Мара Уайт - Доставка

Мы возвращаемся обратно в отель, когда у нас заканчивается краска. Звук шарика бьющегося о стенки алюминиевого баллончика вгоняет меня в меланхолию и опустошает меня. Томми настаивает на том, чтобы отовариться в супермаркете, где он покупает мне пиньяту (piñata ─ емкость в виде животных и геометрических форм, которая наполняется конфетами и сладостями и в дальнейшем разбивается палкой) и хренову тонну острых мексиканских конфет, чтобы заполнить ее.  

Он такой яркий и обращает на себя множество взглядов. Он одет в легкую, канареечно-желтую шелковую рубашку, на которой теперь пятна от черной краски. У него сумасшедший загар, а его волосы драматично торчат в разные стороны. Он как гей из корабля мечты Техниколор, который должны показывать на большом экране. Я улыбаюсь ему, как маньячка, пока он наполняет мои руки пакетами с конфетами.

─ Лана, ─ говорит он улыбаясь. ─ У тебя поменялось настроение, тебе больше идет угрюмый вид. Каким то образом твоя улыбка лишает меня бдительности.

─ Что мы празднуем? ─ спрашиваю я его. В моих руках так много конфет и я не могу представить, как они все поместятся в нашу маленькую шестиконечную пиньяту. 

─ Знакомство друг с другом, наше прощание и твое воссоединение с твоим любовником, ─ говорит Томми, пока кладет минеральную воду и какой-то апельсиновый напиток в нашу тележку.

─ Но что, если этого не произойдет? Если мы сглазим заранее отпраздновав?

─ Позитивное мышление, моя дорогая, поможет тебе достичь чего угодно в этой жизни. Если ты чего-то очень сильно хочешь, подумай об этом и вселенная поможет тебе. 

Мы толкаем тележку к кассе и Томми покупает мятную жевательную резинку для Рокко. Он прихватывает пару журналов на испанском и шоколадные зефирчики в виде приведений.

─ Ты можешь читать такое? ─ спрашиваю я, посасывая покрытый перцем чили леденец, который обжигает мне горло и заставляет слезиться мои глаза.

─ Не совсем. Мне просто нравятся картинки.

─ Томми, ты назвал Мози моим любовников, но просто, чтобы ты знал. Я никогда не занималась с ним любовью.

─ Что? ─ говорит Томми, выпучив глаза от моего признания. Я кашляю на свой леденец. Мне даже нравиться мысль, что я могу громко сказать об этом у кассы и, возможно, никто кроме Томми не поймет то, что я сказала.

─ Исправь это, девочка! Как только мы найдем его. Нет никакой пользы в том, чтобы искать его, если ты даже не пробовала его леденец. Это было бы пустой тратой времени! А что если тебе это даже не понравится?

─ О, мне это понравится!

Но внимание Томми уже где-то в другом месте, он потерял интерес. Кажется на входе в магазин какая-то суматоха. 

Мы толкаем тележку с вещами, которые на самом деле не нужны нам, мимо менеджера магазина в дешевом костюме, громко орущего на испанском на работника, работающего на нижнем этаже парковки. Когда мы выходим на улицу в ночь, земля перед нами освещена большими галогенными лампами парковки, которые обнимают своим светом самую красивую картину в белых красках. Кажется, это надгробия, сильно контрастирующие на фоне черного асфальта. На верхушках некоторых из них черепа с неразборчивыми словами. Другие камни имеют плавные и размытые контуры, обрамляющие их, несущиеся прочь в небытие ─ духи, выполненные аэрозольной краской, с сожалением растворяются в воздухе. 

Это не счастливая картина. Она полна страха и отчаяния. Она небольшая со скромным набором линей, но благодаря таланту этого мужчины простота становится чем-то  возвышенным. В нижнем углу его подпись, а рядом подобие моего лица с трафаретного рисунка, но оно выглядит еще лучше чем то, что сделали мы.  Это лицо действительно похоже на меня.

Томми шагает вперед с продуктовой тележкой и хлопком открывает багажник. Я напрягаю глаза в темноте, пытаясь увидеть его ─ может он неподалеку наблюдает за моей реакцией.

─ Не парься. Он уже далеко отсюда. На самом деле этим он дразнит тебя. Он играет в кошки мышки. Он появится, когда будет готов.

Я падаю на пассажирское сидение и неохотно пристегиваю ремень безопасности.

─ Я так долго ждала. Это сводит меня с ума. Я ждала три года, Томми, а не только эти три дня в Тихуане.

