С этого дня моя жизнь превращается в сплошное ожидание. Ожидание субботы, ожидание встречи. Никакой работы мне особо не поручают, как будто я в один день потерял свою квалификацию как менеджер и забыл два языка, которыми неплохо владел. Это действует угнетающе. Сперва, коллеги смотрят на меня с сочувствием, но Александр разворачивает в компании такой террор, что скоро мое положение оказывается еще не самым худшим. Раз в две недели мой счет аккуратно пополняется авансом и зарплатой, но за что мне платят такие деньги, я уже не вполне понимаю.

Суббота, суббота, еще одна суббота. Александр не пропускает ни одного моего дежурства, но в течение недели ни кивком головы, ни взглядом не дает мне понять, что он хотя бы помнит о прошедшей бурной встрече. Я силюсь понять этот феномен, и не могу. Однако по субботам, он все дольше и дольше остается со мной. Напряжение, настороженность постепенно ослабевают. Он уже не ощетинивается на каждое мое ласковое прикосновение.

Наступает день, когда я проваливаюсь в сон, положив голову на его плечо. А, очнувшись, обнаруживаю, что уже стемнело, а он так и лежит не шелохнувшись, что бы меня не разбудить. Он потирает онемевшее плечо и говорит, что я "горазд дрыхнуть". Это тот самый момент, сейчас можно, и я целую его во впадинку на шее, и в волевой подбородок. Он не отталкивает меня. Лед тронулся. Все будет хорошо.

Он начинает звонить, если задерживается. А каждое утро, выходя из лифта на нашем этаже, сразу поворачивает голову в сторону моего стола и отыскивает меня глазами. Этот утренний удостоверяющийся взгляд единственная ниточка, связывающая меня с Александром в будние дни.

Мы учимся разговаривать, когда мы наедине. Однажды он рассказывает мне, как учился в Америке, как рвался домой, просто каждую минуту существования. Я рассказываю ему, каким близким другом была мне мама. Как ей, учителю литературы, удалось привить мне любовь к языку. Делюсь своими первыми воспоминаниями о ней, когда она мне, еще совсем мелкому, читала на ночь Гомера – совсем не детское чтение. Одна строфа и ребенок забывается крепким здоровым сном. И рассказываю, как она беспокоилась исключительно за меня уже совсем слабая и больная. Саша слушает очень внимательно.

В понедельник же это опять другой человек. В лучшем случае, холодный, а чаще язвительный и высокомерный. Офис гудит как развороченный улей. Уволился бухгалтер, с треском выгнали финансового директора, идут жестокие перестановки в отделах рекламы и маркетинга. В компанию приходят новые люди. Старые кадры смыкают ряды. К Сан Санычу очередь жаловаться. Но уже ясно, что больше он реальной власти в компании не имеет. Его приемника все, за исключением новичков, дружно ненавидят, но при встрече улыбаются: "Авось меня пронесет". Саша на улыбки не отвечает. Общий язык за эти месяцы нашел только с Максом, что довольно странно, так как именно с ним вначале больше всего бодался. По субботам Сашка покупает для нас еду. Я приношу фильмы. Оказалось, что мы оба страстные киноманы. Правда он любит боевики, а я европейский андеграунд, но мы нашли компромисс, чередуем просмотры. Он не узнает своего любимого актера в одном из моих фильмов и проспоривает мне миньет. Как говорится, из двух спорящих, один подлец, другой дурак. И сегодня подлец заманил лоха в ловушку. Сашка то уверен, что дело закончится моим ему очередным отсосом, но я легко доказываю, что он заблуждается. Он в замешательстве. Весь красный как рак, но отступать некуда. Тихо матерится. Бесконечно долго меня укладывает, то повыше, то пониже. Никак не может сам пристроиться. Коленкам ему, видели те, жестко. Я сдерживаю смех и с серьезным видом и торчащим членом терплю все эти подготовительные манипуляции. Но когда он, наконец, начинает сосать, то делает это просто офигенно. Тут, наверное, что-то врожденное. Я изо всех сил стараюсь думать на отвлеченные темы и растянуть удовольствие. Но когда его волосы щекочут мне бритый лобок и внутреннюю часть бедра, а вокруг головки члена сомкнулись теплые любимые губы, любая мысль кажется такой эротической. Потом он лежит на животе и смотрит на меня как-то ошалело:

— Колька, ...

— М-м-м?

— Ты в курсе, что иногда проиграть лучше, чем выиграть?

— Ой, ну только не надо все переворачивать, как будто ты нарочно проспорил.

— Заткнись.

