Филиппа Грегори - Другая королева

Бесс делается белая, как салфетка у нее в руке.

– Помолвка не была частью нашего заговора, – быстро произносит она. – Все другие лорды знают это, как и мы…

– Измена. Королева называет это заговором изменников. Норфлок под подозрением, Трокмортон арестован. Трокмортон! Пемброка, Ламли и даже Арундела не выпускают из дворца, никому не позволяют вернуться домой, никого не отпускают дальше чем на двадцать пять миль от двора, где бы ни находился двор. По подозрению в измене! Уэстморленду и Нотумберленду дан приказ немедленно ехать в Лондон, под страхом…

Она слегка присвистывает сквозь зубы, как хозяйка, подзывающая кур, и делает несколько шагов, словно собирается снимать картины со стен, чтобы спрятать их на хранение.

– А мы?

– Бог знает, что станется с нами. Но половина двора под подозрением, все лорды… все мои друзья и родные… она не может обвинить нас всех… Она не может подозревать меня!

Она качает головой, как оглушенный бык, которого ударили кувалдой.

– А мы? – настаивает она, словно не в силах больше ни о чем думать.

– Она призвала весь северный Совет, под страхом смерти, ко двору. Она подозревает даже графа Сассекса, Сассекса! Сказала, что сама его допросит. Она клянется, что с глазу на глаз он расскажет ей, что задумали северные графы. Сесил пишет, что тот, кто даже говорит с шотландской королевой, уже предатель! Пишет, что любой, кто ее жалеет, предатель. Но это же все! Мы все думаем, что королеву нужно вернуть…

– А мы? – шепотом повторяет она.

Я едва могу заставить себя это сказать.

– Мы должны отвезти королеву Марию обратно в Татбери. Приказ королевы. Она думает, что нам нельзя доверять и держать ее здесь. Говорит, что мы ненадежны. Она меня подозревает.

Это больно даже выговаривать.

– Подозревает. Меня.

– В чем это?

Ее слова как нож. Я даже не поправляю ее речь, я не могу сейчас ее поправлять.

– Сесил пишет, им известно, что северные лорды с нею встречались. Они знают, что лорды приезжали и обедали с нами, и оставались ночевать. Их посещение не было дозволено свыше, и теперь он пишет, что мы не должны были их пускать. Говорит, что я виновен в небрежности, если не хуже. Он смеет писать мне подобное. Говорит, что знает, что я передавал письма от Норфолка к ней и от нее к нему. Говорит, что я не должен был этого делать. Он почти обвиняет меня, что я действовал по указке Норфолка, почти обвиняет в том, что я вступил с ним и северными лордами в заговор с целью освободить ее. Он называет их предателями, обреченными на смерть, и говорит, что я с ними заодно.

Бесс тихо шипит как змея.

– Он почти обвиняет меня в измене.

Ужасное слово падает между нами, как топор.

Она качает головой.

– Нет. Он не может сказать, что мы ему не служили. Ему говорили. Он знал обо всем, что происходит. Мы ни разу не передали ей письмо, которого он не видел. Она никогда ни с кем не говорила, чтобы мы об этом не доложили.

Я так тороплюсь признать свои грехи, что не слышу, что она мне говорит.

– Бесс, ты не понимаешь. Был заговор. Есть заговор. Не против королевы, боже упаси. Против Сесила. Норфолк и остальные лорды объединились против Сесила, – я так растерян, что слышу, как дрожит мой голос, и никак не могу его выровнять. – Это не имеет отношения к шотландской королеве. Это касалось свержения Сесила. Они пришли ко мне, и я поклялся действовать вместе с ними. Я сказал, что примкну к ним для свержения Сесила. Уэстморленд и Нотумберленд позвали меня к ним. Я согласился. Я сказал, что Сесила нужно принизить.

Ее острые темные глаза обвиняюще останавливаются на моем лице.

– Ты вступил в заговор против Сесила! – восклицает она. – Ты не сказал мне…

– Ты знаешь, что я ему не друг.

– Можешь любить его или ненавидеть, но ты мне не сказал, что ты вступил в заговор против него!

– Ты не понимаешь.

Это звучит беспомощно даже для меня самого.

– Я знаю, что есть человек, который правит Англией, есть советник королевы, и это Сесил. Я знаю, что моя и твоя безопасность в том, чтобы он никогда не сомневался в нашей верности королеве и ему.

Я сухо сглатываю. Меня, кажется, сейчас стошнит.

– Мы, старые лорды…

– Петухи на навозной куче, – говорит она с отчетливым выговором дочки фермера, она ведь и есть дочка фермера. – Старые петухи на старой навозной куче.

– Мы, старые лорды, подлинные английские лорды, считаем, что Сесил зарвался. Мы должны быть советниками королевы.

