— Я посчитал, что в тот момент это было необходимо для твоей безопасности и безопасности окружающих, — отвечает психотерапевт.
— Вы считаете меня психованной? Я веду себя нормально, у меня нет замечаний! Я исправно посещаю все сеансы, выполняю все рекомендации и пью ваши идиотские таблетки. Вы сами говорили, что мне лучше и что я восстановила все потерянные воспоминания — так ведь?
Он соглашается, но отводит взгляд. И я не чувствую, что мне стало спокойнее.
Наступила суббота, а значит, сегодня я проведу с Биллом много времени... С этой мыслью я просыпаюсь в замечательном настроении. Осталось лишь дождаться вечера, он приходит в семь на ночную смену. Кажется, я выучила его расписание: я смеюсь сама над собой. Веду себя как влюбленная пятнадцатилетняя девочка. Целый день не могу найти себе места и не знаю, чем занять себя. Все свободное время провожу в общей гостиной и читаю одну из разрешенных здесь книг, пока меня наконец не отправляют в палату.
Я смотрю в маленькое зеркало и ловлю себя на том, что мне хочется выглядеть получше — впервые за все время здесь. Естественно, косметика под запретом. Утешает одно: если Биллу нравлюсь я такая, то на воле, когда наконец можно будет по-человечески уложить волосы, одеть нормальную одежду и накраситься — точно понравлюсь. Пока я раздумываю над этим, чувствую — ко мне потихоньку возвращается желание жить. Оно, спрятанное глубоко под слоями проблем, неврозов, одиночества, страхов, осторожно выглядывает наружу. Это, определенно, хороший знак, и я уверена, что я на пути к выздоровлению.
Больница начинает раздражать меня. Одинаковая еда. Ни нормальных собеседников, ни хороших книг, ни кино, кроме сопливых мелодрам. Мне хочется просто выйти и прогуляться по парку, сходить по магазинам или в кафе. Я поднимаю глаза и смотрю на свое отражение. Я — нормальная. Я — здорова. Как доктор может не видеть этого?! Я определенно вижу огонек в глазах, который, казалось, давно уже погас.
Принимаю душ, жду, пока высохнут волосы, и укладываю их как могу в простой хвост. Но передумываю и решаю распустить их. Мне повезло: даже без хороших масок и бальзамов волосы блестящие и мягкие, спасибо маме за хорошую генетику. Чищу зубы, расчесываюсь и надеваю самую лучшую одежду из той, что у меня тут есть. Впервые я волнуюсь перед встречей с Биллом...
Вечерний обход перед отбоем: делаю вид, что сплю. Билл, должно быть, уже в клинике. В коридоре гаснет свет, я лежу и прислушиваюсь к стихающим больничным звукам. Так и проходит какое-то время, и, когда я уже теряю всякое терпение, слышу тихий скрип открывающейся двери.
Открываю глаза: это Билл. Он улыбается мне, и я отвечаю тем же. Но он не проходит, как обычно, на соседнюю койку, а машет мне рукой, чтобы я подошла. Слезаю с кровати, быстро накидываю на нее одеяло и иду к нему.
— Чш-ш-ш! — он обнимает меня в знак приветствия и шепчет: — Идем за мной, только тихо!
— Куда?
— Надоело сидеть в душной палате. Пошли.
Выхожу в темный пустой коридор. Билл прикрывает за мной дверь, берет за руку, и я снова чувствую, как по коже бегут мурашки. Он тянет меня за собой, и мы осторожно идем, стараясь не разбудить обитателей палат. Выходим на лестницу, Билл ведет меня в соседнее крыло, а затем снова наверх, и я начинаю путаться в одинаковых коридорах и дверях. И тут мы оказываемся, судя по всему, на последнем пролете, перед нами низкая дверь. Билл оборачивается ко мне и подмигивает:
— Добро пожаловать на волю! — с этими словами он вставляет ключ и поворачивает его. Дверь открывается.
— Чтоо? Ты не мог!.. Как же так? — я нагибаюсь, чтобы пройти за ним, не в силах поверить в это.
— Не мог, конечно. Мы все еще в больнице. Но ты погляди!
Мы оказываемся на крыше! Меня обдувает свежий ветерок, вид открывается потрясающий, и я не могу найти слов от радости: смотрю и вижу город, который горит ночными огнями вокруг нас. Вдалеке по шоссе едут машины, отсюда будто игрушечные, но я даже могу увидеть свет фар. Подхожу к краю, но не очень близко, и с широкой улыбкой оглядываю все это великолепие. Где-то вдалеке играет музыка. У меня на глазах выступают слезы, я на миг забываю, что я в клинике и наслаждаюсь этим чувством.
