Ольга Горовая - Дурман

— Давай отвезем тебя, — Виталя подозвал к себе санитара, так и маячившего неподалеку все это время. — И я по нашему делу все расскажу.

Калиненко кивнул, все еще ничего не говоря, и они направились к палате.

Виталий не стал сильно задерживаться. После того, как отчитался Диме, поехал проверять объекты по новой. К прошлой теме они больше не возвращались. А потом — рванул домой. Вроде и говорить об этом не собирался, и обсуждать не хотел, чтобы ей душу не теребить, а просто увидеть жену, обнять — нужно было. Вот хотелось ему к Тане и все тут!

Только, куда там! Умная стала. Или его изучила как свои пять пальцев. Стоило Витале переступить порог дома, Таня тут же принялась внимательно всматриваться в него.

— Что случилось? — потребовала ответа, обняв его с силой, навряд ли уступающей тому, как Виталя жену сжал. — Кому-то хуже стало? Еще что-то стряслось?

Он хмыкнул, дивясь ее догадкам. Покачал головой, уткнувшись носом в макушку. Не мог ею не дышать, прогоняя озноб и вонь, которая забила нос от тяжелых воспоминаний.

— Все нормально, свет мой ясный. Все хорошо. Все идут на поправку. Ничего не случилось. С делами разбираемся, — немного ерничая, но по-доброму, отчитался он, шутливо щелкнув каблуками туфель.

Однако Таня не расслабилась.

— Тогда что? Я же чувствую, что ты напряжен весь, будто на взводе. Все тело словно мелкой дрожью от того, как ты себя сдерживаешь.

Точно изучила. Пропиталась им. Потому и сечет даже то, что Казак спрятать хочет. Хотя ему от этого лучше стало. И в кайф, что она его ощущает, настроена так же на него, как он на нее настроился.

— Нормально все, Тань. Просто Лиза по ходу беременна, как оказалось. Никто в курсе не был, включая ее. Понервничали все немного. Я… — Виталя отклонился и внимательно глянул на жену. — С Димкой потолковал чуток, чтоб не давил сильно на нее. Помягче был.

А Таня в лице поменялась.

— Так с ней нормально все? С ребенком? — точно занервничала. Начала переживать так, что и сама сжалась вся.

— Нормально. И с ней, и с дитем, как я понял, — Виталя мягко прошелся по плечам жены, растирая. — Оба здоровы и не пострадали.

— Хорошо. — Таня выдохнула. Прижалась лбом к его щеке. Глубоко вдохнула. — Это очень хорошо, — расслабилась и снова крепко его обняла.

— Угу, — согласился Казак.

Сам сжимал ее так, что колечки от кулоне колье врезались в его грудину в расстегнутом вороте рубашке. А по хр**у. В кайф ее держать просто так близко! Теплом наслаждаться.

Минуты две простояли, просто обнимаясь. И тут что-то в Тане изменилось. Какое-то напряжение появилось уже в ее развороте плеч. Пальцы, которыми она ему затылок гладила, сжались.

— Тань? — протянул Виталя, попытавшись заглянуть жене в глаза, опасаясь того, что и на нее памятью накатило. — Что такое?

Таня моргнула и спрятала взгляд. Голову немного отвернуть попыталась. Только кто ж ей даст?

— Тань? — снова спросил Виталий, но уже совсем другим тоном.

— Нормально все, правда, — так и не глядя на него.

Ага, он типа вчера родился и верит каждому слову.

— А если честно? — перехватил пальцами ее подбородок, заставил посмотреть ему в глаза.

А у нее взгляд грустный такой, что капец просто. У Витали за глоткой что-то сдавило, прострелило. Словно в горло кол вогнали. Наверное, сам в лице изменился.

— Таня, что?

— Да ничего, Виталь, — ага, и так горько вздохнула, что ему прямо полегчало. — Просто… — Таня, наконец, сама на него глянула. Как-то неуверенно и виновато даже. — Я не завидую, не думай…

Блин, ему и в голову такое не приходило.

— Танечка! — еще крепче обхватил ее, пряча голову жены у себя на плече. — Ну ты выдумаешь, тоже!

— Виталь, а если… — невнятно пробормотала она ему в кожу. — Если у нас не выйдет ничего? Что тогда?

Казак выдохнул. Прижался губами к ее макушке.

— А что, свет мой ясный? Ты как думаешь? Ты будешь у меня, я у тебя! Справимся со всем. Решим проблему, когда появится, Танюш. Вместе — не пропадем, это же главное. Вдвоем что-то, да придумаем.