– Подняв Север против нее с оружием? Подняв восстание на востоке с Норфолком во главе? Призывая папистов к восстанию? Разрушая мир и покой в королевстве?

– Нет, нет, – поспешно говорю я. – Это не входило в наши планы. Со мной ни о чем таком не говорили. Мы хотели поставить Сесила на место, сделать его тем, кем он должен быть: мажордомом королевы, а не ее старшим советником, не главой совета при троне. Она должна слушать своего кузена, нас, она должна руководствоваться нашими советами, советами лордов, пэров королевства, данных Богом прирожденных лидеров, тех, кого Господь поставил править…

Бесс в нетерпении топает ногой.

– Ты погубил нас этой глупостью! – бросает она мне резко, словно сверлит. – Богом клянусь, милорд, вы рассудили – хуже не бывает. Вы зарвались. Вы, возможно, и видите различие между поддержкой Говарда и нападением на Сесила, но Сесил его не увидит. Он сплетет эти нити в толстую веревку заговора и повесит вас всех на ней.

– Ты не можешь знать этого наверняка.

Она вскидывает голову.

– Конечно, я знаю. Любой, у кого есть хоть капля ума, это знает! Я знаю его. Я знаю, как он думает. Он – единственный, кто знает, какой должна быть Англия, у кого есть какие-то планы для этой страны. Он единственный, кто думает не о прежних днях, но о том, что будет, кто смотрит вперед, а не назад. Королева слушает его денно и нощно. Как можно быть таким дураком, чтобы подумать, что королева пойдет против него? Она никогда этого не делала! Она никогда не делала ничего против его совета! Она – его творение. Это Сесил правит. Она сидит на троне, но власть у Сесила.

– Именно! – вступаю я. – Его могущество чрезмерно.

– Послушай себя! Да! Подумай! Ты сам это говоришь! Его могущество чрезмерно. То есть он так могуществен, что ты и эти дураки не сможете его скинуть. Даже если объединитесь. И если он подумает, что ты против него, он тебя уничтожит. Он спрядет для королевы длинную пряжу и повесит северных лордов за измену, за подготовку восстания, накажет Норфолка за изменническую помолвку и бросит тебя в Тауэр навеки за то, что ты участвовал и в том, и в другом.

– Я ничего не знал ни о том, ни о другом. Я согласился примкнуть лишь к тем, кто желал умаления Сесила. Я лишь сказал, что я с ними в стремлении сместить Сесила.

– Ты говорил с северными лордами о браке Норфолка с королевой Шотландии? – требует она с такой страстью, с какой жена могла бы заставлять мужа признаться в том, что у него есть тайная любовница. – Когда они гостили у нас в тот вечер? Ты соглашался с ними, что это будет очень хорошо для Норфолка и для всех вас и очень плохо для Сесила? Ты говорил, что было бы хорошо, чтобы она заняла шотландский трон при Норфолке в качестве мужа? Ты соглашался на то, чтобы королеве об этом не сообщали? Ты что-нибудь подобное говорил?

– Да, – сознаюсь я неохотно, как неверный муж. – Да, думаю, я мог что-то такое сказать.

Она швыряет на пол салфетку вместе с ниткой и иглой. Я никогда прежде не видел, чтобы она так небрежно относилась к своей работе.

– Значит, ты нас погубил, – говорит она. – Сесилу не надо превращать все это в один заговор. Это разные нити одного заговора. Ты передавал письма от Норфолка, ты встречался с северными лордами, ты говорил с ними об этом браке, и ты согласился вступить с ними в заговор против советника королевы и против его политики.

– А как я должен был поступить? – от страха я кричу на нее. – Я за Англию! За прежнюю Англию, какой она была раньше! За мою страну, мою прежнюю страну! Мне не нужна Англия Сесила, мне нужна Англия моего отца! Что мне оставалось делать, кроме как свергнуть его?

Лицо ее, когда она поворачивается ко мне, похоже на камень, если камень может быть горек.

– Ты должен был сделать так, чтобы мне и моим владениям ничто не угрожало, – говорит она, и ее голос пресекается. – Я пришла к тебе с солидным состоянием, с огромным состоянием, и оно перешло тебе в браке, все. Жена ничем не может владеть на свое имя. Жена должна доверить мужу свое богатство. Я доверила свое тебе. Когда мы поженились, вся моя собственность стала твоей, ты давал мне лишь содержание как жене. Я доверила тебе свое богатство, свои дома, свои земли, свое дело. Я отдала их тебе, чтобы ты сберег их для меня и моих детей. Это все, о чем я тебя просила. Сберечь меня и мое богатство. Я – женщина, которая сама себя сделала. Ты обещал, что ты сбережешь мои владения.