─ Ты можешь присесть, ─ говорю я прочистив горло. ─ Обычно, чтобы встретиться со мной, ты должен записаться. Дверь должна оставаться открытой. Это стандартная процедура.
Прогулочным шагом он подходит к моему столу и вытягивает стул. Он кивает головой и взгляд его не покидает меня. У него темно серые глаза. Могу поклясться, глаза у него подведены, но я не хочу присматриваться слишком близко, чтобы подтвердить это.
Он слегка наклоняется вперед, словно настаивая на том, чтобы я села первой. Я возвращаю ему это жест, пытаясь сохранить хоть какой-то контроль. Он расплывается в улыбке и наклоняется вперед, снова настаивая. Я вытираю пот со лба тыльной стороной ладони. В этот момент мы как неуклюжие американцы на их первой бизнес встрече с японцами, отвечая на все неизвестное неуверенным приветственным поклоном.
─ Сядь! ─ говорю я слишком громко, с силой нарушая наше взаимное очарование.
Мы одновременно садимся. Мози уверенно шлепается на стул, с расслабленным выражением на лице. Я подворачиваю юбку как потная, нервозная секретарша, словно мы поменялись ролями и он здесь, чтобы провести со мной собеседование.
─ Я пришел подписать бумаги. Я хочу остаться.
─ Ты можешь это сделать. С этим порядок. Но ты всегда должен придерживаться правил. Это единственная возможность, чтобы эта программа работала. И это единственная возможность для тебя остаться в ней. ─ добавляю я. Я делаю ударение на том, на сколько для него важна эта процедура. Без этого мы разбежимся.
Он снова кивает и немного оттягивает шапочку на затылок, используя обе руки. Кольца. Они мерцают и подмигивают мне на его теплой коричневатой коже. Он опускает одну руку и потирает подбородок, массируя кожу большим и указательным пальцем. Он наклоняется вперед и его ноги раскрываются в виде широкой буквы V, а локти располагаются на коленях.
─ Понял, ─ говорит он и облизывает языком свои белые зубы.
Я чувствую его язык во всех местах, где не должна его чувствовать. Я чувствую этот проклятый язык на всем пути к моим ногам. Я хочу облизнуть эти зубы.
─ Вы видели эскиз картины, которую мы рисовали вчера? ─ его глаза загораются и светятся при упоминании об этом.
─ Боже мой, она великолепна! Бесспорно. Лучшая работа, которую я когда-либо видела. ─ я не хочу быть такой прямолинейной, но мне сложно остановить поток слов. Его талант заслуживает восхищения. ─ Я серьезно. Даже эскиз сам по себе можно повесить в галерею.
Он улыбается моему комментарию и выглядит очаровательно робким. Он ничего не добавляет. Только улыбка и молчание. И он смотрит на меня так, как мужчина смотрит на женщину. Не так как несовершеннолетний преступник смотрит на назначенного судом социального работника. От его взгляда мне хочется краснеть. Но я слишком опытна для этого. Я не буду соблазнена и отодвинута от своей миссии.
─ Ты всегда был художником? Ты хорошо натренирован или у тебя природный талант?
─ Я всегда рисовал. Это помогало мне не сойти с ума, когда остальное дерьмо не помогало. Его упоминание о прошлом резко возвращает меня в настоящее. У меня здесь есть над чем поработать и я действительно хочу, чтобы он добился успеха. Я должна дать ему знания и уверенность, которыми он сможет воспользоваться в обществе, когда покинет это место. Я знаю, что хороша в этом. Он нуждается в моей помощи, и я более чем готова помочь ему через все это пройти. Несмотря на его внешность, есть границы, которые я бы никогда не переступила. Я должна найти себе друга по сексу, чтобы свести на нет все это сексуальное напряжение.
─ Я получила твою записку, так что я сама заполнила анкету. Все что мне нужно, это твоя подпись. ─ я роюсь в столе и затем протягиваю ему папку.
Он крутит ручку в руке, прежде чем ставит подпись. Он показушник, этот парень постоянно пытается произвести впечатление. Его подпись стилизована и он ставит крест после Роблес вместо того, чтобы написать «Круз».
─ Это твоя настоящая подпись?
─ Да, мэм, боюсь, что так.
Ой, значит, сегодня он отвечает на мои вопросы. Когда появляется возможность …
─ У тебя есть какая-нибудь система поддержки? Члены семьи, с которыми ты поддерживаешь связь?
