Трудно себе представить состояние Арсена. Все случилось так внезапно, несчастья лавиной обрушились на него. Мужчина внешне сохранял лицо, однако изнутри он был разрушен. Весь его мир лежал в развалинах, но Дина была рядом, она помогала не свихнуться окончательно. И еще, как ни странно, протокольные обязанности. Надо было срочно вызвать братьев, оповестить всех, позаботиться о тысяче мелочей, чтобы соблюсти все, что в таких случаях положено. Это помогало держаться, помогало задавить, задвинуть куда-то внутрь свое горе. Не чувствовать.
Мать оставила предсмертную записку. А он так и не смог заставить себя ее прочитать. Отдал Дине. Та, пока читала, менялась в лице. Потом без слов отдала записку мужу. Пришлось все-таки прочесть. Мать, за всю жизнь не назвавшая внучку по имени, завещала Веронике все свои драгоценности и просила передать…
Дальше он читать действительно не смог.
Инга до последнего не хотела сообщать Наташе новости. Но дальше тянуть было невозможно. Хотели они этого, или не хотели, а оставались Гамовым родственниками. Ближе к ночи все-таки позвонила.
Новости и впрямь были из ряда вон выходящие.
Наташа почему-то сильно расстроилась, хотя, казалось бы…
Покойные свекор и свекровь ей столько горя и обид принесли. Особенно свекровь. Ей бы проклянуть ее да плюнуть на могилу. Но этой внезапной и трагической смертью все стерлось. Будто не было обид. Осталось какое-то странное чувство вины, которому и взяться-то ниоткуда. Будто могла она им всем счастье дать, но не дала.
Позвонила Веронике, та скинула ей снимки прощальных писем Гамова старшего. Наташа сначала крепилась, а потом ушла в ванную и горько расплакалась. Денис ходил под дверью, нервничал. Знал он уже наизусть все ее состояния, опять что-то задумала. Уверен был, что ему это не понравится. И точно.
Вышла, глаза красные. Первым порывом было обнять, утешить. Наташа прижалась к нему, зашептала в грудь:
— Нам придется вернуться. Похороны… — она всхлипнула и прижалась теснее. — По другому не получится…
Денису чуть дурно не стало, когда он услышал, что им предстоит возвращаться и участвовать в похоронах. Выскочил во двор. Курить. Хоть и не курил уже несколько лет. Ему вдруг показалось, что не отпустит их это проклятое болото, затянет, засосет.
Нет! Черта с два!
Он со злостью пнул колесо своей аудюхи. Надо было ехать с утра, как и собирался!
Потом заставил себя успокоиться, понимая, что выехали бы они утром, и кошмар, приснившийся во сне, стал реальностью. Одно в этой ситуации радовало — машинка его новенькая стоит, блестит синими боками, целенькая, не битая. Улыбнулся бледной улыбкой сквозь мрачные мысли. Вспомнилась ему опять та цыганка, что судьбу нагадала.
Намучаешься…
Но если уж судьбе за счастье мучением платить надо, он заплатит эту цену.
Вернулся в номер. Бледная Наташка молча сидела на застеленной кровати, взглянула на него затравленно. Он мужик, ему принимать решение. Будь оно все…
Словно ножом по своей душе — сказал негромко:
— Я предлагаю сейчас выехать. Все равно спать после того, что узнали, не сможем. Да и спали весь день…
Скользнул взглядом по комнате, по постели, где они любили друг друга. Из их маленькой вселенной комната вдруг снова превратилась в безликий номер мотеля. Отвернулся.
Наташка бросилась к нему, обняла со спины.
— Денис, спасибо тебе, что понимаешь… Господи… как же я люблю тебя…
Вздохнул резко, обернулся. Погладил ее по волосам, целуя тихонько в макушку. Правду говорят, что от стресса волосы растут быстрее, потому что светлые корешки у нее отросли еще на миллиметр и теперь стали хорошо заметны. Не надо ей краситься…
— Все хорошо, — сказал. — Не переживай. Надо так надо.
Она любила его, Денис знал это. И все-таки. Все-таки. Он так не хотел ехать туда. Прошлое возвращалось снова и снова, безжалостно пытаясь отнять у него его счастье.
По дороге домой опять все больше молчали. Наташа была подавлена, а Денис закрылся, смотрел на дорогу и старался не думать о том, что его ждет на месте. К Жоре приехали уже ночью. Встретили их как обычно: шумно и любвеобильно. Наташа сразу ушла спать к Веронике, а Денису Жора сказал, слегка кривясь и разводя руки:
— Прости брат, но пока не поженитесь, придется спать в разных спальнях. Традиция.
