– Но ведь Иван Ярославович работает?
– Что вы! Это такая мелочь после той нагрузки, что он нес много лет. В принципе, он бы и сейчас справился, но, как он говорит, молодым надо дать дорогу, а ему уже положен почет.
– Иван Ярославович веселый человек.
Светлана Ивановна немного помедлила.
– Скорее язвительный, – она понизила голос, не желая, чтобы ее кто-то услышал. – Боюсь, что и мама в свое время заразилась от него этакой злой насмешливостью. Знаете, когда вокруг все ужасно остроумные, причем по-недоброму, хочется чего-то душевного.
Оля сразу вспомнила Василису. Вот она действительно была душевным человеком. И отзывчивым. Правда, после замужества стала какой-то зажатой. И неразговорчивой.
Остальной день прошел как-то сумбурно и невесело. Вечером, пожелав Светлане Ивановне доброй ночи, они с Лизой отправились к себе. Прочитав дочери на сон грядущий сказку и уложив ее в постель, Ольга вышла через высокие двери на длинный балкон с засаженной синими цветами перголой. Оглянулась вокруг. Все же какая огромная эта так называемая дача! Или дача академика и должна быть такой? Но как здесь неуютно!
Квартира Глеба тоже большая, но там уютно. Не потому ли, что она вложила в нее часть своей души? Сколько времени она потратила на выбор разных мелочей, которые делают безликую обстановку своей, родной! Надеялась, что они с Глебом будут жить там если и не всегда, то очень, очень долго. Не получилось.
Но на этой огромной даче ей жить не хочется. Она вспомнила, как в свое время Василиса назвала ее мавзолеем. Как верно! Но, с другой стороны, здесь безопасно. У друзей она каждую минуту боялась, что в дверь будет ломиться Глеб. Сюда он сунуться не посмеет.
А всего лучше она чувствовала себя в квартире Виталия. Она была там пару раз. Первый до его свадьбы, когда он позвал всех коллег по скорой на новоселье. Мебели почти не было, и они сидели на полу на газетах. Как тогда было весело! Второй раз она заходила к Асе за какой-то мелочью уже после их свадьбы. Вот эта квартира была как раз по ней. Как ей там было комфортно, как душевно! Иван Ярославович прав, ей нужен именно такой мужчина, как Виталий. Добрый, надежный, способный ее понять. Но что сделано, то сделано. Ничего уже не исправить.
Василиса упорно крутила педали велотренажера. После бассейна, где ей с трудом удалось увернуться от занятий аквааэробикой и поплавать в свое удовольствие, она отправилась в тренажерный зал, о котором ее коллеги отзывались в превосходных степенях. Здесь и в самом деле был огромный выбор. Но она решила вспомнить детство, точнее, свой старенький велосипед, и взгромоздилась на велотренажер. Он оказался не таким уж и простым. Приходилось напрягаться, чтобы проворачивать педали. Икры через пять минут заболели, и она хотела уже слезть с него, когда рядом раздался знакомый голос:
– Привет! Решила сегодня позаниматься?
Василиса вздрогнула и повернулась. Рядом стоял Борис в синем спортивном костюме и вытирал пот с лица бумажным полотенцем.
– Привет. Занимаюсь, как видишь. А ты с какого тренажера?
Он молча показал на силовой тренажер в углу. Василиса удивилась. Она не заметила, чтобы на этом тренажере кто-то занимался.
Заметив ее недоумение, Борис пояснил:
– Я занимаюсь на группе тренажеров. Этот был последним. Знаешь, режим тренировок такой. Кстати, тебе тоже нужно поменять тренажер, пока не перенапрягла мышцы.
Решив, что в этом он разбирается лучше, Василиса переместилась за гребной тренажер. Борис наклонился и поправил ей ноги, спокойно говоря:
– Неправильный упор, ноги заболят.
Василиса прикусила губу. Он удивленно посмотрел на нее и спросил:
– Что случилось? Что-то заболело? Если все-таки перенапрягла ноги, то нужно погреться в сауне. Или поплавать в бассейне. Или в крайнем случае прими дома горячую ванну.
Его кто-то окликнул, и он, извинившись, отошел к высокому парню в спортивной форме с эмблемой клуба, наверное, тренеру.
Ася была этому только рада. Отчего-то его вполне невинное прикосновение вызвало у нее сонм странных, незнакомых ранее ощущений. Ей захотелось, чтобы его рука не остановилась на щиколотке, а поднялась выше, гораздо выше. И это ее напугало. Ведь она замужем! И отчаянно любит мужа. И вдруг какой-то коварный чертик внутри задал провокационный вопрос: или уже не любит? Может быть, его холодность остудила ее любовь? И любила ли она его когда-нибудь по-настоящему?
