Увидев мое лицо, она кивает музыканту, чтобы замолчал.

– Леди Шрусбери?

– Дурные новости от королевского двора, – решительно говорю я.

И вот! Я это видела! Ее лицо вспыхивает, она тут же прячет это выражение, оно как отблеск факела в темной комнате. Она чего-то ожидает, она ждет, чтобы что-то случилось. Заговор и в самом деле есть, Дадли не прав, думая, что она невинна, а Сесил прав, что встревожил королеву. Боже милосердный, что она против нас снова замышляет?

Улыбка, с которой она ко мне поворачивается, безмятежно спокойна.

– Как жаль. Скажите, Ее Величество королева в добром здравии?

– Она узнала о вашей помолвке с герцогом Норфолком, – говорю я прямо. – И очень разгневана, что он обручился, не посоветовавшись с нею.

Она поднимает брови.

– Разве он раньше так не делал? – спрашивает она.

– Нет, – коротко отвечаю я. – И когда она попросила его объясниться, он покинул двор без позволения.

Она опускает глаза, словно сожалея, потом снова смотрит на меня.

– Он уехал? Далеко?

Я прикусываю губу от раздражения при виде этого представления, которое, возможно, и развлекает ее, но мне не по сердцу.

– Роберт Дадли предлагает, чтобы вы написали королеве и объяснили ей все о помолвке, а также написали герцогу, убедив его вернуться ко двору и успокоить королеву и родственницу.

Она поднимает лицо и улыбается мне.

– Я, конечно же, последую совету Роберта Дадли, – ласково говорит она. – Но милорд герцог, Томас Говард, сделает как пожелает. Я не могу им повелевать. Я его нареченная, его будущая жена, а не его владычица. Я не из тех жен, что полагают, будто всем должны управлять. Пусть им повелевает его собственная королева, я не могу. Она не повелела ему вернуться ко двору?

– Она повелела, но он не едет, – коротко отвечаю я. – И его отсутствие при дворе выглядит как признание вины. Скоро станут говорить, что он сбежал, чтобы собрать армию.

Вот, я снова это вижу, хотя ее ресницы опускаются, чтобы спрятать вспышку надежды. Так вот чего она хочет. Она хочет войны, в самом сердце нашего двора, в самом сердце нашей страны. Дадли ошибается, а Сесил очень верно ее опасается. Господи милосердный, я дала в своем доме приют и всячески потакаю врагу, который нас всех хочет уничтожить. Она надеется, что Норфолк поднимает восстание. Будь она проклята, она хочет, чтобы мир в Англии рухнул, а она с мужем оказалась на троне!

– Даже не думайте, – предупреждаю ее я. – Говард никогда не соберет армию против Елизаветы. Чего бы он вам ни писал, чего бы ни говорил, о чем бы вы с ним ни мечтали, не думайте об этом. Он никогда не возглавит армию против королевы, и никто не пойдет за ним против нее.

Я говорю очень твердо, но, думаю, она слышит в моем голосе страх. Правда в том, что все мы думаем, что Норфолк и большая часть восточной Англии встанут на сторону герцога, что бы он ни затеял, а Север полностью принадлежит папистам и предан папистской королеве. Но ее красота непроницаема. Я не могу сказать, что она думает, когда она мне улыбается.

– Упаси Боже, – благочестиво бормочет она.

– И, Ваше Величество, – говорю я мягче, словно она моя дочь, которой нужен совет, которая не понимает, какая сила против нее поднимается. – Вам нужно полагаться на королеву в том, чтобы быть восстановленной на престоле. Если все пройдет хорошо, королева преодолеет возражения шотландцев и вернет вас на трон. Соглашение почти заключено. Тогда вы сможете выйти за герцога. Почему не заверить королеву в своей верности сейчас и не дождаться, пока она отправит вас обратно в Шотландию? Вы близки к восстановлению. Не ставьте себя под удар.

Ее глаза расширяются.

– Вы действительно думаете, что она просто отошлет меня обратно и мне ничего не будет грозить?

– Я в этом уверена, – лгу я.

Потом останавливаюсь. Что-то в ее доверчивых темных глазах заставляет меня лгать не так охотно.

– Я так думаю, и, в любом случае, этого потребуют дворяне.

– Даже если я выйду за ее кузена и сделаю его королем?

– Думаю, да.

– Я могу ей верить?

Конечно же, нет.

– Можете.

– Несмотря на предательство моего сводного брата?

Я не знала, что она получает новости из Шотландии, но я не удивлена.