─ У меня есть друзья. Я не знаю где в данный момент моя мама. Знаю, что у меня есть родственники в Мехико, но я не поддерживаю с ними связь.
─ Здесь мы предлагаем групповую терапию два раза в неделю. Это действительно прекрасная возможность. У нас также есть программа по предоставлению покровителя (спонсора), так что, если ты хочешь, мы можем пристроить тебя к кому-нибудь.
Он стягивает шапочку и его блестящие, черные волосы падают на его плечи.
─ Кто они?
─ Кто, кто? ─ спрашиваю я и осознаю, что жую резинку моего карандаша. Я бросаю карандаш вниз, словно это оскорбление моих полномочий.
─ Покровители, ─ говорит он, заводя руку за голову и собирая волосы большим и указательным пальцем. Он собирает их в хвост и затем закручивает в узел, закрепляя черной резинкой, которую он стянул с запястья.
─ Ты делаешь это лучше чем я.
Он поднимает бровь и смотрит на меня с насмешкой.
─ Я никогда не была любителем причесок, ─ говорю я смущенно. ─ У меня одна и та же прическа с тех пор как мне исполнилось двенадцать. Моя мама всегда занималась этим. Возможно, она уже давным-давно вышла из моды. А я даже не знаю. ─ промямлила я бес связанно. Скорее всего, краснея и, безусловно, потея под рубашкой. Возьми себя в руки, школьница Лана, его психическое здоровье и его успех важен для тебя. Его не заботят твои волосы.
─ Все покровители это наши сотрудники, мы не берем волонтеров со стороны. Это будет кто-то, кого вы сможете хорошо узнать, кто-то, с кем вы сможете проводить время.
─ Вы покровитель? ─ спрашивает он, скрещивая руки на груди, все его пальцы кроме больших располагаются подмышками.
─ Нет! ─ говорю я, рассматривая его браслеты, сделанные из ткани, веревки и кожи. Среди них несколько серебреных браслетов, которые лязгают, когда он жестикулирует. Мне интересно, остаются ли они на нем, когда он принимает душ или они из тех, которые он никогда не снимает ─ каждый имеющий для него какой-то смысл. Вода, бегущая по этому прекрасному телу. Не могу перестать фантазировать. Конечно же, я сексуальная личность, но обычно я не так бесстыдна.
Браслеты. Иногда дети в этой системе становятся чрезвычайно привязанными к материальным вещам, наделяя их огромной эмоциональной значимостью. Это дает им возможность на что-то опереться, когда их жизнь становится нестабильной, и люди отворачиваются от них.
─ Джени ─ покровитель, и Дженнифер, и даже Педро со стойки регистрации. Практически все, кто работает здесь. Кроме меня.
Он кивает мне головой, а затем приподнимает в мою сторону подбородок.
─ Выберите кого-нибудь для меня. Любого, кого сочтёте подходящим.
─ Я бы посоветовала Бригитту. Она из Германии и в хороших отношениях со всеми. Все участники любят ее. С ней и в правду очень легко общаться.
─ Она такая же хорошенькая, как и вы? ─ спрашивает он, еще больше наклоняясь вперед так, что его локти передвигаются к краю колен. Он сплетает пальцы и хрустит костяшками. Его потемневшие и затуманенные глаза блуждают по мне. Он бросает мне вызов, чувствуя мою отзывчивость.
Моя многострадальная нервная система переходит в состояние перезагрузки. Я пытаюсь сформулировать слова, но его внезапный флирт оставляет меня без слов.
─ Мы не, мы не… в Pathways мы не оцениваем людей, основываясь на их внешности. Мы не можем, ты не можешь… Мы придерживаемся закона о взаимном уважении, который поддерживает конкретные и очень важные границы.
Мози поднимается, пока я заикаюсь, как нервная птица, в которую он меня превратил. Он заводит руки за спину, затем одной рукой тянет запястье другой до тех пор, пока я не слышу как хрустит его позвоночник. Он расслабляется, в то время как каждую мою мышцу хватает судорога.
─ Не берите в голову, Лана. Беру свои слова обратно. Вы не хорошенькая, ─ говорит он с легким раздражением и выходит из кабинета, даже не оглянувшись.
У меня падает челюсть. Я с трудом могу сформировать мысли, не говоря уже о предложениях. Он что, только что назвал меня хорошенькой, а затем забрал свои слова обратно?