И он накрывает мои губы своими. Так вот как он, оказывается, целуется. Свершилось. У меня кружится голова. Этот поцелуй для меня несравненно дороже миньета, потому что он добровольный. Я в сто первый раз спрашиваю, почему бы нам не сходить куда-нибудь вместе в воскресенье. Хотя бы в то же кино. Но нет, по воскресеньям он всегда занят. Интересно чем? Ну, а на неделе? Нет, и не обсуждается. Александр заключает контракт с немецкой типографией. Переговоры идут трудно. Они с Максом несколько раз мотаются во Франкфурт утрясать детали. В результате одна наша субботняя встреча пролетает. Интересно, он сожалеет об этом или настолько поглощен бизнесом, что даже не заметил? А вот и ответ. У меня на столе звонит внутренний телефон. Это он.

— Спустись на склад. У меня к тебе вопросы.

Я мечусь в поисках необходимых бумаг. Кажется, на мне ничего не висит. Напрасно беспокоюсь. Между рядами с полиграфической продукцией Саша недвусмысленно дает мне понять чего он хочет. Я предлагаю быстрый отсос. Он смеется, что я так просто не отделаюсь, и просит раздеться. Пока я пытаюсь снять с себя все, что на мне ниже пояса, Саша жутко мне мешает, распуская руки. А потом, подхватив и прижав спиной к стеллажам, резко насаживает меня на свой непонятно когда успевший встать кол. Мне дико больно и безумно экстремально. Но я, почему-то, весь день не могу стереть с лица улыбку. Ну, как мальчишка, честное слово, а ведь мы, казалось бы, ровесники. Один день не мог потерпеть. Сегодня же пятница. На следующий день я, все время возвращаясь в уме к его эксцентричной выходке, интересуюсь, как так получается, что такой, столь пренебрежительно относящийся к мнению окружающих человек, как он, так тщательно скрывает, что он гей? И тут Саша снисходительно, как маленькому, мне растолковывает, что он-то не гей. Гей это я. А он не-е-е-т, он просто трахает меня. Мне смешно и горько одновременно. Я помалкиваю, но у меня появляется ощущение, что меня стесняются, меня прячут. Что за пределами этих стен у нас никогда никаких отношений не будет. И наш просторный светлый офис внезапно кажется мне темной тесной коморкой, из которой мне не выкарабкаться. А еще Александр подтверждает мне то, о чем я и сам уже начинал догадываться. Политика конфронтации со старым персоналом была им продумана специально, в расчете на быстрое вскрытие скрытых проблем и личностных особенностей сотрудников. В обновленную команду Александр собирался взять только тех, кто способен, без личных обид и демонстрации амбиций, доказать свою проф пригодность. А так же тех, кто в критической ситуации не растерялся и не прогнулся, а продолжал работать и бороться.

— Значит, когда я без боя уступил тебе свой кабинет.

— Да, ты дал слабину. Ну, ты вообще не боец, не то, что Макс.

Он шутливо взъерошивает мне волосы:

— Но у тебя оказались другие достоинства.

Кретин. Думает, сказал мне нечто приятное. Воскресенье. Черт меня дернул отправиться за булочками к кофе. Больше никогда не буду есть сладкое. Возвращаясь из кондитерской, я замечаю на улице пару. Длинноволосая шатенка, взгромоздившаяся на невообразимые шпильки, держит за руку парня. Моего парня. Они останавливаются у витрины бутика, и девушка что-то оживленно щебечет, тыча пальчиком в модели. Саша смеется и хозяйским жестом, положив руку ей чуть пониже спины, подталкивает к входу в магазин. Мне кажется, что меня облили грязью с ног до головы, а в горле застрял ком этой грязи. Я не в состоянии двинуться с места. Так и стою, может быть пять минут, а может быть полчаса. Выходя из магазина, они просто утыкаются в истукана перегородившего им дорогу. Александр пытается сделать светские маневры:

— Какая встреча. Познакомьтесь. Это Света. Это Коля.

Я не реагирую. Молча, не замечая девицы, смотрю Саше прямо в глаза. Он делает еще одну попытку заговорить. Я и ее игнорирую. Продолжаю сверлить его взглядом. Только бы не заплакать. Наконец он поворачивается к спутнице:

— Светик, подожди меня в машине, пожалуйста.

И когда она отходит, то, обращаясь ко мне, шипит:

— Ты что здесь за истерики устраиваешь? Что ты себе позволяешь? Это моя невеста. Изволь вести себя вежливо.

Вежливо это как? Вежливо так придушить?