Рядом со стопкой технической документации были совершенно другие статьи и информация о соли. Он прочел древнегреческую поговорку — «он не стоит своей соли», которая относилась к тому периоду в древности, когда рабов покупали за соль. Он прочел о выдаче платы легионерам Древнего Рима, которую так и называли — солариум аргентиум. Отсюда вело происхождение английское слово — сэлэри — зарплата, что буквально значило «плата солью». Потом он прочел, что в 1259 году Карл Анжуйский ввел габель — соляной налог, чтобы профинансировать свое вторжение в Королевство Неаполитанское. Макс испытывал огромное удовольствие от самого процесса получения технических знаний, и знаний о людях вообще. Он знал, какая польза во всем этом. Например, при встрече с инженерами и минерами он мог бы сказать одному из них, что канал на озере Эри в США получил прозвище «канава, которую выстроила соль», потому что это было намеком на соляной налог, выплачиваемый гражданами этой страны специально на строительство канала. Он мог бы рассказать какие-то другие исторические анекдоты и курьезы, которые помогли бы ему завоевать дружеское расположение менеджеров и директоров или людей Танде. Знают ли они, например, что в 1930 году Махатма Ганди возглавил марш на 200 миль к Индийскому океану, чтобы собрать соль, не облагаемую налогами, в качестве протеста против британского правления? Макс рассмеялся про себя. Амбер назвала бы его циничным ублюдком. Но он предпочитал называть это хорошей практикой для бизнеса.

Он снова взял в руки ручку.


В Риме Паола лежала на кровати уже второй день, с тех пор как вернулась, она была не в состоянии сосредоточиться ни на чем. Воспоминания, хотя и довольно смутные и сумбурные, о том, что произошло в офисе в ту ночь, никак не покидали ее. Всякий раз, когда она поворачивала голову, закрывала глаза или прерывала разговор, картина живо всплывала у нее перед глазами. Она была напугана. Но хуже всего то, что она боялась самой себя. Она не могла рассказать об этом никому: ни Даниэле, ни Франческе, ни, разумеется, Киерану. Паола выбралась из офиса сразу же, как услышала голос Диггера. Она была слишком потрясена пугающими разоблачениями самой себя, потому что поняла, что ей это понравилось. Ей понравилось, как Киеран целовал ее, как он ее обнимал, но она хотела большего.

Паола запретила себе думать и вспоминать об этом. Это безумие. Грех. Не было никаких других слов, чтобы оправдать или объяснить это. Но она была смущена. Она видела Киерана всего лишь шесть дней за всю свою жизнь. Она не знала его, вот и все. Макс говорил, что он — ее брат, а вот это — сестра, но они не были ей братом и сестрой никогда. Паола не могла думать о себе, как о человеке, у которого есть сестры и братья. Пока она росла, редко задумывалась об их существовании. Она ненавидела Амбер, да. Это было легко. Амбер легко ненавидеть. Она резкая, высокомерная, соперница во всем.

Со временем Паола поняла, что у нее никогда не будет никого, кто станет жить с ней под одной крышей. Она до сих пор прекрасно помнила разочарование, которое почувствовала, когда увидела Амбер в первый раз. Ей было тогда, должно быть, четыре или пять лет? Она смутно припоминала, как Амбер и Киеран приезжали на виллу «Каса Белла», она сразу же возненавидела эту девчонку, которая пыталась всеми командовать, говорила с ней сквозь зубы и смеялась над ее попытками говорить по-английски, хотя сама не говорила ни по-итальянски, ни по-испански, ни по-французски. Амбер не говорила ни на одном из тех языков, которыми Паола владела совершенно свободно уже с четырех лет. Они ненавидели друг друга. Она никак не могла вспомнить Киерана во время того визита. Зато хорошо помнила его, когда он стал старше и пытался быть неуловимым. Он сбегал на пляж каждый день в течение всей недели, которую они провели там. Нет, у нее не было никаких отчетливых воспоминаний о нем. Ничего.

Паола снова встретилась с ним летом, когда Киерану исполнилось тринадцать лет. Она хорошо запомнила это, потому что он хотел отправиться в город вместе со своим школьным другом, которого привез с собой, но Франческа сказала, что они еще слишком маленькие, чтобы выходить на улицу ночью в одиночку. Макса тогда здесь не было. Между Франческой и Киераном произошла бурная ссора, которая совершенно истощила силы ее матери. Франческа расплакалась, и в результате упрямый Киеран, его друг и Амбер с позором были отправлены назад в Англию, как только Макс приехал. Вот и все… Паола закрыла глаза, она больше не могла думать о нем.

