Наталья Павлищева - Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного

Роксолана понимала, что он прав, не будь на то воли Аллаха, болезнь не пристала бы к Мехмеду, но смириться все равно не могла.

Боль не утихала, она лишь из острой, невыносимой, застилающей черным глаза и вызывающей желание кричать в голос, превратилась в тупую, ноющую…

У Сулеймана появилось много седых волос, у Роксоланы тоже, но ее седину хоть закрашивали.

Однажды она обратила внимание на то, как вдруг постарел супруг. Это добавило горя… Они ничем не могли помочь друг другу, оставалось просто поддерживать.

Были забыты государственные дела, не заседал Диван, строительство шло только одно – мечети Шехзаде, у Синана каким-то чудом оказался готов проект, во дворце и без того тихо, придворные изъяснялись на языке жестов – ишарете, а теперь так и вовсе словно в усыпальнице.

Нашлись те, кто осудил, говорили, что из-за смерти шехзаде султан по наущению проклятой ведьмы Хуррем готов погрузить в траур всю империю. Возможно, так и было, но жизнь сама заставила очнуться, причем Роксолану даже раньше султана.

Султанша позвала к себе сына, теперь уже старшего – Селима.

Шехзаде Селим поморщился: сейчас мать будет ему внушать, что лениться плохо. Он и сам это прекрасно понимал, видел, что старший брат Мехмед и сестра уходят вперед, а он из-за собственной лени отстает. Но к чему ему это учение? К чему учиться, если жизни всего-то до конца жизни отца – султана Сулеймана, а тот уже немолод.

Удивительно, но один и тот же факт на разных людей влияет по-разному, даже если факт касается их собственной жизни.

С ранних лет принцы знали о законе Фатиха: «Каждый, кто посмеет претендовать на власть, кроме правящего султана, должен быть уничтожен, кем бы он ни был». Конечно, сам Мехмед Фатих сказал иначе, но суть запомнили именно таковой. Этот закон и не принимался вовсе, Фатих просто дал совет потомкам. Потомки восприняли совет буквально, принявшись уничтожать все мужское потомство предыдущего султана, потому что оно могло претендовать на ту самую власть. А потом и собственное потомство на всякий случай тоже.

Безжалостно душились братья, дяди, племянники, даже сыновья и внуки, включая тех, кто лежал в колыбелях (проливать кровь членов султанской семьи нельзя, потому даже для младенцев использовали зеленый шелковый шнурок). Выжить должен только один – тот, кто на троне, остальные могли претендовать на власть, а потому, даже если этого не делали, все равно бывали убиты.

Сулейману повезло, за него всех родственников мужского пола вырезал отец – султан Селим Явуз, то есть Грозный. Самому Сулейману осталось лишь уничтожить двоюродного дядю (сына сбежавшего в Европу принца Джема) и его маленького сынишку, даже не подозревавшего о своих гипотетических возможностях занять трон Османов. Эти двое несчастных жили в крепости на Родосе, которую Сулейман взял долгим и тяжелым приступом на второй год своего правления.

Никто не мог понять, зачем ему Родос, но никто и не подозревал, что там два дальних претендента на власть, которые и претендентами-то не были.

Сулейман выполнил закон Фатиха, не объявляя об этом во всеуслышание. Он был настоящим Кануни – Законником.

Сулейману повезло со старшими родственниками, вернее, с их отсутствием, сын принца Джема все же не был мусульманином и турком тоже не был, а потому его уничтожение особых потрясений султанской совести не вызвало.

Но с сыновьями оказалось сложней.

Их было восемь, но двоих оспа забрала еще детьми до рождения сыновей Роксоланы. Сын Роксоланы и Сулеймана Абдулла тоже умер от оспы маленьким. Самый младший Джихангир был болен и претендовать на власть не мог. Оставались четверо шехзаде – Мустафа и трое сыновей Роксоланы Мехмед, Селим и Баязид.

По праву трон после Сулеймана должен принадлежать Мустафе, он старший из сыновей. Родительское сердце больше лежало к Мехмеду. Селиму и Баязиду оставалось лишь ждать своей участи. Кто бы ни стал султаном – Мустафа или Мехмед, ни Селима, ни Баязида оставлять в живых им резона не было.

Это было самой больной точкой Роксоланы, понимавшей, что жизнь, по крайней мере, троих из четверых сыновей будет длиться до тех пор, пока жив их отец. Мустафу готовили к правлению, он старший. Мехмеда тоже готовили, втайне Роксолана все равно надеялась, что ее сын станет султаном.

