Он вошел в прачечную. Там было почти пусто — только в дальнем углу сидела девушка, с которой он вроде бы учился в одной школе. Рядом стояла коляска с крупным лысым младенцем, сосущим большую розовую соску. Джордж постоял немного в нерешительности, потом решил, что из-за новой стрижки его наверняка не узнают, и выбрал самую дальнюю от знакомой девушки машину, потому что сказать ему было решительно нечего. Разве что с ужасом вопросить: «Он твой?!»
На машинах висел и наклейки с запретами: «Не перегружайте бак, не засыпайте слишком много порошка, не стирайте чересчур крупные вещи (например, постельные покрывала), не забывайте белье в баке, не грубите другим клиентам». Джордж сложил свои вещи и взятую у товарища поварскую форму в бак. «Выберите программу, — гласила надпись неровным почерком, — а потом насыпайте порошок. Автомат принимает только монеты». Джордж порылся в кармане и выудил несколько медных монет, фунт, мятую пятерку, жетон для игрового автомата и пустую пачку из-под сигарет, на которой он записал чей-то телефонный номер.
— У вас есть мелочь? — спросил он у девушки.
Та оторвалась от журнала.
— Привет, Джордж.
Он улыбнулся:
— Твой ребенок?
— Ага. Помнишь Колина? Колина Вивера? Мы живем с его мамой. Он хочет открыть пивоварню. А это, — без особого интереса добавила девушка, — Эмма.
— Ничего себе!
— Мы ее вообще-то не планировали. Ты учишься?
— Да. Вот решил не тащить стирку домой, — ответил Джордж.
— Часто вижу твоего брата, Адама. Он с моей сестрой в одном классе.
Ему не хотелось говорить об Адаме. Младший братишка злорадно рассмеется, когда узнает, что Джордж ненавидит гостиничное дело. «Ты ненормальный, — заявил он перед отъездом Джорджа в Бирмингем. — Просто псих. Отели!.. Тебя еще не тошнит от отелей?!»
— Пятерку не разменяешь?
Девушка покачала головой:
— У меня ни гроша. Жду здесь Колина. Я без него домой не хожу — терпеть не могу эту старую корову.
— Вы женаты?
Она снова раскрыла журнал и ухмыльнулась:
— Шутишь?
Джордж вышел на улицу разменять деньги в газетном киоске, где Адам покупал музыкальные журналы, а он — сигареты, которые тайком и со злостью курил в окошко спальни. Не то чтобы родители запрещали ему курить, просто Хилари, учуяв табачный дым, одаривала сына таким презрительным взглядом, что ему становилось не по себе.
Возле газетного киоска Джордж столкнулся с Софи Бедфорд. Она была бледная, почти прозрачная, и, увидев его, задрожала, как будто вот-вот расплачется или упадет в обморок.
— Джордж…
Он ее обнял. По идее Софи должна была дружить с Адамом — ровесники все-таки, но Джордж ее заботливо опекал, а Гас беззаветно любил. «Гас, — однажды сказала Хилари, — всю свою жизнь любит Софи».
— Рад тебя видеть.
Она кивнула. На ней были потертые джинсы и огромная футболка с растянутым воротником; волосы заплетены в какую-то сложную косу.
— Не знала, что ты приедешь.
— Я только на выходные. Решил сначала постираться. — Он ухмыльнулся. — Это такой дипломатический ход. Я к Скиннеру, пятерку разменять.
— У меня есть мелочь, — сказала Софи. — Я тебе одолжу. — Она стала копошиться в соломенной сумке с кожаной ручкой, которая висела у нее на плече. — Я с тобой пойду.
— Необязательно, — мягко ответил Джордж.
— Обязательно…
Он уставился на нее.
— Соф! Ты чего?
Она протянула ему матерчатый кошелек бордового цвета:
— Вот держи.
Джордж взял ее за руку:
— Что такое?
— Надо поговорить. — Рука у нее была тонкая, как прутик. — Я все тебе расскажу. Пока белье стирается.
Девушка с коляской уже ушла. На пластиковом оранжевом стуле остался журнал — «Невыдуманные истории любви». Джордж усадил Софи, засыпал порошок и запустил машину. Барабан завертелся.
— Хочешь, выпьем кофе?
— Лучше тут посидим. Здесь… никого нет.
Джордж наклонился поближе к ней:
— Ну, что случилось?
Софи стала теребить кончик косы.
— Когда ты придешь домой, там будет моя мать…
— Ну… и что?