— Паола, ты здесь? — спросила Франческа из коридора. Паола снова тяжело застонала. Мать коротко постучала в дверь.

— Да, — ответила Паола, помедлив немного. Франческа вошла. У нее был недовольный вид.

— Я только что разговаривала по телефону с Максом. Что это такое? Он сказал, что ты не собираешься возвращаться. И что с ночным клубом?

— У меня нет желания продолжать это, — ответила Паола, пожав плечами.

— А ну-ка послушай меня, юная леди! — Франческа с шумом захлопнула дверь. Паола удивленно посмотрела на нее. Ее мать была рассержена. — Я просто не могу поверить, что ты такая эгоистка!

Паола открыла рот от удивления.

— Ты что, разве не видела, как счастлив был Макс в тот вечер? Ты не заметила, как он гордился всеми вами? Не заметила?

Паола не могла ничего сказать в ответ. Она никогда еще не видела свою мать в таком гневе.

— Он не сделал тебе ничего плохого, он всю жизнь содержал тебя, давал тебе средства вести тот образ жизни, который ты хотела. И вот, в тот единственный момент, когда ты можешь ответить ему за заботу… тебе скучно и недосуг сделать это! Вот что я тебе скажу, дорогая, я тебе объясню, что значит по-настоящему скучать! Ты сейчас же встанешь, упакуешь подходящие наряды и будешь ездить в Лондон каждую пятницу все следующие три месяца! Понятно я говорю? Успех твоего брата зависит от того, совершишь ли ты некоторые усилия, как вы и договаривались… или ты уже успела забыть? Господи боже, Паола! Чем я провинилась, что родила такое испорченное, капризное и неблагодарное создание, как ты? — С этими словами Франческа развернулась, вышла и сильно хлопнула дверью, так, как обычно это делала Паола.

Она сидела в полной тишине несколько минут после того, как Франческа ушла, она была так потрясена, что не могла двигаться. Никогда прежде Франческа не защищала Киерана. На самом деле она не выносила даже разговоров о нем или Амбер. И, разумеется, Паола не поняла, что открытие клуба заставило Макса испытывать чувство гордости своими детьми. Почему же он ничего не сказал? Почему мать назвала ее испорченным ребенком? Она не испорченная, она просто была смущена, и рядом не оказалось никого, с кем можно поделиться своими переживаниями. Паола положила голову на подушку и почувствовала, как что-то горячее и мокрое ползет у нее по щеке.


В Лондоне в тот же самый момент Киеран чувствовал себя немногим лучше. Последние несколько часов той ночи он провел на полу в квартире Вилла. Ему было стыдно показаться дома и увидеть Паолу, или Амбер, или Макса. Когда сделка по поводу клуба была завершена, Макс затеял большие перемены в собственном доме. Он решил переоборудовать комнаты для гостей на верхнем этаже в личные апартаменты для Паолы. Теперь, когда она собиралась приезжать в Лондон регулярно, как он сам говорил, ей нужно было место, где она сможет останавливаться.

Он оставался в доме Вилла еще два дня, к большому недовольству хозяина. Друг не понимал, почему Киеран не хочет идти домой. В воскресенье утром Киеран наконец вышел из дома, потому что ему было противно надевать на себя ту же самую мятую и грязную одежду. Киеран поймал такси и почувствовал, как от волнения у него сдавило живот. Но, когда он приехал домой, то узнал от Шиобан, что Паола уехала еще вчера. Макс заперся в своем кабинете и читал что-то к совещанию в понедельник, а Амбер, разумеется, была в своей квартире. В доме только Анджела. Он осторожно прошел мимо ее этажа. Он не мог и не хотел видеть мать в этот момент и исчез в своей комнате. Потом стоял под душем почти полчаса, надеясь, что сможет испытать подобие облегчения и на время избавиться от образов, преследующих его: рот Паолы, длинная блестящая завеса ее волос. Он резко выключил краны.

Шиобан сказала ему, что Паола будет приезжать на выходные следующие несколько месяцев. Он был так поражен и почувствовал такое облегчение, что даже забыл спросить служанку, откуда она узнала об этом. Он пожал плечами и вышел из дома, на душе у него сразу стало легче. Он извинится перед ней, объяснит, что это были всего лишь наркотики, возбуждение от вечера, и что такое больше не повторится никогда.