А на что надеяться Селиму и Баязиду, точно знающим, что жить им не так уж долго?

Они и не надеялись.

Пока Мехмед изучал все, что только можно, тренировал ум и тело, укреплял память и мускулы, познавал науки, читал и учился правлению (возможному в будущем), два брата предпочитали не тратить время на то, что никогда не пригодится. В жизни находилось множество куда более веселых и интересных занятий. А главное, приятных.

К чему корпеть над книгами, если твоя жизнь коротка и может прерваться в любой день? К чему учить языки, запоминать множество разных фактов, цифр, правил?

С малых лет Мехмед тянулся за куда более взрослым Мустафой (между ними шесть лет разницы) и соревновался с умной, беспокойной сестрой Михримах, не желавшей ни в чем отставать от старшего брата.

Они так и росли попарно – Мехмед и Михримах, Селим и Баязид, отдельно только Джихангир, которому за братьями не угнаться.

Но если Селим и Михримах похожи, как две половинки яблока, то Селим и Баязид словно рождены разными матерями. Внешне оба похожи на родителей, только Селим на Роксолану – рыжеватый и зеленоглазый, а Баязид на Сулеймана. Нравом же непонятно в кого. Оба беспокойные, но по-разному. Селим жизнелюбивый лентяй, рано усвоивший, что за короткую жизнь надо получить как можно больше удовольствия. Ему легко давалось бы учение, если бы учился. Но усидчивостью шехзаде не отличался никогда.

Ради того, чтобы не позволить Мустафе, вернее, его матери Махидевран, уж слишком явно возвыситься над ней самой, Роксолана делала все, чтобы хоть как-то уравнять сыновей. Понимала, что это просто невозможно из-за положения и возраста, но попыток не оставляла. Относительно Мехмеда это удалось, мальчик оказался схватчивым и упорным в учебе, причем неважно, чему учился. За ним тянулась и сестра.

А вот подтянуть Селима и Баязида не удавалось категорически.

Обучать их начали рано, возможно, слишком рано для правильного восприятия знаний, это тоже сказалось.

Сыновья росли, и у матери появилась новая забота – им следовало подобрать достойный гарем, это для Сулеймана она не желала гарема. А для сыновей намерена собрать, пусть не такой большой, но стоящий.

Роксолана сама требовала от Сулеймана, чтобы закрыли невольничьи рынки, вернее, не требовала, а постоянно говорила об этом, о том, как же унизительно видеть торговлю людьми, такого давным-давно нет в Европе!

Слова о Европе были для Сулеймана очень весомыми, потому что он равнялся на Европу пусть не во всем, но во многом. Закрыли только рынки в Стамбуле. Но от этого торговля живым товаром не прекратилась, пираты самых разных мастей по-прежнему привозили дорогой товар и продавали закрыто.

Роксолане невольно пришлось воспользоваться услугами таких торговцев.

Сулейман смеялся:

– Чего ты добилась? Переплачиваешь торговцам только чтобы посмотреть на рабыню, вместо того, чтобы увидеть ее бесплатно.

Но султанше проще – купцы и чиновники снова дарили, хотя и редко, красивых девушек уже для гаремов шехзаде.

Одну такую привезли корсары Барбароссы.

Роксолана слушала Марию, рассказывавшую о юной красавице-итальянке, привезенной Бар бароссой. У хитрого адмирала хватило ума предложить красавицу не султану, а султанше.

– Почему ты так печешься о ней?

– Она из рода Баффо, в котором очень красивые и умные женщины. И девочка очень красива. Пригодится.

– Для Повелителя?

– Нет, госпожа, у вас сыновья…

– Хорошо, приведи, я посмотрю.

Девочка была выше самой Роксоланы ростом, тонкая и стройная, как стебелек, но что-то в очертаниях ее не до конца оформившейся фигуры подсказывало, что станет этот стебелек мощным красивым деревом. Такие тоненькие потом отличаются статями.

Роксолана сделала жест, чтобы сбросили накидку. Девушка осталась только в шальварах и верхней части, одежда непривычная, видно мерзла, куталась в прозрачную ткань. Лицо закрыто яшмаком, в прорези большие темные глаза, чуть влажные, но не от слез, с чистыми, без прожилок, чуть голубоватыми белками. Отсутствие прожилок и белый цвет говорили о хорошей работе внутренних органов.