Сделав несколько звонков, взял папку с документами, выключил компьютер. Мельком взглянул в окно на Невский и вышел из кабинета. Подойдя к стойке, посмотрел на Романову.
— Дай ручку и бумагу.
Она послушно протянула мне то, что я попросил. Набросав неровным почерком адрес сервиса и стоимость ремонта ее машины, я протянул квадратный листок для заметок ей, коротко кивнул и пошел к лифту.
До отделения добирался почти полтора часа — спасибо пробкам. Я итак был на взводе из-за идиотов-градостроителей, благодаря которым некоторые улочки были узкими; и дебилов-водителей, которым лучше бы на метро ездить, так еще и дежурный целых семь минут не мог понять, кто я и по чью душу пришел.
— Стариков, меняйте штат. У вас в дежурке одни идиоты сидят, — выпалил, едва вошел в кабинет бывшего коллеги.
— Но-но, Агеев. Ты полегче, нормальные у нас ребята. Зеленые просто, — тот рассмеялся и встал со стула, протягивая мне руку.
Я пожал ее и плюхнулся в кресло, а потом уставился на кофеварку, что стояла на тумбочке у дальней стены. Стариков уловил мою мысль и направился к аппарату. Через две минуты тот тихонько зашипел и начал по капле выдавать черный кофе.
— Вот видишь, — я невольно усмехнулся, глядя на его действия, — Поэтому я не хочу возвращаться.
Андрей снова захохотал, и сквозь смех изрек:
— Да, кофе Илоночки — это что-то. Я тебя понимаю.
Вот почему ее все называют уменьшительно-ласкательным? Один я что ли вижу монстра за миловидным личиком?
Поглядев отчет и сверив бумаги, мы с Андрюхой выпили по кружке бодрящего, а затем я отправился восвояси. Стариков никогда не заострял внимание на том, что я не могу находиться в отделении больше пятнадцати-двадцати минут и всегда быстро ретируюсь.
Не люблю эти голубые стены, этот большой Т-образный стол, покрытый темным лаком, словно из прошлого века (впрочем, так оно и есть), портрет с тем-самым, который глядит на тебя тяжелым взглядом со стены. Мне даже кажется, что он следит за тобой, когда ты перемещаешься по помещению.
Жуть, в общем.
Я с содроганием вспоминаю работу в убойном. Постоянное ощущение беспомощности; того, что у тебя связаны руки. Желание изменить ситуацию, исправить ее и помочь людям, которое смешивается с дерьмом, едва ты сталкиваешься с реальностью. Даже в Чечне было легче. Война была простой и понятной — бей или умри. Взрывай, ломай, разрушай или разрушат и уничтожат тебя. Война была на уровне инстинкта — выживает сильнейший. Просто, как пять копеек.
Но на гражданке… Я видел такие ужасы там, в сорокаградусной жаре. Я видел, как разрывает людей на куски в буквальном смысле, я видел выпотрошенные кишки, изнасилованных женщин и детей — и все это померкло, когда я пришел на службу в милицию. Я думал, что война превращает людей в зверей.
Но я ошибался. Власть и деньги делает людей дикими и беспощадными. Безнаказанность пробуждает в них самое низменное и жестокое. Равнодушие убивает все зачатки человечности и стирает в пыль то, что делает нас людьми.
Именно поэтому я ушел. Мне хватило с лихвой того, что я видел в горячих точках. Видеть то же самое ежедневно в городе, в цивилизации, я не смог. Мне просто хотелось заложить взрывчатку и снести все к чертям собачьим.
Потому что только так я мог бы сделать этот мир хоть чуточку лучше.
Глава 3
Я не помню, как звали этот маленький город
Я не помню в каком это было столетьи
Но я взял тебя в руки, как бедную птицу
Которую ранили глупые дети
Илона, 2009
— Илона, ты можешь дать мне конспекты по бухучету? Пропустил лекцию в понедельник, — натянуто улыбнулся Кирилл, мой одногрупник.
— Да, конечно, — я открыла сумку и принялась перебирать тетради. Отыскав нужную, протянула ее, — Только верни в пятницу, у нас экзамен. Я в принципе запомнила, но все равно.
— Окей. Тебя проводить до остановки?
Мы уже вышли из здания и спускались по бетонным ступенькам. Я отрицательно покачала головой и махнула рукой в сторону.
— Не надо, спасибо.
