Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги

— А дочь не может быть вам другом?

Женщина рассматривала свои ладони. Ее нижняя губа немного дрожала.

— Моя дочь целиком принадлежит другим.

Если в начале разговора Саше нужно было установить с женщиной эмоциональный контакт, чтобы получить материал для программы, то теперь ей было нужно деликатно из этого разговора выйти. Она надеялась на телефонный звонок Гидеона и на то, что он отвезет ее в отель. Она предприняла первый шаг.

— Мне действительно, пора идти, — сказала она, глядя на часы.

Елена Вилленев в ужасе всплеснула руками.

— Но я вчера жарила телятину, — пробормотала она, а потом почти выкрикнула властным тоном:

— Не пропадать же ей! Вы останетесь? Прошу вас!

— Конечно, я останусь, — сказала Саша после тягостных колебаний.

Секундой позже зазвонил телефон. Было ровно полшестого.

Перчатки для автомобиля. Гидеон дал ей кое-какие варианты. Расклад был следующим. Если он ездил за ними домой, то это будет означать, что у него есть дом и телефон. Что, в свою очередь, будет для Саши хорошим предлогом узнать его адрес и номер телефона. Если она, конечно, станет настаивать. Или, может быть, он вообще не ездил домой. Может быть, он хранит перчатки в машине, и у него вообще нет дома. Как там Елена Вилленев характеризовала своего зятя? Политический скиталец. Вот-вот. Может быть, Гидеон политический скиталец, и именно поэтому он не рассказывает о себе больше, чем следует. Ничего конкретного. Обилие простых предложений — о погибшей семье, уехавших женах и нерожденных детях. Однако вернемся к этим самым перчаткам. Здесь, безусловно, были зацепки. Длительное путешествие? Может быть, Нормандия. Может быть, прогулка вдоль Сены. А может быть, он просто хочет ее придушить?

Саша быстрыми шагами вышла из двора дома № 6-бис по авеню де Шоссе, еще не остывшая после интервью и возбужденная ожиданием встречи с Гидеоном. А вот и он — сидит в черном «порше», припаркованном сразу перед домом… Черный «порш». Она сразу отметила про себя цвет и марку и удивилась, куда же подевался черный «рено», — да еще цвет: что за пристрастие к черному?! Глупо, тут же одернула она себя. Разве черный цвет — какой-то особенный, разве существуют какие-то правила, чтобы служащий «рено» не садился за руль автомобиля другой марки?.. Она сошла с тротуара и заглянула в окно машины. Его глаза были закрыты. Впрочем, это обстоятельство не делало его черты менее привлекательными. Открыв дверь, она услышала музыку Альбиони.

— Хай, — тихо сказала она.

И в этот момент увидела их. Перчатки для автомобиля.

— Саша!

Он сразу подтянулся. Его глаза засветились вниманием. Он вылез из автомобиля и через секунду уже стоял около нее. Поцелуй в щеку и… захват. Вот единственное слово, которое приходит на ум, чтобы обозначить то, как он мгновенно притянул ее к себе и сжал в объятиях. Настоящий захват. Она увидела в его глазах восхищение, даже больше, чем восхищение. Это было вожделение.

— Как ты хороша, — сказал он, прижимая ее к себе.

Он весь был словно туго натянутая струна. Но через секунду он уже отпустил ее.

— Садись. Я приготовил тебе сюрприз.

— Вот этот? — спросила она, показав глазами на «порше».

Он никак не отреагировал.

— Автомобиль? — повторила она.

Он слегка пожал плечами.

— Нет, кое-что получше. Садись.

Он распахнул перед ней дверь, подождал, пока она усядется, потом поставил ей в ноги ее матерчатую сумку. А когда сам сел в машину, то уже не терял времени. Сняв перчатки, он потянулся к ней, поцеловал, нежно покусывая и лаская ее губы языком, словно пробовал ее на вкус. Его рука оказалась у нее под свитером, приподняла лифчик и нашла ее груди. Все зашло так далеко, что она и сама уже едва помнила себя. Боже, подумала она, когда спешила к нему навстречу, то меньше всего предполагала, что первая их близость будет на переднем сиденье спортивного авто.

— Гидеон, — слабо запротестовала она, почувствовав, что он добрался до ягодиц.

Он возбужденно дышал. Впрочем, так же, как и она.

— Не здесь.

