И его забота была ей приятна. Она ему безгранично верила, рассказывала все без утайки, делилась с ним всеми своими радостями и печалями. Она рассказала ему о своем детстве, о ревности к отцу из-за Крессиды и своих обидах на сестру. Она даже рассказала ему о своем щенке, о котором и сейчас, спустя столько лет, она вспоминала со слезами на глазах.

- У меня тоже когда-то был щенок, - сказал он, вытирая ей слезы, - но мой отец выбросил его, пока я был в школе. Я тогда чуть не покончил с собой.

Она не могла им насытиться и подчинила ему всю свою жизнь. Она забросила работу, друзей, махнула рукой на свою внешность. Всегда внимательная к своему виду и одежде, она перестала ходить по магазинам, посещать парикмахерскую. Друзья заметили происшедшую в ней перемену и забросали вопросами, намекая на таинственного любовника, но она лишь улыбалась в ответ, с ужасом думая, что будет, когда кто-нибудь откроет ее тайну. Она так завладела Тео, что он, по его словам, тоже забросил все свои дела.

- Я люблю тебя, - признался он как-то вечером, когда они, взявшись за руки, наблюдали, как солнце садится в Мексиканский залив. - Я люблю тебя так, как никого не любил со дня смерти Дидре. Ты заполнила все мое существо, Гарриет. Я сам себя не узнаю.

- И я живу только тобой, и это навсегда.

Но случилось иначе. Они начали ссориться, недовольные собой и друг другом. Они скучали, когда не виделись, но стоило им встретиться, как ссоры начинались снова.

Он ревновал ее к настоящему, к ее молодости и к ее друзьям. Она ревновала его к прошлому, к его многочисленным женам и связям.

- Как же я могу не ревновать, зная твое прошлое, твои многочисленные увлечения? - выкрикивала она, плача, когда он долгое время отсутствовал, или не звонил, или не был в том месте, где обещал быть.

- Господи, Гарриет, я же люблю тебя. Мне даже и в голову не приходило изменять тебе.

Или:

- Ради всего святого, перестань ревновать. Это я ревную тебя. Ты молода, красива, мне так и чудится, что ты занимаешься любовью с каким-нибудь юным шалопаем.

И она кричала в ответ:

- Но, Тео, как я могу с кем-то спать, если я люблю только тебя!

Они мирились, решали, что в самое ближайшее время расскажут всем о своей любви, но шли дни, а они все откладывали, боясь показаться смешными, навлечь на себя гнев близких людей, и все оставалось по-прежнему. Страх всегда пересиливал любовь.

- Ну хорошо, - сказал он как-то вечером, когда, вернувшись в его квартиру, они снова ругались, после того как не нашли в себе мужества рассказать обо всем Манго, Крессиде, Джеймсу и Мэгги за обедом в доме Форрестов. - Ну, хорошо, я трус и слабак, пусть так, но ведь и ты хороша, Гарриет! Ты вела себя не лучше. Так что мы оба виноваты.

- Да, я знаю, знаю, - сказала она, рыдая. - Не понимаю, почему мне так трудно это сделать. Мне очень жаль, но я не могу пересилить себя.

- Ну, вот видишь, - сказал он, вытирая ладонью ее слезы. - В этом есть что-то позорное, какое-то кровосмешение.

- Да, - согласилась она, - это ужасно.

- Все дело в том, что мы все время думаем об этом. Нам надо постараться не думать. Что позорного в том, что я люблю тебя, а я люблю тебя очень сильно.

- Я тоже тебя очень люблю.

- Возможно, нам стоит пожениться, - внезапно предложил он, и она посмотрела на него полными ужаса глазами.

- Вот это действительно будет ужасно, - сказала она.

- Мне никто никогда не отказывал, - сказал он, стараясь свести все к шутке, - ты первая. - Он с улыбкой взглянул на нее и внезапно понял, что она говорит серьезно. - Почему? - спросил он. - Что же тут ужасного?

- Мне противно быть пятой миссис Баган, - сказала она с отвращением.

- Но, ради Бога, почему?

- Потому что я… я вообще не хочу быть чьей-либо женой, а уж тем более твоей.

- Что за глупости ты говоришь?

- Я говорю правду.

- Мне казалось, что ты любишь меня.

- Я люблю тебя, но не хочу быть твоей женой.

- Но, черт возьми, почему?

- Потому что это абсурдно. В этом есть что-то неприличное.

