Мара Уайт - Доставка

─ Что она сделала? Как все закончилось? ─ я впервые прервала рассказ Мози. Я была полностью захвачена его историей и меня трясло.

─ Ты действительно хочешь, чтобы я продолжал?

─ Ты должен рассказать мне, Мози.

Он передвигается и перемещает руки на руле, а затем смотрит сквозь горизонт. Он сосредотачивается на дороге и затем снова начинает говорить.

─ Кто-то действительно умер. Пожилой мужчина. Взрослые перенесли его в конец, насколько у них хватило сил. Мы положили на него наши вещи, пытаясь умерить запах. Но в такую жару, это продлилось не долго. Мы старались не плакать, чтобы еще больше не обезвоживать себя. Возможно, это были всего лишь двадцать четыре часа, но эти часы шли целую вечность, и это были самые темные дни на земле. Это было бесконечное путешествие. В конце концов, она проснулась, и как я уже сказал, я таял на глазах. Я знал, что должен попытаться сдержаться. Я хотел оставаться живым, только чтобы защитить ее. Помню, я продолжал держать ее за юбку. В какой-то момент я потерял сознание, затем моя мама приложила меня к своей груди. Бризу все еще кормили грудью. В основном ночью и чтобы успокоить, но мы были бедны, а мама знала, что грудное молоко сделает ее сильной и крепкой ─ что это лучшая еда, которую она могла ей дать. В тот момент она распадалась на части, но у нее были хорошие намерения. Она всегда хотела для нас самого лучшего. Грудное молоко вернуло меня к жизни. Когда я полностью проснулся и понял, что я делал, мне стало так стыдно, что я отодвинулся от нее. Она прошептала мне на ухо на испанском: «Бог дал мне молоко, чтобы я смогла прокормить своих детей». Дело не в том, что мне было стыдно сосать грудное молоко в шесть лет. Меня не смущало грудное вскармливание в задней части грузовика, набитой еще и другими двадцатью беженцами. Мне стало стыдно, что я краду молоко моей сестренки. Молоко принадлежало Бризе и я чувствовал себя ужасно, потому что оно должно было поддерживать ее, а не меня. Это было самым худшим чувством на земле ─ голод и рыдание, за то, что я забрал. Прекрасно понимая, что моя мама умирала изнутри, думая о том же, и что я забирал эту связь, что была между ними, забирал то, что не было моим, обкрадывая их обоих. И это история о том, как я выжил, а Бриза не смогла или, по крайней мере, не так, как Бриза. История о том, как мы поднялись на борт, присоединяясь к американской мечте. О том, как упав однажды,  моя мама так и не смогла снова встать на ноги. История о том, как Мойзес Роблез де ла Круз украл молоко его маленькой сестрички и стал таким испорченным.

Сидение машины промокло от моих не прекращающихся слез. Я плачу молча, потому что будет не честно по отношению к нему заставить его прервать свой рассказ и попытаться унять мою боль, вызванную его историей. Правда о Мози. Самая печальная история, которую я когда- либо слышала. Потребовалась храбрость чтобы рассказать это ─ храбрость, которую я возможно больше никогда не встречу. Я и до этого любила Мози, но теперь я боготворю его. Как он стал таким замечательным, когда то через что он прошел было не только болезненным, это было мучительным?

─ Спасибо, что рассказал мне это, - говорю я, вытирая сопли с носа задней частью своего рукава. ─ Это и вправду поразительная история.

─ Ты говоришь, как соцработник, Лана. Скажи мне, что ты на самом деле думаешь? Разочарованна тем, на сколько это жалко? Это заставляет тебя видеть во мне слабого человека?

─ Не злись за то, что рассказал мне, Мози. Ты сам сделал выбор и поделился со мной. Это история об огромной силе, а не о проявлении слабости. У всех есть история об их происхождении, и не у всех она хорошая. Дело в том, что это твоя отправная точка и по ней нельзя судит о тебе. Это поразительная история и ты стал невероятной личностью.

Мы съезжаем с шоссе к зоне отдыха, которая предлагает топливо, ванные комнаты и кое-что из еды. После стольких миль, в которых были только мы вдвоем, мы внезапно возвращаемся в цивилизацию. Мози выходит из машины и захлопывает дверь, не делясь планами по поводу нашей остановки, или того что мы будем здесь делать. Ему ненавистно то, что он сделал себя уязвимым. Он хочет, чтобы я видела в нем сильного человека.

