Екатерина Дибривская - Домик разбившихся грёз

И он, усиливая давление, наполняет меня обжигающим семенем с прерывистыми гортанными стонами. Глухими и сдержанными. Сугубо мужскими.

— Доброе утро, Александр Александрович. — хмыкаю я в его губы.

— Доброе утро, Алевтина Леонидовна. — он коротко усмехается. — Боже, как же я тебя люблю! Даже овсянка не сгорела.

После завтрака Алекс, извиняясь, закрывается в кабинете, чтобы сделать пару телефонных звонков, и я включаю свой смартфон, утопая в уведомлениях о звонках и сообщениях.

«Сашка! Ты куда пропала? У тебя всё хорошо? Я волнуюсь!» — прилетает от Саши.

Я наскоро набираю ответ: «Привет. Всё хорошо. Отдыхаю за городом, тут почти нет связи».

Лив пишет: «Мисс Эл! Я волнуюсь за тебя. Срочно скажи, что ты в норме! Или я вызываю полицию!»

Смешная! Хотя она знает, как легко человек, которого я люблю, может отбросить меня назад, за ту черту, где слишком пусто, чтобы я хотела там остаться.

Я понимаю, что мои чувства — это нечто нездоровое. Ненормально так любить. Немыслимо.

Но я люблю именно так: всецело, без остатка. Никаких полутонов. Есть или моя любовь, или нет ничего.

«Ливи, я счастлива!»

«Не волнуйся».

«У меня всё чудесно».

И один короткий звонок отцу.

— Саша? — мне кажется, или его голос звучит иначе? — Прости, сложно принять, что какой-то… остолоп требует вернуть тебе имя… Прости, зря я затеял эти ренейминги, да? — он невесело смеётся. — Я уже договорился, в первый рабочий день после новогодних каникул ты сможешь вернуть своё имя.

— Пап, отчество и фамилия останутся прежними, — бросаю тихо. — Мне и правда было не по себе… Я всю жизнь была Алей. Не Сашей. Маминой Алечкой…

— Я до последнего верил, что ты будешь мальчиком. Хотел назвать сына в честь своего деда. Прости, детка, ну уж такая правда. — он тяжело вздыхает, и мне становится не по себе от этого разговора. — Мать Инги долго болела, не было ни единого шанса, что она снова сможет родить. Когда я встретил твою маму, у меня перемкнуло в голове… Влюбился… Но семью бросить не мог, Инга была сложным подростком, угрожала покончить с собой, если я выберу другую девочку… Твоя мать сама порвала со мной, Аль. Я не хотел уходить, а она… не хотела таких отношений. Она разорвала все связи, умоляла, чтобы я не появлялся в вашей жизни. Я просто подчинился её воле. Прости.

Мне нечего на это ответить. Я-то точно знаю, что моя мама могла так себя повести. Это в её духе. Гордая, независимая, упёртая. Была.

— Я не знал, что она больна, дочка. Иначе никогда бы не позволил ей умереть. Меня нашли органы опеки, когда решалась твоя судьба. Мне жаль, что я не успел… Очень жаль, что так всё вышло. И ты такая взрослая уже… Проводишь праздники с мужчиной…

— Пап, — смущённо останавливаю его, — я бы хотела провести с ним всю жизнь, но не уверена, что хотела бы это обсуждать…

— Ну, конечно, детка. Дочки вырастают и любят других мужчин. Забывают про отцов. А ты меня и узнать толком не успела, не то, что бы полюбить…

— Папа, всё в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь?

Мне не нравятся его откровения. Его голос звучит слишком устало и болезненно.

— Может, мне приехать? — предлагаю ему.

— Не обращай внимания на старика, детка. Инга снова чудит, все нервы вымотала, но это никоим образом не должно касаться тебя. Отдыхай, набирайся сил, только будь, пожалуйста, внимательна, хорошо? Я волнуюсь за тебя, Алечка. Если он… обидит тебя, просто скажи мне и я разберусь. Что бы это ни было. Ладно?

— Хорошо, — тихо обещаю ему и прощаюсь.

Папа заслужил это обещание. Сколько отцовской крови выпила моя сестрица, мне неведомо. Но я прекрасно помню, как он сидел надо мной днями и ночами, чтобы я не наделала непоправимых глупостей.

И в свете последних событий я очень благодарна отцу, что сберёг меня.