Она так выдохнула, что он сразу понял — рыдать начала. Однако пряталась от него на его же плече. И Виталя не тянул ее голову, не заставлял на него смотреть. Только обнял сильнее, чтобы Таня чувствовала. И она его обняла.

Следующие несколько месяцев оставили очень непростой след в памяти Тани. Такие тяжелые и суматошные, такие неопределенные, когда просыпаясь, не знаешь, куда все к ночи повернет. Полные страха и нервов, волнения за любимого. И самым непростым было — не спрашивать ничего. Заставить себя довольствоваться тем, что Виталя сам рассказывал, понимая, что больше он ничего сказать не может, все равно. А ее вопросы еще и его мучают, добавляя мороки и расстройства, которых и так хватало. И в клинике сложнее стало, видимо, и у хозяев обстановка в стране в связи с напряженностью и попыткой смены власти — трудности вызывала. И никто не говорил ничего вроде бы. И в коллективе запретили обсуждать политику. А оно висело в воздухе, в напряженных и усталых взглядах читалось, в каких-то дерганых попытках спрятать телефоны, чтобы никто не заметил, как ты новостную ленту листаешь. А Таня только и могла, что телефон проверять, ожидая любое сообщение от мужа. Сложно очень. Нигде легче не становилось. Виталий только на ночь домой и приезжал, помогая Диме, да и то, часто за полночь возвращался. Набрасывались лихорадочно друг на друга, будто боясь чего-то не успеть, упустить. Или просто лежали, крепко обнявшись, когда и говорить ни о чем нельзя, и молчать невыносимо. Потому что она за него боится до дрожи в руках, до подавленной истерики, когда и оперировать иногда уже не в состоянии, и он ее ничем успокоить не может, нечего пообещать, сам не знает, куда вывернет.

И на здоровье ее это сказывалось. Снова хуже с анализами стало. И Таня нервничала еще больше, виня и коря себя за то, что никак успокоиться не может. И что, возможно, лишила их с Виталием единственного шанса иметь ребенка из-за собственной невнимательности и неумением контролировать эмоции. Не признавалась в этом мужу, расстраиваясь еще больше, но он словно чувствовал и на подкорке ее мысли считывал, убеждая и уговаривая Таню «не париться и не страдать бредом».

Она Мише звонила чаще, все время волнуясь за родных, в столице же острее это противостояние чувствовалось. Даже с мамой как-то проще говорить стало. Призналась все же отчиму, что за Казака замуж вышла. Повинилась.

— Да знаю я, дочка. Не думаешь же ты, что не присматриваю за тобой? И с ним давно потолковал, чтоб и не думал тебя обижать. У нас тоже возможностей и связей хватает где угодно, — в свою очередь признался Миша.

И Таня не рассердилась на своих мужчин, даже весело в чем-то стало, что они сговорились за ее спиной. И хорошо, что нашли общий язык. На душе легче. Матери, правда, не до конца все открыла, просто призналась, что расписалась с любимым человеком, не до пышных церемоний им оказалось, непросто все складывалось. Так удобней было. О том, кто Виталий такой и чем занимается — ни слова не сказала и Мишу попросила не открывать.

Отчим не спорил с этим решением и толькоее в ответ попросил быть осторожной, учитывая все, что происходит. Она пообещала, попросив их о том же. Не совсем понимала, чем она может на события повлиять, но и спорить же не о чем. Да и Виталя просил ее о том же постоянно.

Муж, вообще, кажется, с удовольствием запер бы ее дома. Почему-то Витале казалось, что именно сидение дома спасет ее от волнений и переживаний.

— Да я с ума сойду тут, Виталь! — пыталась втолковать ему Таня. — Так хоть немного отвлекаюсь, пока работаю.

— Дима отправил Лизу в безопасное место, — огорошил ее Виталий в ответ. Сумрачно глянул исподлобья, вертя при этом сигарету пальцах. — Может, и тебе стоит…

— Я не уеду от тебя, Виталь, — севшим голосом прохрипела Таня.

Ей по-настоящему страшно стало в этот момент. За него, за них.

— Не прогоняй, не отправляй, пожалуйста, — вцепилась в его руку своими дрожащими пальцами. — Ты же знаешь, как нас обоих ломает, как плохо… Лиза — ладно, она беременна, ей опасней. А мы… Я… Не могу, Виталь. Давай вместе, чтобы там ни было, пожалуйста! — голос таким ужасным стал, плаксивым и хриплым, словно она умоляла.