- Ну ты даешь, - сказал он и ушел, хлопнув дверью. Он долгое время не появлялся и не звонил ей.

Она отлично понимала, что оскорбила его, но ничего не могла с собой поделать. Быть женой Тео казалось ей менее достойным, чем быть просто его любовницей. Когда она, наконец, дозвонилась до него и он согласился ее выслушать, она сообщила ему, что по-прежнему любит его и готова жить с ним.

- Но, Тео, - сказала она, - ты так обесценил брак, что быть твоей женой я считаю для себя позором. Давай будем жить как две независимые личности.

- Покорно благодарю, - ответил он и повесил трубку.

Их еще долго тянуло друг к другу, и временами они встречались, но каждая встреча заканчивалась новой ссорой. Задетый за живое отказом Гарриет выйти за него замуж, Тео снова и снова с непостижимым упорством предлагал ей стать его женой, и вскоре это превратилось у него в навязчивую идею. Она, в свою очередь, предлагала ему просто жить вместе, но он не хотел даже слушать об этом.

- Если перспектива стать моей женой тебе так противна, - говорил он, - то, значит, тебе противен и я сам.

И сколько она ни пыталась разубедить его в этом, он стоял на своем.

Их отношения, сейчас такие хрупкие и болезненные, зашли в тупик, и они решили расстаться, как ни трудно им это было. Для них разрыв и горе, причиненное им, были лучшим выходом из положения, чем страх показаться смешными.

- Это ужасно, ужасно, - рыдая, повторяла Гарриет, - я не вынесу этого.

И он:

- То же самое ты мне говорила, когда я впервые признался тебе в любви.

- Да, да, я помню, - отвечала она между всхлипами. - Ничего хорошего из нашей любви не вышло.

- Да, ничего, - отвечал он.

Прошло много времени, прежде чем Гарриет начала понемногу успокаиваться, и вдруг, как гром среди ясного неба: Тео собирается жениться на Саше. Потрясение было ужасным: она перестала спать, осунулась и похудела. Она боялась встречи с ним. Когда они впервые встретились после долгой разлуки, она думала, что умрет.

- Теперь я понимаю, - сказала она Тилли, которая одна знала о ее любви, - как люди доходят до убийства. Если бы мне представилась возможность, я бы убила сначала его, а затем и ее.

Тилли попыталась напомнить ей, что она сама во всем виновата, отказавшись выйти за Тео замуж.

- Я знаю, знаю, - отвечала Гарриет, - но он мог бы не жениться на этой пустышке, ведь прошло даже меньше года.

- Может, он еще в большем отчаянии, чем ты, - заметила Тилли. - Кстати, о пустышке, а как в таком случае называют мужчину?

- Пустыш, - ответила Гарриет и разразилась громким хохотом, перешедшим в истерику. Но слова Тилли все-таки подействовали на нее успокаивающе…

Она решила поискать отца и Сюзи и угостить их чаем, которого они так жаждали. Наверняка они где-то у дома. Поставив на поднос две кружки с чаем, она вышла во двор через задний ход, но их там не было. Не было их и в саду, и на теннисном корте. Значит, они пошли к мостику, который был излюбленным местом не только одной Крессиды. Она толкнула маленькую калитку и вышла в поле. Мысли о Тео и Крессиде, о работе настолько завладели ею, что она забыла, куда и зачем идет. Незаметно для себя она оказалась у моста. И вдруг заметила их, сидящих на скамейке, тесно прижавшихся друг к другу, голова Сюзи на плече отца, руки сцеплены, глаза смотрят вдаль - так могут сидеть только очень близкие люди. Здесь не могло быть никакой ошибки - поза говорила сама за себя. Так могут сидеть женатые люди, хотя она никогда не видела, чтобы ее родители когда-нибудь сидели вот так. Не сидела так и сама Сюзи со своим мужем Алистером - так, легкое объятие, не более. Они, должно быть, почувствовали ее присутствие, потому что оба сразу повернули головы и посмотрели на нее.

На лице Сюзи было написано удивление, смешанное со страхом, и Гарриет вспомнила слова Тео, сказанные им в первый вечер в ресторане: «Твой отец здравомыслящий человек», и слова Сюзи: «Я хорошо умею хранить секреты» - и с внезапным озарением она вспомнила, что часто ловила счастливые взгляды, которыми они обменивались друг с другом; поняла она и странное поведение своей матери, и постоянное внимание к ней со стороны отца. Все это моментально пронеслось у нее в голове, и многое встало на свои места.