─ Не могу поверить, что ты до сих пор не переспала с ним. У меня было совсем другое видение происходящего.

─ Я не планирую спать с ним. Я собираюсь найти его, а затем доставить его в Мехико.

─ Почему ты так говоришь об этом? Он человек, а не пицца. Что если он не хочет ехать туда?

─ Он сказал мне, что хочет. У него там есть семья. Я виделась с ним, когда он был в заключении, до того как его депортировали. Я обещала что-нибудь сделать для него.

─ Так ты не любишь его?

─ Люблю. Думаю, что люблю. Я не знаю что такое любовь. Я его социальный работник. Я бы никогда не смогла переспать с ним.

Я смотрю через окно автомобиля на белое граффити мягко светящееся на фоне черного асфальта парковки и сине-черной ночи.

─ Эй-йей, девочка, просыпайся! ─ визжит Томми, заезжая в Рай. Должно быть я задремала. Мы выбираемся из машины, чтобы выгрузить огромное количество пакетов с продуктами, которых слишком много для одной ночи оставшейся у нас.

Рокко и Клаудия в саду, слушают оперу с громкостью на полную катушку. На плече у Клаудии вопит огромный зеленый попугай и перемещает свои ноги в бесконечном танце из стороны в сторону.

─ Ну, ребятки, ─ говорит Томми, ставя продукты на белые, железные, садовые стулья. ─ Лана собирается доставить его в Мехико, потому что она его социальный работник. Она не собирается заниматься с ним сексом. Таковы новости дня. Мы запостили ее лицо по всему периметру Тихуаны. Если хоть кто-нибудь захочет ее ─ они знают, где ее найти.

Рокко лежит на спине с закрытыми глазами и между его губами крепко зажата трубка, полная тлеющего табака. Попугай издает еще один вопль и клюет парик Коко, сегодня у нее стиль резкой блондинки с боб карэ. Рокко щурится, приоткрывает левый глаз и вынимает трубку.

─ Ну, кто-нибудь да найдет тебя здесь. Но боюсь, завтра мы должны будем уехать.

─¿Qué es eso? (что это?) ─ воркует Коко, пока возвращает попугая в большую, кованную, железную клетку. ─¿Es para mí? (это мне?) ─ спрашивает она, подходя ближе и забирая у меня пиньяту.

─ Ага, ─ я пожимаю плечами и улыбаюсь Томми.

─ Вы кушали, любовь моя? Вы голодны? В отеле никого нет. Вечер воскресенья, так что я приготовила espaguetti (спагетти).

─ Повезло с социальными сетями? ─ Томми спрашивает у Рокко, который снова лег на спину. Рокко выдыхает белое облачка дыма с запахом вишни, открывает глаза и кивает. ─ Я нашел его. У него есть своя собственная страничка. Я подписался на него через твой профиль. Он просматривал кладбища. Думаю, пытался найти свою сестру. Должно быть, он узнал, что она умерла.

─ Ух! ─ говорю я непроизвольно и бегу за своим телефоном. У меня трясутся руки, пока я просматриваю его фотографии. Большинство из них его картины и очень мало его собственных. В основном это часть руки или фото в баре с друзьями, где он не смотрит в камеру. Несколько фотографий его сына, которые, по эгоистичном причинам, мне больно смотреть.

─ Лана влюблена, ─ объявляет Коко, протягивая мне пиво и шот с текилой.

─ Только не снова. Не думаю, что моя печень может это выдержать, ─ говорю я, забирая и то и другое только для того, чтобы поставить их вниз и снова пройтись по фотографиям. Самое лучшее, что я сделала за всю свою жизнь, это вернулась к самому началу истории его профиля. Мози запостил фото со мной, ним и Лексом в морозное, серое утро в Детройте. Я помню, как мой папа сделал это фото на мобильник Лекса. Не помню, чтобы я когда-нибудь видела его ─ уверенна, я бы запомнила.

Мы так молодо выглядим, трудно поверить, что фото было снято только три года назад. Мои щеки розовые из за холода и на мне бабушкино плохо подогнанное и устаревшее пальто. Волосы Лекса в беспорядке, словно он только что проснулся, но думаю. фотография была сделана в тот день, когда мы отправились в суд. Мози одет во все черное и слегка ухмыляется, словно он счастлив и тепло относится к нам. Мы могли бы быть тремя сиротами или тремя эмигрантами из восточной Европы, прибывшие в конце прошлого века на остров Эллис. Вам бы просто пришлось сменить наши наряды, а выражения лиц оставить так, как есть.