Александр Прозоров - Донос мертвеца

— Это все равно, — согласно кивнула Инга. — Просто… Просто я хочу… Я хочу петь для тебя всю жизнь…

— Тогда пой, — приказал священник.

Но чем дальше, тем чаще сильный голос певицы начал срываться, проглатывать слова и целые фразы — потому, что тела ее снова коснулись зовущие мужские руки, снова стали обжигать огнем желания открытые бедра и плечи, потому что страстные губы начали целовать ее спину.

— Ты даже не представляешь, какое ты чудо, Инга, — прошептал ей священник. — Ты вобрала в себя величайший голос, прекраснейшее тело и самое огромное наслаждение, какое только способна дать женщина. Такой, как ты, нет нигде во Вселенной, такой не рождалось никогда в истории, и не может родиться, потому что ты неповторима…

— Возьми меня, — сглотнула она в ответ. — Возьми меня, пожалуйста. Возьми… Я хочу быть твоей… твоей…

Спустя полчаса Инга снова потеряла сознание — но на этот раз блаженный обморок перешел в спокойный, глубокий сон. Демон прикрыл распластанное тело полами плаща, на ноги накинул свой дублет. Потом опять отошел к камину, добавил несколько поленьев на начавшие было угасать угли. Пламя снова выросло, заплясало радостными огоньками, словно звало поиграть. Хозяин замка вспомнил, что именно огонь символизирует для смертных ужас загробной жизни, и усмехнулся: наивные! Знали бы они, что их ждет на самом деле…

Пламя согревало тело спереди, но по спине пополз неприятный холодок: на Дерпт опустилась ночь. Епископ отошел к столу, подобрал с пола свои штаны, рубашку, оделся. Дублета трогать не стал: будет обидно, если певица застудится и потеряет голос. Причем на те самые полгода, что телом владеет он.

Это воплощение оказалось на редкость удачным. От него не требовалось ни вытаскивать вызвавшего его мага из нищих в правители, не нужно спасать новое тело от неизлечимых недугов или убийц, он не прозябал в каком-нибудь тайном суровом убежище. В его распоряжении слуги, власть, удовольствия. Первый же день принес вкусную еду, прекрасную музыку, сладостную женщину. Жаль только, постоянно приходится бороться с обрушившимся на эти земли холодом — но впереди еще шесть месяцев, а зима не вечна.

Инга застонала во сне, повернулась на бок, закручиваясь в плащ. Хозяин оглянулся на нее, покачал головой: да, процесс оплодотворения женщины — это величайшее и прекраснейшее изобретение Создателя. Это сладостное умопомрачение, которое не приедается ни за что и никогда, к которому стремишься снова и снова. Интересно, в этом мире все девушки так приятны в близости, или есть какие-то различия? Может быть, кто-то из них способен доставить еще большее наслаждение?

Увы, проверить свою гипотезу епископ не мог, поскольку женщин в замке не держал. Несколько сервок трудились на кухне, да на стирке белья — но эти обрюгзшие, потные и вечно засаленные существа никакого интереса ни у кого не вызывали. Если уж проверять кого на чувственность, то нужно найти такую же чистую, молодую и воспитанную даму, как русская певица.

Взгляд владельца замка скользнул к двери рядом с камином, и епископ шумно втянул воздух: ну да, конечно же! В мыслях глупого алхимика, помнится, крутилось именно то, что ему нужно. Он сдвинулся со своего места, остановился, вернулся к столу, взял с него блюдо с перепелами, и вместе с ним направился в подвал.

В пыточной камере царила полная темнота. Отправленный утром на кухню слуга назад больше явно не возвращался, факелы погасли, жаровни тоже. Помещение наполнилось промозглой сыростью, явно не улучшавшей здоровья единственного обитателя этого места. Дерптский епископ дошел в темноте до девы, небрежно постучал по крышке:

— Ты еще жив?

В ответ послышался жалобный хрип.

— Что же, я очень рад. Ты еще не вспомнил, каким образом я могу найти планету Мардук? — епископ довольно рассмеялся. — А хочешь, я расскажу тебе про нее, неуч? Ведь это очень хорошая планета. Просто уникальная. Когда Создатель созидал ваш мир, планет было много. Слишком много. Но одна разрушилась, другая замерзла, третья перегрелась, и осталось только две: Земля и Мардук. И населили эти земли во множестве разные твари, жили они, плодились и размножались. Однако не все вняли завету подчиняться слабым земным копиям Создателя. Иные твари оказались слишком злобны, иные слишком глупы, иные слишком умны, иные слишком живучи. И тогда всех их собрал Создатель на планете Мардук, и отмел далеко в небо. Разве ты не знаешь про это, алхимик?

