким очаровательным, и он был уже не мальчик, поэтому смог убедить отца, что он прекрасный бизнесмен… и он нам просто необходим. В конце концов, в нашей семье не было преемника, которому можно было передать бразды компании «Брэдфорд бурбон», поскольку я была единственным ребенком, отец не хотел, чтобы КББ ушла из семьи и попала в чужие, когда он умрет. Уильям стал работать в «Брэдфорд бурбон», и я должна была выйти за него замуж.
Лейн никогда не слышал раньше, чтобы ее голос звучал с такой тоской, на самом деле, это было совершенно на нее не похоже. Все его воспоминания о матери были связаны с красивой, богатой женщиной, сверкающей драгоценными камнями и потрясающими платьями, парящей по Истерли, улыбающейся и щебечущей. Всегда счастливой. Всегда спокойной.
И он задался вопросом, когда именно она начала заниматься самолечением.
— Наша помолвка длилась полгода. Это было связано с тем, что Dior не могли сшить мое свадебное платье быстрее, также бриллианты с жемчугами, которые заказали у Van Cleef были бы не готовы, на это все требовалось время. Мама сделала многое для меня, она организовала фотосессию, а также спланировала свадьбу. Я позировала в платье, и улыбалась на камеры. Уильям игнорировал меня по большей части, и это было прекрасно. Он… вызывал у меня беспокойство, и инстинкт меня не подвел…
«Точно», — мрачно согласился Лейн про себя.
— Я помню ночь, когда все произошло. Я оказалась лицом к лицу с твоим отцом. Я сама пришла к нему и представилась. Он был шокирован, но могу сказать, что он постоянно видел меня и был далеко не равнодушен ко мне. Несмотря на предстоящие брачные торжества, я продолжала преследовать его, у меня оставалось очень мало времени. Как только я стану замужней женщиной, Уильям ни за что не выпустил бы меня из поля своего зрения, и у меня больше не будет шанса…