Билл рад, что мне понравился его сюрприз.
— Ну как тебе? — спрашивает он, стоя позади меня.
Я кидаюсь ему на шею и рассыпаюсь в благодарностях.
— Это просто потрясающе, Билл! Я не верю, что мы сюда пробрались! Тебе ничего не будет за это?
— Нет, не будет, — он ухмыляется. — Я знаю, как найти подход к Джанет: она очень любит шоколадные конфеты и готова меня подменить. И дала мне ключ от крыши за красивые глаза.
— Ты невероятный!
Не могу поверить, что он сделал это ради меня. В условиях, в которых мы находимся, Билл умудряется радовать меня и удивлять. Ну как такое возможно? Я ужасно благодарна ему за возможность почувствовать себя свободной. А он достает откуда-то сумку, в ней два пледа и большой термос. Мы садимся на плед, вторым Билл укрывает меня, чтобы не замерзла. Сидим почти на самом краю крыши, но мне ни капли не страшно. В термосе мятный чай: я обожаю такой! Билл говорит, что заваривал его сам, чтобы мы здесь не замерзли.
— Хотел бы я, чтобы это было вино, — шутит он и разливает чай по картонным стаканчикам.
— И так прекрасно, поверь мне.
Хотя я тоже не отказалась бы от чего-то алкогольного. Я и вкус моего любимого когда-то апероля уже успела забыть. Рассказываю об этом Биллу, и он обещает сводить меня в бар и напиться до умопомрачения, как только меня выпишут.
Я погрустнела. Выпиваю немного ароматного чая и спрашиваю его:
— Как ты думаешь, меня вообще когда-нибудь выпишут?
— Конечно! — Билл удивлен вопросом. — А что заставляет тебя сомневаться?
Со вздохом я перечисляю все свои подозрения: несмотря на то, что я «поддаюсь» терапии, как говорит доктор Лоу, у меня не было срывов в последнее время, я помню обо всем, о чем должна, он все равно пытался запихнуть меня в одиночную палату, отказывается называть мне названия лекарств, которые я пью, и запрещал видеться с Алексом, якобы это опасно для психики.
— Может, он считает меня буйной или вроде того? Но последние недели у меня все хорошо, ни единого срыва. Не знаю, — грустно заканчиваю я.
Билл задумчиво жует край стакана.
— Если честно, я и сам не понимаю. Из всех пациентов, с которыми я работаю, ты меньше всего похожа на психа. У тебя есть хорошая динамика, таблетки дают нужный эффект, и я не понимаю, почему до сих пор в каждом назначении у тебя снотворное. Но я не врач, — разводит он руками. — Видимо, врачу лучше знать.
— Билл, я должна тебе признаться.
— А?
— Я не пила снотворное уже три дня.
— Да ладно? — Билл удивлен. — А за тобой не следят, чтобы точно проглотила? Ну я-то тебе верю, но мои подозрительные коллеги...
— Нет, — я пожимаю плечами. — Видимо, я вела себя так примерно, что не вызываю подозрений. Так вот, снотворное в унитазе, а я сплю так же. Понимаешь? Я не вижу кошмаров и без таблеток!
— Во дела... Лоу узнает, точно тебя в одиночку засунет.
Он говорит это таким тоном, что я настораживаюсь.
— У тебя какие-то неприятности с ним?
— С чего ты взяла?
— Ну, ты так отзываешься о нем, я не первый раз замечаю... Как-то грубовато.
— Понимаешь... — Билл обдумывает свой ответ. — В общем, он не самый лучший босс в мире. Иногда я не понимаю его методы, но решать не мне. Так что я молчу ради матери, чтобы сохранить это место. Но да, я не очень с ним поладил.
Я решаю не расспрашивать его. Холодает, и я понимаю, что под пледом сижу только я.
— Билл, садись рядом. Пледа вполне хватит на двоих.
— Не боишься? — смеется он, но двигается ближе ко мне, перехватывает свой край пледа и укрывается им. Плед не очень большой, так что мы сидит вплотную, чтобы под ним уместиться.
— Чего я должна бояться? — недоумеваю я.
— Ты на крыше, с парнем, никто не знает, где мы, и криков отсюда тоже не слышно.
— Ой, Билл! — шутливо выпихиваю его обратно из-под пледа, но он тяжелый,как скала. — Если бы ты хотел, у тебя было много времени, чтобы делать со мной что угодно! Ты так не поступишь.
— Не поступлю, — соглашается он серьезным тоном.
Но я чувствую, что в шутке лишь доля шутки. Его рука лежит на моих коленях, и мне очень хочется взяться за нее. Вместо этого я осторожно поднимаю руку и провожу пальцем по сеточке вен, выступающей у него на сгибе локтя.