Дерптский епископ прислушался к слабому хрипу, удовлетворенно кивнул:

— Конечно, не знаешь. Про это не знает никто из смертных. Вы не знаете про то, как улетали эти твари во мрак бесконечности, как остывала их планета, а вместе с ней замерзали и они, пока не перестали дышать, двигаться и мыслить. Однако ваша маленькая жадная звезда не отпустила эту планету навсегда, и спустя четыре с половиной тысячи лет от сотворения мира случилось то, о чем ты уже не можешь не знать, ученый. Об этом написано во всех вавилонских, египетских, индийских, арабских, китайских хрониках. Мардук вернулся. Правда, вавилонские мудрецы называли его «отливающей красным планетой Нибиру», китайцы — Белым Драконом, индийцы — Нароттамой, но это уже не имело никакого значения. Потому что твари согрелись в теплых лучах и начали просыпаться. И устремились в потерянный рай.

— Кто ты? — прошептал алхимик.

— Тогда на этой планете случилось очень много страшного, — не отвечая, продолжил священник. — В иных землях спустившиеся с небес нефелимы стали правителями, в иных спустившиеся демоны истребили все живое, в иных кипели такие битвы, что испуганные реки поворачивали вспять, а солнце боялось подняться на небеса. Но спустя всего пять лет Мардук стал удаляться обратно, твари начали замерзать, и прилетали все реже, и только нефелимы, самые мудрые и предусмотрительные, правили здесь еще несколько веков. Ты выбрал очень хорошую планету для покровительства своей трансмутации, алхимик. Про нее слышал каждый образованный человек, но никто не знает, где ее найти, и не может проверить твоих расчетов. Но тебе будет очень трудно рассказать дерптскому епископу, как найти ее на небе. Она появится на нем снова только через два с половиной тысячелетия. И это станет сигналом к Апокалипсису.

— Кто ты? — уже громче спросил пленник.

— Сейчас увидишь, — пообещал священник. — Я принесу факел.

Хозяин замка нащупал один из сложенных внизу факелов, сходил наверх, зажег его в камине и спустился вниз.

— Господин епископ? — изумленно прохрипел узник нюрнбергской девы.

— Неужели? — священник выкинул из держателя сгоревший по самую рукоять факел, вставил свежий. Затем зажег от него два других, отошел и закрепил над стоящим несколько в стороне от пыточных станков широким столом. — О, я вижу, чернильница и бумага здесь есть. Так что вы скажете мне в ответ… Как вы себя называли? Анри дю Тозон? Вы показались мне очень толковым человеком.

— Вы… вы… вы не епископ! Епископ ничего не знал о планете египетских правителей!

— Вот видишь, мой дорогой мальчик, как просто иногда открываются самые сокровенные тайны, — покачал головой священник. — Но ты не беспокойся, господин епископ скоро вернется.

— Спасите меня отсюда! Спасите! Я сделаю все, все, что только пожелаете!

— Делать это нужно было раньше, — назидательным тоном сообщил епископ. — В те дни, пока «Книга Магли» находилась в твоих руках. Ты мог сам произвести обряд моего вызова… Но ты предпочитал обманывать глупых купцов лживыми трансмутациями и копить себе золото.

— Ты демон…

— Сейчас нет, — покачал головой хозяин замка. — Сейчас я человек. Увы, не навсегда. Но я обязательно отошлю «книгу Магли» в одну из столичных библиотек. Рано или поздно, но кто-нибудь обязательно попытается исполнить обряд, и я навещу этот мир снова.

Он взял с подноса одного из перепелов, подошел к окошку железной девы, схрустел поджаристую шкурку и стал неторопливо отламывать и обсасывать ребрышки.

— Но разговор не обо мне, о мудрейший из алхимиков. Речь о тебе. Надеюсь, ты не голоден? Насколько я помню, полгода назад тебя было велено кормить каждый день в полдень гусиной печенкой с тертым миндалем. Очень полезное лакомство. Для епископа… — священник рассмеялся.