Чтобы не маяться дурью, принялась грести с удвоенной силой и, конечно, скоро выбилась из сил.
– Ты что, решила наверстать упущенное за несколько лет? Хотя у тебя и неплохая физическая подготовка, но все-таки, может, не стоить так напрягаться? Ты что, к профессиональной спартакиаде какой-нибудь готовишься? Больных на носилках с десятого этажа по лестницам таскать? А то с чего ты так усердствуешь?
Усердствовала Василиса исключительно из-за него, но не признаваться же ему в этом? Глупее ничего быть не может!
– Никаких спартакиад у нас нет, я просто с непривычки увлеклась.
– Понятно. Я все хочу спросить, как у тебя муж отнесся к твоему похищению?
Василиса вздрогнула. Ей не хотелось говорить на эту тему, но Борис упорно ждал ответа, и она нехотя выдавила:
– А никак, – и, не успел Борис удивиться, призналась: – я ему об этом не сказала.
Ей показалось, что у него в глазах мелькнул довольный огонек.
– Не хотела зря тревожить? – вопрос прозвучал совершенно равнодушно, и Василиса решила, что ей это просто показалось.
– Что-то вроде этого.
Борис понял, что не все так гладко в Василисином королевстве, как она силится показать. Но вслух только сказал:
– Понятно. Мужчина существо слабое и беззащитное, его беречь надо.
– Да, конечно!
Она внезапно озорно ему улыбнулась, и у Бориса болезненно трепыхнулось сердце. Вот сейчас она была той самой Василисой, в которую он влюбился очертя голову. Наверное, дед все-таки прав, говоря, что душевность – свойство природное и не уничтожается. Просто надо убрать мешающие ему преграды, и оно пробьется, как и прежде. А преграда одна – Виталий. Может, надо и ему подключиться к дедовой интриге? Но как это сделать, чтобы не навредить?
Василисе не понравилось полное интимного подтекста молчание, и она поспешно сказала:
– Схожу-ка я по твоему совету в сауну. – И быстро направилась в сторону раздевалок.
– Сходи, сходи! – задумчиво разрешил он ей вслед, – но не надейся, что сможешь от меня сбежать. Интересно, ее муженек этим вечером на работе или дома? И почему он с ней не ходит? Денег мало или просто лень? Я бы Василису одну никуда не отпускал. Слишком много конкурентов. Или Виталий уверен в своем перманентном превосходстве? Ну, так надо эту уверенность несколько потрепать. Похоже, это всем пойдет на пользу.
Он принял душ, переоделся, и остановился у выхода, болтая с охранником. Василиса появилась через полчаса, с румянцем во все щеки, еще не отошедшая от сауны. Он окликнул ее:
– Эй, тебе нельзя в таком виде идти по улице! Сильный ветер, моментально простудишься!
Кивнув на прощанье охраннику, проводившего их заинтересованным взглядом, Борис взял Василису под руку, чтоб не пыталась сбежать, и вывел на улицу.
– Поедем на моей машине. – Это походило на приказ. – Садись!
Но Василиса заартачилась.
– Спасибо, не хочу! Я пешком пройду. Погода хорошая.
Будто издеваясь над ее словами, дунул сильный порыв ветра, и на землю упали крупные капли дождя.
– Великолепная погодка, ты права! В самый раз, чтобы после сауны подхватить воспаление легких! – Борис смотрел на нее с саркастичным пониманием. – Ты меня боишься или себя?
– Ничего я не боюсь!
– Тогда садись живее, нечего тут из себя викторианскую девственницу изображать, а то промокнем.
Василиса неохотно забралась в машину, и тут дождь, будто ожидая команды, пошел в полную силу. Захлопнувший за ней дверцу Борис промок за пару секунд, что добирался до своего места.
– Мог бы и не мокнуть. Я вполне и сама сумела бы дверь закрыть. – Ася не понимала его поведения.
– Ну, во мне еще дедово джентльменское воспитание сказывается.
– Типа: нельзя сидеть в присутствии дамы, если та стоит?
– И это тоже.
– А как ты со своими сотрудницами разговариваешь? Встаешь при их появлении?
– Ты путаешь деловой этикет со светским. В деловом этикете нет деления по гендерному признаку. Там все равны. Хотя я всем предлагаю присесть, естественно. Даже если сам в это время стою. Хотя я не верю, что ты это не знаешь. Просто прикалываешься.