— Она не в гости пришла. Она у вас живет. Иногда дома, а иногда у вас. Когда она приходит домой, я тоже прихожу. А так живу у бабушки.
— Софи…
— Папа от нас ушел, — сказала она, выкручивая косичку. — Ушел. Три недели назад. Забрал ровно половину вещей и переехал в Лондон.
— Господи… — Джордж обхватил голову руками.
— Бабушка говорит, последняя ссора его добила. А папа сказал, что мать изменилась и что рано или поздно они друг друга убьют. Любовницы у него нет. Просто он больше не может с нами жить. Даже ради меня.
Софи выглядела так, словно уже выплакала все слезы. Как исписанный листок или выцветшая тряпка.
— Ужасно жаль…
— Гас все дарит мне цветы, как будто папа умер. А я даже не знаю, куда их ставить. Где мой дом?..
Стиральная машина громко завыла, начав отжимать.
— Мы с мамой на прошлой неделе созванивались, но она ничего не сказала.
— Наверное, ей Джина запретила. Я слышала, как они ругаются. Она не хотела, чтобы Хилари или вообще кто-то звонил папе. До сих пор не верит в случившееся и делает вид, будто ничего не произошло. Говорит, что скоро этот кошмарный сон закончится… Твоя семья так добра… даже Адам. — Софи едва заметно улыбнулась. — Если бы она выпила все бренди, что он ей приносит, точно окосела бы.
Джордж сел на корточки перед Софи и взял ее дрожащие руки в свои.
— Мне так жаль… Я даже не знаю, что сказать, я просто в ужасе. Бедная, бедная Софи…
— Выходит, я пополнила статистику. Еще один развод, еще одна разбитая семья… Никогда бы не подумала, что такое может случиться. Они всю жизнь кричали и ссорились… — Она высвободила руки и снова взялась за косу. Джордж заметил, как сильно она обгрызла ногти. — Я бы все отдала, чтобы снова услышать их крики… Все!
Машина лязгнула напоследок, барабан еще немного покрутился и замер. Джордж открыл крышку.
— Пойдешь со мной? — вдруг спросила Софи.
— Конечно. Куда?
— Ко мне. Покажу тебе дом. Не хочу идти туда одна…
Джордж стал запихивать мокрое белье в пакет. Софи всякий раз просила кого-нибудь пойти с ней в темную комнату, в туалет или в школьный поход. «Одной страшно», — говорила она. «Ну что вы встали? — злилась Хилари, если никто не вызывался. — Бессердечные! Бедняжка и так всегда одна, имейте совесть!»
Джордж повернулся к Софи. Она умоляюще смотрела на него.
— Конечно, пойдем.
В Хай-Плейс было тихо, как в церкви. Софи открыла стеклянную дверь, ведущую на кухню, и они вошли внутрь. На кухне было непривычно чисто, словно напоказ. Только вместо посудомоечной машины дыра. И зачем Фергус ее забрал? Можно забрать столы, стулья, картины, любимые вещи, но машину?! Это все равно что запасные лампочки взять. Или туалетную бумагу. Холодный, нарочито расчетливый поступок.
— Ты когда тут последний раз ела? — спросил Джордж.
Софи взяла горшок с геранью и понесла к раковине.
— Сто лет назад. Мы с мамой покупаем еду в кафе, но она все равно почти не ест.
— А где твой попугайчик?
Софи пустила воду в горшок.
— У бабушки. Ему там нравится — Ви с ним целый день болтает. Посмотри другие комнаты. Увидишь, что я имела в виду.
Джордж вышел из кухни в темный коридор, заглянул в гостиную. Софи шла следом: ей хотелось, чтобы он непременно проникся ее чувствами.
— Смотри.
Гостиная выглядела неуклюже. Мебели было мало, и она стояла под странными углами; шторы сняты; на стене большое светлое пятно, лампы прямо на полу.
— Он забрал диван, — сказала Софи. — Несколько столиков, шкафов и картину Руанского собора. Мать не разрешила заполнить пустые места. Хочет, чтобы все так и оставалось.
— Почему ты называешь Джину матерью?
— Она моя мать.
— Раньше ты называла ее мамой.
— Сейчас не хочется, — осторожно ответила Софи.
Джордж шагнул ко входу в гостиную. Комната словно была полна боли и гнева.
— Такое ощущение, — сказала Софи, — что дом разрушила бомба.
Он прислонился к косяку.
— Ты с отцом виделась?
— Нет.
— Почему?
— Не могу пока. Из-за мамы. Она совсем беспомощная.