О своей попытке свести счёты с жизнью я тоже не рассказываю Алексу. Но ему и не нужно. Он часто проводит пальцами по внутренним сторонам запястий, нежно и осторожно, словно боится, что старые шрамы лопнут от его прикосновений. Я не могу описать целую бурю эмоций, которая вспыхивает в его глазах в эти моменты.

Я стою у окна гостиной, наслаждаясь видом. Кажется, теперь это моё любимое место и занятие. И самое любимое — когда Алекс подходит сзади и обнимает меня.

— Хочешь прогуляться? — спрашивает он, и я резко оборачиваюсь в его руках.

— Что-то случилось? — даже не пытаюсь скрыть своё беспокойство, потому что чувствую перемены в любимом мужчине, буквально осязаю кожей.

— Не бери в голову, Аль, — отмахивается он.

— Что-то на фирме? С отцом? Он тоже явно чем-то озадачен…

— Не волнуйся, я прошу тебя. Если у Сафронова что-то и происходит, то без моего участия. — он усмехается. — Больше суток с сыном не могу связаться. Переживаю, Аль. Боюсь, как бы в дурную компанию не попал. Дети — они и, когда взрослеют, всё равно ещё такие дети.

Алекс целует кончик моего носа.

— У нас после развода с его матерью не очень хорошие отношения. Он тяжело принял эту новость.

— Всё наладится, — я обнимаю мужчину. — Вот увидишь, он просто отдыхает с друзьями, я уверена. Мальчики, имея некую свободу от родителей и финансовые возможности, могут забывать о том, что всё ещё зависят от семьи.

— Мальчик? — Алекс коротко смеётся. — Он почти твой ровесник, Аль.

Смотрит на меня с лёгкой улыбкой, словно оценивая реакцию. Сказать, что я в шоке, это промолчать. Алекс никак не выглядит в моих глазах отцом такого взрослого сына. Да и судя по его рассказам, у меня сложилось впечатление, что его сын — скорее подросток, чем юноша.

— Я уже совсем взрослый дяденька, Алечка. — он снова усмехается, глядя мне в глаза. — Сын получился на выпускном, по глупости и неопытности, я вернулся с армии и узнал, что у меня есть ребёнок. Но ты можешь быть спокойна, он — мой единственный ребёнок. Пока. Это я тебе могу гарантировать на все сто.

— Что он — твой единственный ребёнок или что пока? — заблудившись в собственных мыслях, спрашиваю у него.

— И то, и другое, Аль. — его взгляд становится очень серьёзным. — Надеюсь, ты понимаешь, что то, что происходит между нами из раза в раз, — не попустительство с моей стороны? Я хочу ещё детей, Аль. Если их матерью будешь ты.

Моё сердце переполнено любовью. И болью. Однажды мне придётся как-то объяснить ему, почему я не могу стать матерью его детей. Или Бог смилостивится, и мне воздастся за пережитую потерю. Но в это верится с трудом.

— Ты даже представить себе не можешь, как бы я этого хотела, — шепчу сквозь подступающие слёзы.

— У нас всё будет хорошо, слышишь? — Алекс целует мою макушку. — Пойдём посмотрим, сколько снега намело?

Когда мы выходим из дома, мужчина разворачивает меня лицом к двери.

— Самое главное забыл, Алевтинка, — он показывает на место под козырьком. — Подумай, какое имя мы дадим нашему дому. Хорошо подумай. Внимательно. Это на всю жизнь.

— Я уже говорила сегодня, как сильно я люблю тебя? — зачарованно поворачиваюсь к нему.

— Ты всегда можешь повторить эту сладкую музыку для моей души. — смеётся он. — Потому что я тоже тебя люблю.

Мы уходим в лес примерно на километр, дурачимся в снегу, и Алекс валит меня в сугроб, нависая сверху. Трель его телефона раздаётся в тот момент, когда наши губы вот-вот должны соприкоснуться, и я досадливо вздыхаю, вызывая на лице мужчины понимающую улыбку. Но звонок он принимает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да? В больнице? Что с ним? — Алекс поднимается и протягивает мне руку. — Забронируй билет на ближайший рейс. Часа через три, раньше не успею. Да, спасибо.

Моё сердце болезненно сжимается от перемен в голосе Алекса. Жёсткий, твёрдый, уверенный. Он скидывает звонок и берёт меня за руку.

— Мой сын в больнице, отравился на вечеринке, вероятнее всего, лёгкие наркотики. Я должен лететь, Аль. Убедиться, что он в норме. Не надумывай на свой счёт, малышка, ладно? Это на пару-тройку дней. Максимум, неделя. Вроде ничего опасного, но…