– Согласится, – угрюмо поправила его Изольда, – чтобы доковылять до дома, свергнуть предателя-брата и отвоевать назад свой замок. Восстановление в правах – вот что мне нужно, а не ноги для танцев.
Раду-бей поглядел на нее с нескрываемым уважением.
– Ты готова остаться безногой, лишь бы одержать победу над братом?
– Да.
Он ухмыльнулся.
– А знаешь, пожалуй, я соглашусь, ибо мой брат тоже мой враг, и я бы, не задумываясь, отдал свои ноги, лишь бы взять над ним верх. Но учти – я могу убить тебя, если нечаянно промахнусь хотя бы на толщину волоска.
– Я умру, если не прекращу танцевать, – отозвалась она. – Лучше умереть, чем бегать за танцорами и, затанцевав себя до смерти, помереть с голоду, как собака.
– Не слишком ли ты высокого о себе мнения? Не слишком ли щепетильна в вопросах чести?
Она не склонила голову, как сделала бы на ее месте скромная благовоспитанная девушка, но открыто, как равная равному, посмотрела ему в глаза:
– Нет, не слишком.
Он обдумал услышанное и улыбнулся.
– Ты мужественная, гордая женщина, – торжественно проговорил он. – Я восхищаюсь тобой. И потому я сделаю то, о чем ты просишь.
– Эй, – вмешался в разговор Фрейзе. – Повремени-ка. Помни, что ты не можешь причинить ей вреда.
Раду-бей насмешливо оглядел его и беспечно ухмыльнулся.
– Ты все слышал. Слышал, что сказала эта юная леди, последовательница Христа. Она попросила срезать с ее ног башмачки, а если это не удастся – отрубить ей ноги. Желание дамы – закон.
Он обернулся к раввину:
– Мне потребуется пара бревен, чтобы приподнять ей ноги. Чтобы я мог как следует размахнуться. И пусть кузнец вскипятит смолу. Если я промахнусь и отрежу ей ноги, надо будет окунуть обрубки в кипящую смолу, чтобы скрепить края раны.
Фрейзе задохнулся от ужаса.
– Клянусь, ты и пальцем не прикоснешься к ней. Ты не причинишь ей боль.
– О, боль будет жуткая, – уверил его Раду-бей. – Думаешь, ей хватит стойкости перетерпеть ее?
Фрейзе перевел взгляд на Изольду, чье посеревшее лицо сливалось с серыми балками ворот.
– Ни у кого в мире не найти такой отваги и стойкости, как у нее, – взорвался Фрейзе, – но калекой она не станет! Даже не думай отхватить ей ноги по щиколотки! Не уверен, что сможешь разрезать башмачки, – лучше и не начинай.
– Я сделаю все, что в моих силах. Верь мне.
От сумрачной улыбки Раду-бея Фрейзе передернуло. Он бросился на колени перед Изольдой.
– Ради всего святого, позволь мне связать тебе ноги и отнести тебя далеко-далеко отсюда. Не дозволяй этому иноземцу дотрагиваться до тебя. Не позволяй ему обнажить свой меч. Неужели ты не понимаешь, что он смеется над нами? Неужели ты не понимаешь, что они – он и эти ужасные люди – сговорились превратить тебя в калеку? А потом – что? Их нельзя будет обвинить: они заявят, что ты сама их об этом попросила.
Белыми губами на мертвенно-бледном лице она прошептала:
– Но ведь я сама их об этом попросила.
Она задрожала, словно внезапный мороз пробрал ее до самых костей.
– Я сама их об этом попросила.
Ишрак повалила торговца на колени, связала ему руки за спиной веревкой, что была приторочена к седлу ее лошади, и прикрутила их к лодыжкам. Торговец замычал от боли. Рана на его скуле продолжала кровоточить и мучительно ныть.
– Итак, ты отравил меня и отправил Изольду на верную смерть. Теперь объясни, с какой стати мне оставлять тебя в живых?
Ишрак смерила его задумчивым взглядом.
– Прошу тебя, – взмолился он. – Я не замышлял ничего дурного, просто хотел усыпить тебя и выпроводить ее светлость на полдня прогуляться. Возможно, она уже вернулась.
Ишрак не поверила ему ни на йоту.
– Куда ты отправишься без меча? К Джорджо?
– А куда ж мне еще податься? Он мой повелитель. Поверь, я не желал вам зла, но он приказал мне.
– Тогда передай ему: если он будет и дальше вставлять нам палки в колеса, мы развернемся и придем по его душу. Напомни ему, что его сестра и я сильнее и храбрее, чем он, и что нам ничего не стоит пролить родную кровь. Скажи ему, мы отправились на восток, чтобы начать новую жизнь. Лукретили забыт. Пусть Джорджо владеет замком, пусть распоряжается землями. Нам ничего не надо, мы хотим жить тихо и мирно.