– Если королева вас поддержит, он не сможет пойти против вас, – говорю я. – Так что напишите ей и пообещайте ей верную дружбу.

– А секретарь Сесил сейчас хочет, чтобы я вернулась на свой трон в Шотландии? – мягко продолжает она.

Мне неловко, и я знаю, что выгляжу я неловко.

– Королева будет решать, – беспомощно говорю я.

– Надеюсь, – отвечает она. – Ради себя, ради нас всех. Потому что, Бесс, не думаете ли вы, как и ваш друг Роберт Дадли, что ей следовало дать мне армию и отправить меня обратно в Шотландию, как только я появилась? Не думаете, что она должна была тут же исполнить свое обещание мне? Не думаете, что должна была сразу защитить сестру-королеву? Такую же королеву, как она?

Мне так неловко, что я молчу. Меня разрывает на части. У нее есть право на то, чтобы вернуться в Шотландию, видит бог, у нее есть право быть названной наследницей английского трона. Она молодая женщина, у нее мало друзей, и я не могу ей не сочувствовать. Но она что-то затевает, я знаю. Норфолк пляшет под ее дудку, а какому танцу она его выучила? Роберт Дадли тоже на ее стороне, и большая часть двора притопывает под ее песню. Сколько еще танцоров учат шаги, которые она показывает? Что за па покажет она нам всем в следующий раз? Боже правый, она меня пугает, я так боюсь за себя и за все, что мне принадлежит. Бог один знает, что в ней находят мужчины.

1569 год, сентябрь, поместье Уингфилд: Джордж

Я – один из величайших мужей Англии, кто посмеет меня обвинить? Что посмеют обо мне сказать? Что я не исполнил свой долг? Участвовал в заговоре против собственной королевы? Против своей страны? Меня что, свяжут, бросят в Тауэр и обвинят? Я попаду на новое расследование, но уже не судьей, а обвиняемым? Меня хотят отдать под суд? Выдвинут подложные обвинения против меня? Подведут меня к дыбе и скажут, что лучше мне подписать все бумаги сейчас?

Кругом зло, видит бог: знамения и приметы дурных дней. Женщина возле Чатсуорта родила теленка, луна над Дерби встала кровавая. Мир перевернется с ног на голову, люди родовитые, люди чести, будут посрамлены. Я не могу этого вынести. Я бегу с письмом искать Бесс, с этим проклятым письмом от Сесила, стиснутым в руке. Я вне себя.

– Меня предали! Меня подозревают! Как он мог подумать обо мне такое? Даже если думает, как посмел такое сказать?

Я врываюсь в прачечную Уингфилда, где Бесс мирно сидит среди простыней, окруженная десятками служанок, и чинит белье.

Она бросает на меня один холодный взгляд, потом поднимается на ноги и выводит меня на галерею за дверью комнаты. Картины в прекрасных рамах, изображающие неизвестных святых и ангелов, улыбаются нам сверху, словно их вовсе не потревожило то, что их вырезал из створок алтаря покойный муж Бесс, чтобы превратить в безымянные улыбающиеся лица в нашей галерее. Я буду таким же, как они, я знаю, меня уменьшат: вырежут из моей рамы, и никто не узнает, кто я.

– Бесс, – в отчаянии говорю я.

Я готов заплакать, я слаб, как дитя.

– Королева…

– Какая королева? – быстро спрашивает она.

Она выглядывает из окна на террасу, где королева Шотландии гуляет со своей маленькой собачкой в сиянии позднего летнего солнца.

– Наша королева?

– Нет, нет, королева Елизавета, – я даже не замечаю, что означает то, что мы только что сказали. Мы стали предателями в сердце своем и даже не поняли. – Боже правый! Нет! Не она! Не наша королева, королева Елизавета! Королева Елизавета все узнала о помолвке!

Глаза Бесс сужаются.

– Откуда ты знаешь?

– Сесил пишет, ей сказал Дадли. Должно быть, он думал, она это примет.

– Она не приняла?

– Она приказала арестовать Норфолка, – говорю я, сжимая письмо. – Сесил пишет мне. Норфолк обвинен в измене – кузен самой королевы, величайший человек в Англии, единственный герцог. Он бежал в Кеннингхол, собрать армию из тамошних жителей и идти на Лондон. Сесил пишет, это… это…

Я задыхаюсь. Без слов машу письмом. Она кладет ладонь мне на руку.

– Что пишет Сесил?

Я давлюсь словами.

– Он пишет, что помолвка герцога – часть предательского заговора северных лордов с целью спасти королеву. И мы… мы…