— А разве не в машинах милые американские девочки учились трахаться?

Его язык скользил по ее шее. Она медленно и отрицательно покачала головой. Ее ладони лежали у него на груди. Волосы упали на глаза.

— Я думала, что в твоих перчатках можно не только водить автомобиль, — сказала она.

В его взгляде одновременно отразились удивление и восхищение, а она почувствовала себя стопроцентной шлюхой.

Пауза длилась лишь до того момента, пока она не почувствовала его язык на своей груди.

— Не здесь, — прошептала она.

На его лице появилось выражение озабоченности.

— Отвези меня домой, — тихо добавила она.

— С огромным удовольствием.

Животное! Он сказал это таким тоном, как будто инициатива исходила исключительно от нее.

Временное пристанище — таким было ее первое впечатление от квартиры. Сюда забросили только самое необходимое. Спартанская обстановочка. Нимало не побеспокоились о сочетании цветов, оформлении, всяком-разном дизайне. Словом, обстановочка, какая бывает после скандала, развода, описи имущества или бегства от политических респрессий. Такое впечатление, что все собрано в дикой спешке, и только то, без чего нельзя обойтись… Саша бродила по комнатам, пока Гидеон возился на кухне.

Корзинка с бутылками лафита 1982 года. Недурственно. Приличное бургундское. Компакт-диск, снова Альбиони. Книги, сложенные прямо на полу. В основном, французские авторы. Экземпляр «Констанции и других рассказов для девственниц». Увлечение или давняя привязанность? — подумала Саша, недоумевая. Хрестоматийные Байрон, Чосер и Шекспир. Ничего оригинального.

Кушеточка — приспособление для релаксации, подумала она. Просторная такая кушеточка, мягонькая, замшевая — занимает полгостиной. Окна от пола до потолка. Декоративные балкончики. Коричневые вельветовые шторы. Низкий стеклянный столик. На нем — печенье, толстая свеча и громадная мраморная пепельница, полная сигаретных окурков.

А вот и постель. В соседней комнате. Настоящая жесткая армейская койка, идеально заправленная. Одеяло разглажено, туго подвернуто по краям. Мужественный коричнево-бежевый цвет. Подушка, естественно, в тон. Платяной шкаф. Никаких фотографий. Нет — прошлой жизни, нет — воспоминаниям. Щетка, расческа, карманная фляжка. Саша отвинтила крышку и понюхала: бренди!

Ванная комната, как она и думала, самая обычная. Ничего, что напоминало бы о недавних гостях, никаких следов женщин — шампуней, кремов, косметики, тампаксов или дезодорантов. Только бритва, зубная щетка — в единственном экземпляре, мыло, одеколон. Она плеснула из бутылочку себе на ладонь, узнала его запах. Потрогала влажное полотенце, висевшее на крючке, и, поглубже вздохнув, отправилась на кухню — туда, где был он.

Кухня была также ничем не примечательна. За исключением, конечно, того, что здесь находился он. Он был занят тем, что сооружал нечто похожее на ужин. Она же подумала, а так ли уж ей хочется есть? Не лучше ли им сесть? Или сразу же лечь?..

Кофеварка, кофемолка, соковыжималка рядком выстроились на кухонном столике. Ножи, тарелки, чашки сушатся на решетке около раковины. Диковинная сковорода для рыбы стоит на плите. На большом деревянном подносе Гидеон расставлял всего понемногу: сыр, бисквиты, фрукты; здесь стояло также серебряное ведерко, в котором охлаждалась бутылка вина. С удивлением Саша разглядела выгравированные инициалы — словно из прошлой эпохи, — единственное в доме, что указывало на личную принадлежность. Может быть, инициалы его матери. Может быть, одной из двух жен. А может быть, они сохранились еще с его детских лет. И кто отважится предположить, что у него был собственный ребенок?

— Проголодалась? — спросил он, доставая из небольшой стеклянной вазочки шоколадные фигурки и помещая их на поднос для полноты картины.

Она заметила, что его указательный палец испачкан шоколадом. Он кивнул ей, предлагая для начала отведать блюдо из рыбы.

Почти бессознательно она подняла его руку и взяла его палец себе в рот, пробегая по нему языком вверх и вниз. Она хотела чего-то большего, чем узнать его вкус. Она сжимала его кисть и прижималась губами к его ладони. Он же гладил ее шею.