Денис спорить не стал. Тем более что ему отчаянно хотелось выпить. Мужики собрались в кухне, оказалось, что выпить хотелось не только ему. Под водочку развязались языки. Пытались его подкалывать, да видно такое лицо у Дениса было, что даже самые говорливые приколисты примолкли. Посидели немного, да и разошлись.
На следующий день у Гамовых дома была панихида. Собралось, наверное, все городское население. Люди шли и шли выражать соболезнование, а выйдя немедленно начинали обсуждать последнюю, самую горячую сплетню. Но люди всего лишь люди, их можно понять. Да и было, чего обсуждать.
В доме Арсена Гамова впервые видели его дочь, а в зале с покойными двух его жен, настоящую и бывшую. Как тут не разорваться бомбе общественного мнения?!
Денис почти не заходил внутрь. Все время курил снаружи. Не мог отделаться от грызущей боли в груди, имя которой ревность. Все потому, что в какой-то момент увидел рядом с Наташей и Вероникой Арсена Гамова. И в тот момент они смотрелись семьей!
Семьей! Черт побери!
Но что бы Денис не чувствовал, а Арсену Гамову пришлось тяжелее. И вместе с тем стало легче. Будто какие-то оковы, державшие его в плену столько лет, рухнули. Грешно, конечно, говорить такое о смерти родителей, но с горем пришло и освобождение.
Его жизнь начала постепенно приходить в порядок. Лишившись того странного, ущербного подобия семьи, что у него было до сих пор, мужчина приобрел семью настоящую. Приобрел верного друга в лице жены, смог наладить отношения с дочкой. Дина была рада, что девочка, наконец, познакомилась с братьями, честно говоря, она на многое готова была пойти, лишь бы в ее доме поселилось счастье. Арсен не мог это не оценить.
Думал ли он о Наташе? Вернее было бы сказать, что он думал о Наташе.
Думал. Но…
Тот другой мужчина, которому она принадлежит теперь, уже не вызывал в нем жгучей ревности, только тихую грусть.
«Отпуская, отпусти»
А черный шарф тот он оставил себе. Как воспоминание.
Удивительно, как быстро поменялись роли. Еще пару дней назад Денис вызывал в Арсене такую же черную, дикую ревность. А теперь вот сам… Но Денис терпел.
Терпел, понимая, как важна для всех них традиция, они же живут этим.
А терпеть предстояло еще несколько дней.
Кошмар. Он же просто рехнется за эти несколько дней…
Вечером, когда все собрались у Жоры дома, Инга не выдержала. Сначала они шушукались с Вероникой, потом Инга заговорила о том, что ее в тот момент беспокоило больше всего.
— Вы жениться будете? — и смотрит то на Наташу, то на Дениса.
Наташа взглянула на нее удивленно, ответил Денис:
— Будем, — и тон у него был сухой и жесткий, не зря весь день нервами изводился.
— Да?! Отлично! — воскликнула она. — Потому что мне уже все мозги достали звонками, когда да когда! Ну, я говорю пока никак, пока похороны не состоятся…
— Постой-постой, — не понял Денис, — ты сейчас о чем?
— Как о чем?! Я что ли зря среди ночи всех священников и ЗАГСовских служащих отсюда до Ставрополя перебудила? Вы что хотите, чтобы меня брехуньей обозвали?
— О, — вмешался Жора. — Как можно, дорогая? Обозвать тебя брехуньей? Этого ни за что нельзя допустить!
— Иди к черту! — напустилась она на него с кулаками.
Какое-то время они шутливо дрались, а потом Инга затихла в Жоркиных руках, настороженно вглядываясь в лица Дениса и Наташи:
— Ну что?
И столько ожидания было в ее круглых от усердия зеленых глазах, что Денис не выдержал, рассмеялся. Вообще-то, он настроился забрать Наташу, поехать домой и там уже готовиться к свадьбе, но если так… Пусть оно идет, как идет.
— Ты как? — спросил Наташу.
— А это удобно? — проговорила та неуверенно оглядывая всех.
— Пффф… — фыркнула «маленькая свекруха» Вероника. — Я, как представитель семейства Гамовых, даю свое полное благословение. Да и покойный мой дед был бы за, а уж бабка-то двумя руками!