Амбер во все глаза смотрела на подругу.
— Да со мной-то ничего особенно страшного не происходило, — медленно начала она. — В отличие от тебя. Самое страшное, конечно, это смерть Макса. Но после того, как это случилось — теперь я могу тебе признаться, — я во многом почувствовала себя свободнее. Незадолго до того, как оставить нас, он кое-что сказал насчет Танде. Не могу сказать, что именно, но это просто сразило меня наповал. Ну, все, конечно, пытались его оправдать. Мол, он старался по-отцовски меня предостеречь и защитить. Но знаешь что? — Она заколебалась, решая, следует ли продолжать. — Я испытала огромное облегчение от того, что Сиби родился уже после его смерти. Не знаю, как бы он отнесся к чернокожему внуку. Я была рада, что мой отец не дожил до этого момента, потому что его неодобрение, пусть даже и невысказанное, свело бы меня с ума. — Ее голос дрогнул. Мадлен удивленно посмотрела на Амбер. За все годы знакомства она ни разу не видела, чтобы Амбер плакала. Бекки готова была пустить слезу по любому пустяковому поводу, но чтобы Амбер… никогда.
— А Танде ты об этом рассказывала? — спросила Мадлен.
Амбер с жаром отрицательно замотала головой.
— Но он все знает. Мы никогда не поднимаем этот вопрос, не говорим о Максе… Но мне кажется, что Танде это очень расстроило. Ведь это именно он всегда говорил мне, что кровь и раса важнее всего. Тогда мне казалось, что это он от обиды. Теперь я понимаю, насколько он был прав.
— Думаешь, это случилось с Бекки, потому что она… белая? — Мадлен закусила губу.
— Полагаю, что да. Этот факт нельзя сбрасывать со счетов в такой стране, как Зимбабве. Только вот, по-моему, тут все не так просто. Думаю, отчасти Бекки сама виновата.
— В смысле?
— Пару месяцев назад она написала мне, что у нее роман. Ну, даже не роман, а так… Она переспала со своим партнером по бизнесу, Годсоном. Конечно же, он был женат и, похоже, не был заинтересован в более серьезных отношениях. Я видела его, когда поехала за ней. Он показался мне довольно милым, но, в виду понятных причин, знакомство наше было шапочным. Так вот, я получила это письмо… Ей особенно нравилось, что она сделала это с африканцем. Было в этом что-то такое расистское. Не знаю даже, что и сказать.
— Наверное, она думала, что, если и ты…
— А что я? — воскликнула Амбер, недовольно тряхнув головой. — Что я? Я встретила мужчину, полюбила его, вышла за него замуж. Конец истории. Танде такой же, как и все остальные.
— Можешь мне об этом не рассказывать. Он все же отличается от других мужчин, но дело тут вовсе не в цвете его кожи. Однако Бекки никогда не могла этого понять. Тут все дело в зависти, о которой я уже говорила. Она воспринимает эти вещи только по внешним признакам. Ты вышла за африканца, ей хочется того же. Ты переехала в Африку, и она следом за тобой. Она хочет быть похожей на тебя, вот в чем дело.
— Но что… Как же нам помочь ей? Оправится ли она от того, что с ней случилось? Что ей теперь делать?
Мадлен вновь закусила губу, неуютно поежившись в своем кресле.
— Хотела бы я знать ответы на эти вопросы. Ей нужно вернуться домой. Обратно в Лондон, на родину. Пора бы ей перестать убегать от самой себя. Ведь нельзя же жить чужой жизнью.
— Генри считал по-другому, — неожиданно сказала Амбер. — Он говорил об этом постоянно. Больше всего на свете он хотел жить чужой жизнью.
— То есть?
— Не знаю… Наверное, он был слишком разочарован в своей собственной. Готов был, не глядя, променять свою шкуру на любую другую. — На какое-то мгновение она замялась. В ее взгляде сквозила боль. — А тебе не кажется, что… он… мог приложить к этому руку? — со страхом спросила она.
— Нет, Амбер… нет, он на такое не способен. Да и с чего бы?
— Дай бог, чтобы ты была права. Просто Бекки как-то обмолвилась, что Генри предупредил ее, что, если она останется, может случиться нечто ужасное. Я тогда не совсем поняла, что она имела в виду.
— Нет, я не могу в это поверить, — Мадлен была потрясена. — Пережить такое даже врагу не пожелаешь.
— А вдруг он не хотел, чтобы все зашло так далеко?
