Морье Дафна дю - Дом на берегу

Он попытался сесть, но у него не хватило сил, и Робби, у которого по щекам катились слезы, ласковым движением убрал прядь спутанных волос, падавших брату на глаза.

— Если ты хочешь поведать о леди Карминоу, мне нет нужды это выслушивать, Роджер, — сказал он. — Мы с Бесс еще тогда знали, что ты любил ее — и любишь до сих пор. Мы тоже ее любили. В этом нет никакого греха.

— В любви-то — нет, но в убийстве — есть, — сказал Роджер.

— В убийстве?

Робби, стоя на коленях возле брата, в замешательстве взглянул на него, затем покачал головой.

— Ты бредишь, Роджер, — мягко сказал он. — Все мы знаем, как она умерла. До того, как прийти сюда, она уже несколько недель была больна, только скрывала от нас, а потом, когда они пригрозили увезти ее силой, пообещала, что явится к ним через неделю, и они ей позволили остаться.

— И она бы ушла, да я помешал…

— Как ты помешал? Она умерла до того, как истекла неделя, здесь, в комнате наверху, на руках у тебя и Бесс!

— Она умерла, потому что я не хотел, чтобы она страдала, — сказал Роджер. — Она умерла, потому что, сдержи она свое слово и отправься в Трилаун, а затем в Девон, ее ждала бы медленная смерть, и она растянулась бы на недели, на месяцы, эта мука, через которую прошла наша мать, когда мы были совсем юными. Поэтому я дал ей уйти во сне, и она так и не узнала, что я сделал, так же как не ведали об этом ни Бесс, ни ты сам…

Он нащупал руку Робби и сжал ее.

— Ты никогда не спрашивал себя, Робби, что я делал, когда в прежние времена допоздна оставался в монастыре или, бывало, приводил Мераля сюда, в погреб?

— Я знал, что с французских судов сгружали товары и ты доставлял их в монастырь. Вино и многое другое по заказу приора. Потому-то монахи и жили припеваючи.

— Они также обучили меня своим секретам, — сказал Роджер. — Но не молитвам, а как погружать людей в грезы и вызывать видения. Как обрести рай на земле, который длится лишь несколько часов. Как умерщвлять людей. И только после гибели юного Бодругана, доверенного заботам Мераля, я почувствовал отвращение к этим играм и отказался в них участвовать. Но секреты усвоил хорошо и воспользовался ими, когда пришло время. Я дал ей кое-что, чтобы облегчить ее страдания и ускорить конец. Это было убийство, Робби, и смертный грех. И никто кроме тебя о нем не знает…

Говорить Роджеру было трудно, и он лишился последних сил. Робби, внезапно растерявшийся и напуганный близостью смерти, выпустил его руку, поднялся и, спотыкаясь, будто слепой, поковылял на кухню в поисках, как я думаю, еще одного одеяла для своего брата. Я же остался стоять на коленях, и Роджер, открыв глаза в последний раз, посмотрел на меня. Наверное, он умолял отпустить ему грехи, но там, в его мире, не было никого, кто бы мог это сделать, и я подумал, не по этой ли причине он продолжал скитаться во времени, путешествуя сквозь века. Как и Робби, я был бессилен, я опоздал на шесть столетий.

— Отойди, душа христианина, из сего мира во имя Бога Отца Всемогущего, тебя создавшего; во имя Иисуса Христа, Сына Бога живого, который пострадал за тебя; во имя Духа Святого, который сошел на тебя…

Дальше я не помнил, но это не имело значения, поскольку он уже отошел в мир иной. Свет проникал в старую прачечную сквозь щели в ставнях, я стоял там на коленях, на каменном полу лаборатории, среди пустых склянок. Не было ни тошноты, ни головокружения, ни свиста в ушах. Полнейшая тишина — и чувство глубокого умиротворения.

Я поднял голову и увидел, что у стены стоит доктор и смотрит на меня.

— Это конец, — сказал я. — Роджер умер, освободился. Все кончено.

Доктор взял меня под руку и провел через весь дом в библиотеку. Мы сели на диван у окна, выходившего на море, и он произнес:

— Расскажите мне все как было.

— Разве вы не знаете?

Увидев его в лаборатории, я в первый момент подумал, что он подвергся эксперименту вместе со мной, но потом сообразил, что это невозможно.

— Я был с вами там, возле Граттена, — сказал он, — затем мы вместе поднялись на холм, а потом я следовал за вами на машине. Вы на минуту остановились в поле, над Тайуордретом, недалеко от того места, где две дороги сходились в одну, затем мы пересекли деревню, двинулись по направлению к Полмиару и прибыли сюда. Вы шли вполне нормально, только, пожалуй, быстрее, чем если бы просто гуляли. Потом вы резко свернули вправо, через рощицу, и я поехал прямо сюда. Я знал, что найду вас в подвале.

Я поднялся с дивана и взял с книжной полки один из томов «Британники».

— Что вы ищете? — спросил он.

— Год Черной смерти, — ответил я, перелистывая страницы. — Вот, 1348 год. Тринадцать лет после смерти Изольды.

Я поставил книгу на место.

— Бубонная чума, — заметил он. — Она и в наши дни встречается на Востоке, несколько случаев было зарегистрировано во Вьетнаме.

— Правда? — сказал я. — Я видел, что она натворила в Тайуордрете шестьсот лет тому назад.

Я подошел к дивану и взял трость.

— Вам, должно быть, интересно, как я смог совершить это последнее путешествие, — сказал я. — Вот ответ.

Я отвинтил набалдашник и показал ему стопку. Доктор взял ее, повертел в руках, убедился, что она совершенно пуста.

— Вы меня извините, — сказал я, — но когда я увидел вас там, возле Граттена, я понял, что у меня нет выбора. Это был мой последний шанс. И я ни о чем не жалею, потому что теперь со всем этим действительно покончено. Никаких соблазнов. У меня не возникнет больше желания возвращаться в тот, другой, мир. Я вам сказал уже, что Роджер освободился, и я вместе с ним.

Он не ответил. Он продолжал разглядывать пустую стопку.

— А теперь, — сказал я, — перед тем, как мы позвоним в Дублин и спросим, там ли Вита, не могли бы вы мне сказать, что еще было в заключении Джона Уиллиса?

Он взял трость, вернул стопку на место, завинтил набалдашник и протянул ее мне.

— Я его сжег, подпалил зажигалкой, когда вы стояли на коленях в подвале и читали молитву по усопшим. Момент мне показался самым подходящим, и я предпочел уничтожить это заключение, не хранить в своей картотеке.

— Это не ответ на мой вопрос, — заметил я.

— Другого вы не получите, — возразил он.

В холле начал трезвонить телефон. Я подумал, в который уже раз он вот так надрывается за сегодняшний день.

— Наверно, Вита, — сказал я. — Пожалуй, мне опять пора становиться на колени! Сказать ей, что меня случайно заперли в мужской уборной и что завтра я прилечу к ней?

— Будет разумнее, — медленно проговорил доктор, — если вы скажете, что надеетесь присоединиться к ней позже, быть может, через несколько недель.

Я нахмурил брови.

— Но это абсурд. Меня здесь больше ничто не держит. Я же сказал вам: все кончено, я свободен.

Он не ответил. Он просто сидел и пристально смотрел на меня.

Телефон продолжал трезвонить, и я пересек комнату, чтобы ответить, но когда я взял трубку, случилось нечто совершенно непредвиденное: я не мог удержать ее: мои пальцы и ладони одеревенели и не слушались. Трубка выскользнула из онемевшей руки и с грохотом упала на пол.