Кирилл пожал плечами, а я побрела по Московскому проспекту, распутывая наушники. Когда злосчастный провод был свободен, вставила штекер в разъем и включила музыку.
Блики, отражающиеся в стеклах домов, заставляли довольно жмурится и улыбаться встречным прохожим. Решив заправиться кофе, забежала в ближайшее кафе. Пришлось снять перчатку, чтобы стаканчик не выскользнул из рук — пальцы приятно зажгло от тонких картонных стенок. Сделав первый глоток и довольно вздохнув, я пошла вперед, чтобы немного прогуляться, и сесть на автобус через остановку.
Я не услышала, как меня окликнули из подъезжающей рядом машины, и, естественно, испуганно подпрыгнула, когда передо мной, прямо на тротуар въехал черный внедорожник. Попятившись, толкнула кого-то плечом и тут же быстро извинилась, уставившись на машину. Водительская дверь открылась и из нее вышел тот мужчина, который дал мне флешку с фотографиями Ольги. Вздрогнув, решила проигнорировать его, обойдя машину, но он не дал мне этого сделать.
В два больших шага вырастая передо мной, посмотрел на меня разъяренным взглядом и проследил путь тонкого белого провода, запутавшегося в волосах. Глубоко вздохнул и дернул за него.
— Надо поговорить, — скрипнув зубами, сказал мужчина, быстро метнув взгляд из стороны в сторону.
Прохожие что-то недовольно бормотали о бескультурии водителей на иномарках, но проходили мимо, едва им удавалось разглядеть моего собеседника. В принципе, я их понимаю — бритая голова, шрам над глазом, хмурое выражение лица. Бандит, не иначе.
Сглотнув, кивнула и сделала глоток кофе — для успокоения. Потом постаралась изобразить ровный голос и почти спокойно сказала:
— Пошли.
Незнакомец медленно приподнял брови и усмехнулся. От его усмешки меня передернуло, и я невольно отступила на шаг, качая головой:
— Я не сяду к вам в машину.
— Разговор конфиденциальный.
— Я не сяду, — отрезала, обходя его и быстро шагая вперед, туда, где на остановке столпились люди.
— Илона! — крикнул мужчина мне в спину, но я проигнорировала его, продолжая идти на дрожащих ногах, — Илона подожди!
Твердое прикосновение остановило меня — резко крутанулась в воздухе. Стаканчик выскользнул из руки и я, вполне закономерно, обдала бритоголового своим кофе.
— Заебись, — выдохнул он, посмотрев на пятно, растекающееся по рубашке.
— Извините, — пролепетала, не понимая, за что я вообще извиняюсь?
Интуиция подсказала, наверное, что так будет лучше.
— Илона, — он на секунду прикрыл глаза, явно справляясь с раздражением, — Я просто подвезу тебя до дома, и мы поговорим. Здесь много ушей, — полушепотом добавил он, осекаясь.
Я бросила взгляд на мужчину, затем на машину, затем на людей, снующих суда-сюда. На маньяка не похож, да и прохожих слишком много, чтобы действовать так открыто. Хотя, в наше время прохожие скорее всего дадут одинаковые показания: «Ничего не видел, ничего не слышал».
И все же есть в нем что-то такое, что заставило меня молча кивнуть.
— Садись, — он обошел авто и сел за руль, а я задохнулась от возмущения — вот это манеры.
Точнее полное их отсутствие.
— Вы не представились, — сухо сказала, устроившись на сиденье и пристегнув ремень безопасности.
— Тимур.
— Очень приятно, Тимур.
Он поморщился, словно я сказала что-то не то. Завел двигатель и быстро вклинился в поток машин, за что ему посигналили. И, естественно, даже бровью не повел.
— Ты посмотрела флешку? — начал без прелюдий.
— Да.
— И?
— И — что? — фыркнула я, — Это ничего не доказывает. Может быть вы вообще в сговоре с теми… — запнулась и проглотила ком в горле, — Кто украл Олю.
Тимур нахмурился.
— Я не работаю с Ратным. Но за тобой, похоже, — он быстро посмотрел в зеркало заднего вида, — Следят.
Машинально обернувшись, не увидела ничего, кроме прохожих и проезжающих мимо машин.
— Возле твоего дома постоянно стоит тонированный внедорожник. И возле института тоже, но не каждый день. Сегодня не было, поэтому я перехватил тебя.