— Лучше даже не думай об этом. Она здесь, и она в безопасности, это самое главное.
Амбер медленно кивнула в знак согласия. Она крепко обхватила себя руками. Мадлен была права. Они должны были помочь Бекки забыть этот кошмар. Если у нее возникнет мысль, что тут замешан Генри… Это станет для нее настоящим ударом. Она вновь обратилась к Мадлен.
— Ну а ты, — тихо проговорила она. Мадлен опустила глаза. — Ты счастлива? — Казалось, сейчас этот вопрос был уместен. Мадлен ничего ей не ответила. — У вас с Джеймсом все в порядке?
— Да… все хорошо. Только вот я представляла себе все совсем по-другому, — медленно сказала она, наматывая на палец прядь волос. — Все нормально. Обычно. Как у всех. — И тут ее прорвало. — Когда я смотрю на вас с Танде, то понимаю, что у нас никогда не будет также. Джеймс очень добр и мил. На него можно положиться, он надежный. В общем, все, как пишут в журналах. Но не более того.
— А чего бы тебе хотелось?
— Не знаю… Чего-то большего. Более значимого. Хотелось бы жить полной жизнью. Ты понимаешь? У нас прекрасная квартира в Женеве, нам обоим, по большей части, нравится то, чем мы занимаемся, у нас хорошие друзья, по воскресеньям мы ходим в рестораны или на озеро… все отлично. Но порой я просыпаюсь по утрам и думаю, в последнее время все чаще, неужели это все, чего я достойна. У меня будет прекрасный ребенок. — С этими словами она похлопала себя по животу. — Мы сыграем славную свадьбу. А потом про меня все забудут.
— Ну, Мадлен, зачем ты так? Конечно, твой образ жизни изменится. Ты ведь так ждала этого ребенка, ведь правда?
— Да, пожалуй. Поначалу так и было. А теперь я почти боюсь. Боюсь, что на этом я и закончусь.
Амбер сохраняла молчание. Она не знала, что сказать. Мадлен сильно изменилась. Теперь она носила роскошную одежду, ее волосы отросли и были аккуратно уложены. Отпуск она проводила на юге Франции. Купила родителям небольшую квартирку в Будапеште и навещала их каждое лето. Похоже, она наконец нашла тихую гавань. И в то же время она подрастеряла ту живость, тот задор, которые обуславливали саму структуру ее личности. Все это скрылось под покровом мирной и спокойной жизни, которая была ей так чужда.
— А как на работе? — Мадлен сейчас была главным врачом в штаб-квартире MOM (Международная организация по миграции) в Женеве. В преддверии декретного отпуска она занималась исследовательской деятельностью по вопросу миграции в отделе социальной психологии. Они с Амбер успели вдоволь насмеяться по поводу того, как это громко звучит, во время одного из телефонных разговоров. Она могла выполнять свои обязанности с закрытыми глазами, но вот бюрократический аспект давался ей тяжело. Она всегда была полевым работником и не боялась измазать руки в грязи — в буквальном смысле. Однажды вечером она с жаром высказала Джеймсу, что училась на хирурга, а сейчас ей приходиться сидеть за столом, день ото дня набирая вес, и составлять учебные пособия и отчеты, которые, как она была уверена, никто никогда в жизни не прочитает. И на это она променяла свою работу в Нью-Йорке? Для них это была больная тема. Получение должности в Юридическом консульстве ООН в Женеве стало важным этапом в карьере Джеймса. После месяца, проведенного в спорах по этому вопросу, Мадлен согласилась поступиться собственной карьерой. Согласилась последовать за ним в Женеву и даже создать семью, которая, похоже, была ему очень необходима. А потом, через пару лет, она, возможно, займется чем-нибудь более интересным. В MOM ее приняли с распростертыми объятиями. Ее бывший начальник в Белграде был очень доволен. Тот факт, что она посвятит себя куда более скучной деятельности, оставался за скобками. Но только не для Мадлен. Она вздохнула и посмотрела на Амбер.
— В любом случае, от меня мало что зависит. Ребенок родится через шесть недель. До тех пор бессмысленно строить какие-либо планы. — Амбер закусила губу. Сама того не ведая, Мадлен рассказала гораздо больше, чем хотела бы. — Ну а потом… Там видно будет. Сейчас рано загадывать.
— Все образуется, Мэдс, — Амбер ободряюще пожала ее руку. — Ты справишься, я знаю.
— Надеюсь, что так.
— Вот увидишь.