Я знаю, исходя из моих навыков социального работника и всех лет опыта  этой сфере, что Мози ненавидит собственное начало, а это значит, он ненавидит себя самого. Это то, что я могу принять ─ конечно, не так категорично как он сам. Но я тоже слишком часто чувствую пятно тени моего собственного начала. Это неизменяемое чувство, которое хочется стряхнуть  с листа собственной истории и самолично переписать все сначала.

Я тащусь в сторону ванных комнат, расположенных на стороне заправки. Они воняют с внешней стороны, так что я уверенна, там будет не так хорошо. Там нет столешниц, только ряд туалетных кабинок и не в одной из них нет сидения. С тех пор, как мы начали эту поездку, у меня появилось чувство, что каждый туалет в Мексике был оставлен в неукомплектованном состоянии. Где все туалетные сидения? Разве они не прилагаются к унитазу? Я тащусь в самый темный угол и неохотно стягиваю штаны. Я хотя бы не понимаю, что говорят люди и это дает мне ложное чувство защищенности. Конечно же, нет никакой туалетной бумаги. Здесь есть дежурный, который может предоставить необходимое, но я забыла свои песо в машине. Я стараюсь решить, что более унизительное, помахать ей с унитаза или же не подтереться перед всеми и натянуть штаны не обращая внимание на капли. Я следую последнему. Мне плевать если я грязная.

Плетусь к машине, а Мози нигде не видно. Должно быть, он пошел приобрести еды и решил, что я не нуждаюсь в приглашении. Другими словами, он ожидает, что я отстранюсь и подтвержу бесполезность, которую он ощущает. Я проходила это дерьмо. Я знаю, как с этим бороться.

Меня втянули в подводное течение его моря печали. Я чувствую печаль по двум причинам. Первая из-за того, что человек, которого я люблю очень жестко относиться к этому. Он ненавидит себя, чувствует себя недостойным. Он очень сильно напуган. Он считает, что его сестренка должна была быть здесь и все, что произошло ─ это его вина.

Вторая причина более личная. Сегодня как никогда. Мози показал мне, что связываться с ним не хорошая идея. Ему необходима профессиональная помощь, а я профессионал. То, что он ищет мое внимание и одобрение является симптомами травмы, а не признак того, что он влюблен в меня. Я не могу добавить себя к списку людей причинивших ему боль. Я не могу с ним так поступить. Я слишком сильно забочусь о нем.

Он у таксофона у входа в ресторан, и потому как опустились его плечи и то, как он сжимает коробку, могу сказать, что разговор не из лучших. Его сильное тело выглядит так, словно он готов сломаться и разрыдаться.

Я покупаю странные мексиканские чипсы и конфеты в небольшом уютном магазинчике рядом с телефонами. Я не могу оторвать от него глаз  и аппарат оплаты, которую требует телефонный разговор, заслоняет его силуэт. Я плачу за фаст-фуд и подхожу ближе. Кажется, он говорит на испанском. Думаю, он говорит со своей женой. Мысли о Бризе, вероятно, заставляют его подумать о своем сыне. Я не хочу быть назойливой, поэтому я сажусь рядом с растением в огромном керамическом горшке. Я разрываю пакет с чипсами, по-прежнему не отрывая от него глаз. Конечно же, чипсы обжигают, как лава, они полностью покрыты какими то специями. У меня сдавливает горло, глаза слезятся и я начинаю кашлять. Мози разворачивается в сторону моего кашля и прижимает трубку к груди.  

─ Детка, ты в порядке? ─ спрашивает он.

Ох, ради всего святого, не называй меня деткой! Особенно в этот момент.

Я киваю головой и бью кулаком в грудь. Как все в этой стране могут употреблять такую обжигающую пищу? Разве у них не появляется язва от такой еды? Я вижу, как губы Мози произносят «мне нужно идти» и он вешает трубку. Он идет, чтобы спасти меня от аварийного состояния моей шкалы Сковилла (шкала измерения жгучего вкуса), что является моей собственной глупостью.   

─ Хочешь чипсы  со вкусом огненной лавы? На вкус они как Сент-Хеленс (Сент-Хеленс ─ активный стратовулкан, расположенный в округе Скамания штата Вашингтон, США.), ─ спрашиваю я запинаясь. Я почти готова отказаться от этой поездки. Я веду себя глупо, чтобы избежать напряжения между нами.