Торговец нахмурился, не зная, можно ли верить ее словам. Ишрак совсем не походила на женщину, которая с легкостью смиряется с поражением.
– Я передам ему, – согласился он. – Но он ни за что не поверит мне. Отправь ему меч в знак того, что признаешь его власть и право владения Лукретили.
– Отправлю, – пообещала Ишрак. – Но вначале мы извлечем из ножен лезвие и соединим его с боевым мечом графа Влада. Затем мы вернем меч в Лукретили. Клянусь тебе, меч возвратится в замок. Именно поэтому мы и направляемся сейчас на восток. Чтобы найти в Валахии преемника графа и соединить лезвия мечей.
– Так я ему и передам, – сказал липовый торговец. – Слово в слово, обещаю.
– Постарайся убедить его. Ты ведь не жаждешь встретиться со мной вновь, а? Я тебя никогда не забуду, сколько бы лет ни прошло, я буду тебя помнить.
– Само собой, само собой. Я больше не желаю иметь с тобой дела, я уговорю Джорджо оставить вас обеих в покое.
Она кивнула.
– Значит, договорились? – уточнил он. – Ты меня отпускаешь, я рассказываю Джорджо, что вы отправились в добровольное изгнание, и ты отсылаешь меч обратно.
Ишрак улыбнулась про себя.
– Возможно, я верну его лично.
Столь беспечным казался ее голос, что торговец не уловил скрытой в нем угрозы.
Она поднялась на ноги, подошла к его коню, расстегнула застежки на седельных сумах и заглянула в них: кошелечки с украшениями, кружева, ленты, игрушечные фигурки из слоновой кости, сапоги Изольды для верховой езды.
– Ты их украл? – Она затрясла сапогами. – Украл ее сапоги?
– Это для Джорджо, доказать ему, что она переобулась в танцевальные башмачки, – пролепетал мошенник.
Затем Ишрак на глаза попалась парочка красных башмачков.
– А эти-то тебе зачем?
– Я предложил бы их Изольде, если бы первые ей не подошли.
– Ты внушил Изольде, что башмачки заставляют ее танцевать, – осенило Ишрак. – Я как-то видела змею: зачарованная звуками флейты, она выползла из корзины и покачивалась под музыку. То же самое ты проделал и с моей подругой.
Он кивнул и застонал от резкой боли, молотком тюкнувшей его в затылок.
– Что ж, тогда ты понимаешь, что этот трюк сработает с любым, кто готов довериться первому встречному.
– Но почему ты не опробовал этот фокус и на мне?
– На тебе, как же, – надулся он, словно она обидела его. – Меня предупредили, что тебя на мякине не проведешь.
Она коротко рассмеялась.
– Но что погнало в путь других танцоров? Тех, которые повинуются скрипачу? Кто-то, такой же, как ты, сыграл с ними злую шутку?
– Нет, они все сделали сами: сами уверили себя в том, что они танцоры. Истории про танцующих бродяг, которые достигали их слуха, всколыхнули в их сердцах желание сбежать из опостылевшего дома, изменить свою жизнь к лучшему. Наверняка тебе доводилось слышать рассказы про каких-нибудь несчастных влюбленных, которые ложились и умирали. Просто умирали, безо всяких на то причин. Почему? Да потому что им так захотелось. Единственное, что я сделал с леди из Лукретили, – всколыхнул в ней желание танцевать. Дальше она все делала по собственной воле.
– То есть их собственный разум диктует им, что делать? – спросила Ишрак, размышляя, что Луке, возможно, будет небезынтересно об этом узнать.
– Стоит только захотеть, и перед тобой откроется мир волшебства и чудес, – пренебрежительно скривился торговец. – Начнешь ангелов видеть и всякое такое. А можешь просто напиться – и тогда черти на каждом углу мерещиться будут.
Не внимая воплям возмущенного коробейника, Ишрак вывалила на землю все его пожитки и расшвыряла их носком сапога в разные стороны. Засунув сапоги Изольды обратно в переметную суму, она выудила кошель торговца и зашвырнула его как можно дальше. Дугой пролетев в воздухе, он рассыпался по земле звонким каскадом монет.
– Басурманка! Госпожа! На мне места живого нет. Зачем меня вдобавок нищим делать?
– Затем. Если кто-нибудь придет тебе на помощь, он не тронется с места, пока не соберет все деньги. Да и ты сам, как только освободишься, бросишься их подбирать, валяясь в пыли. Это отвлечет тебя: мне бы не хотелось, чтобы ты кинулся за мной в погоню.